История инквизиции
Шрифт:
Наконец, двадцать восьмая статья предоставляла осторожности инквизиторов исследование и обсуждение всех пунктов, не предусмотренных в рассмотренных статьях.
Этот страшный свод законов был несколько раз пополняем и изменяем, даже в первые годы своего появления, но эти пополнения и поправки не изменили его общего духа и не способствовали облегчению участи жертв.
Это действительно есть хартия инквизиции; здесь она действительно предстает во всю величину, обнаруживает свои стремления, свой способ действий, свои цели и свой нравственный облик. Нам остается мало прибавить к комментариям Ллоренте, которые мы постарались воспроизвести во всей их наивности; это комментарии честного
Мы заметим только, что этот свод законов предоставляет свободному усмотрению судьи все меры снисхождения и помилования, в то же время устанавливая твердые и непреложные законы для репрессий.
В нем говорится, что судья может, если раскаяние покажется ему искренним, помиловать и заменить сожжение бессрочным заключением. Но он обязан подвергнуть обвиняемого пытке, если в наличности имеется хотя бы полудоказательство и т. п. Приговоры зависят, следовательно, исключительно от произвола инквизитора, который решается на то или иное, в зависимости от своего пристрастия, невежества, фанатизма или личной неприязни.
Обвиняемый, судившийся после тайного расследования, совершаемого обычно низшими агентами инквизиции, не знавший имени своих обвинителей, не имевший никогда перед глазами своего дела, не имевший возможности обратиться к адвокату и изложить ему свое дело, сути которого он сам не знал, подвергаемый, если нужно, двадцать раз пыткам [17] , пока страдания не вырывали у него признания, не мог избежать неумолимого приговора.
На чем были основаны эти обвинения и приговоры, от чего зависели жизнь, честь и благосостояние целых семей?
17
Доказательства этого мы увидим дальше. — Прим. автора.
От гнусных доносов, внушаемых местью, ненавистью, завистью, выгодой или страхом, от нелепого фанатизма первого встречного негодяя или ханжи; все основывалось на предположениях, сходствах, последствиях разных неправдоподобных событий и разговоров, переданных в более или менее преувеличенном, лишенном смысла и точности виде!
Поставленные в необходимость либо признать невиновность обвиняемого, либо заподозрить его в виновности, — ибо одного подозрения было достаточно, — судьи выбирали всегда последнее, и раз установив свой выбор, не нуждались больше в доказательствах.
Вот, что можно назвать режимом террора, и режим этот, под которым ни один гражданин не был уверен ни в своей жизни, ни в своем насущном хлебе, продлился в Испании до девятнадцатого века. Нужно ли удивляться, что он стоил Испании шестнадцать миллионов ее жителей?
Ребенок, убитый иудеями в ритуальных целях. Миниатюра из рукописи 15 в.
ГЛАВА VI
Учреждение новой инквизиции в Арагонском королевстве. Сопротивление испанцев. Возмущение в Сарагоссе. Убийство доминиканца Пьера Арбуэс. Причисление его к лику святых
Столь отвратительные, столь нагло жестокие законы, выполнение которых было к тому же поручено людям, думавшим угодить Богу отправлением на костер тысячи себе подобных, должны были возмутить, — даже в средние века, даже среди отупелого и деморализованного учением церкви населения, — все, что оставалось среди него прямодушного и честного.
За отсутствием совести, за отсутствием нравственности было достаточно инстинкта самосохранения, чтобы привести к отчаяннейшему сопротивлению.
Так и произошло.
Всюду в Испании население энергично запротестовало против этого нового свода законов, перешедшего границы человеческого терпения, подчинения и покорности.
Сожжение лютеран в Испании. Английская гравюра 15 в.
Они почувствовали, что от них отбирают не только их права, свободу и достоинство, но что их имущество и самая жизнь их с необыкновенной легкостью попали в руки монахов и королей.
Они уже давно пожертвовали правом свободы совести, умственной свободой, достоинством независимой мысли, — ибо узкая религия требовала от них отречения от этих прав, порабощения их свободы, потери этого достоинства, а слепая вера, унизительное подчинение, мораль, бичующая правду и здравый смысл, искажающая природу, — лишили их всякого чувства справедливости и беспощадно предали их в руки деспотизма. У них оставалась еще кровь в жилах и гроши в кармане, — стали отнимать и их: они испугались и попробовали сопротивляться. Но так как это сопротивление не было построено ни на каких возвышенных принципах, ни на какой общей идее; так как люди той эпохи, привыкшие жить в заботах и знавшие только нелепый, чисто материальный идеал, не имели никакого понятия о человеческой солидарности, никакого представления о человеческих правах, — то это разрозненное сопротивление, не объединенное в одно целое, не имеющее под собой прочного фундамента, внушенное одним лишь страхом и материальными интересами отдельных личностей, было немедленно задушено и потоплено в крови.
Действительно, испанцы вовсе не боролись против самых принципов инквизиции: они были католиками и признавали главенство церкви, равно как и ее обязанность преследовать еретиков. Они хотели только добиться смягчения некоторых слишком строгих статей закона, благодаря которым им грозили самые свирепые кары.
При таких условиях никакое возмущение не может быть удачным.
Для того чтобы победить инквизицию, надо было противопоставлять ей иного рода принципы.
Иначе право оставалось на ее стороне, ибо она основывалась на логике и истинах католицизма.
Верующие должны в этой жизни идти на все, чтобы заслужить блаженство на том свете, и когда дело идет о правосудии Бога — представленного в лице церкви — то можно только безропотно склонить голову.
В конце концов важно ли, что несколько невинных было принесено в жертву?
Бог сумеет разобраться в этом! Самое важное было не упустить виновного. Невинно страдая за веру, отдавая свою кровь инквизиторам, свое имущество — королю, — представителю священного принципа власти, — люди обеспечивали себе вечное блаженство.
Борясь против инквизиции и короля, боролись против помазанников божьих, против исполнителей его всемогущей воли и уж одним этим переставали быть правоверными и теряли всякую надежду на спасение.
По какому праву, впрочем, верующие осмеливались находить дурными и ошибочными законы, санкционированные непогрешимым папой, изданные королем, выполняемые лицами, избранными папой и королем?
В конце концов, те испанцы, которые возмущались, сами приводили себе эти доводы, и их смущенная вера отнимала всякую силу у их вооруженной руки.