История инквизиции

Арну Артюр

Приведем еще одну подробность.

Действие происходит в Гранаде в то время как неприятельские армии занимаются истреблением друг друга в горных ущельях.

Вдруг, в середине ночи, со сторожевой башни Альгамбры раздается набат, призывающий жителей к оружию. В одну минуту все на ногах и ищут неприятеля, но неприятель, если и есть где-нибудь, то только в тюрьме. Алькад, командующий войсками в городе, дает сигнал к резне своим солдатам и испанским преступникам сидящим в тюрьме, специально им вооруженным. Мавры были безоружны, не мало среди них

было инвалидов и стариков, но отчаяние придавало силы даже самым слабым. Они баррикадируются в своей тюрьме и оказывают осаждающим отчаянное сопротивление: скамьи, кружки, даже камни, вырванные из стены окровавленными руками, все идет в дело защиты; эта неравная борьба продолжалась не менее семи часов, и в конце концов все арестованные погибли, дорого продав свою жизнь.

Двое из них только были пощажены, это были отец и брат Абен Хумейа, главари восстания, которые должны были служить заложниками. По рассказам Мармоля, последние оставшиеся в живых мавры, отчаявшись в спасении, соорудили костер из обломков мебели, зажгли его и бросились в пламя, решившись лучше сгореть, чем сдаться испанцам.

Мы нарочно остановились на этой страшной сцене, потому что она лучше всяких описаний сражений показывает дух ненависти, возбуждавший испанцев против этого гонимого народа. Сама Спарта никогда не обращалась со своими илотами с такою холодною жестокостью.

ГЛАВА XI

Инквизиция и протестантство

I

Протестантизм появился впервые в Испании в 1550 г.

В 1570 году от него там не осталось и следа.

Инквизиция вмешалась в это дело около 1560 года, и десяти лет ей было достаточно, чтобы вырвать с корнем из почвы Пиренейского полуострова ересь, похитившую вслед за тем из лона римской церкви более половины Европы.

Поэтому, с чисто католической точки зрения, нельзя отрицать действительность и силу святейшей инквизиции.

И в самом деле, она спасла единство веры и чистоту католической религии везде, где ей удалось распространить свою власть и где ей возможно было действовать с полною свободою, беспрепятственно применяя свои средства — меч и огонь.

Южные народы по существу вовсе не были враждебны реформации. Если одним народам севера удалось освободиться из-под гнета папской власти, то это не столько зависит от иного характера нравов и направления ума этих народов, сколько от того обстоятельства, что они удалены от центра правоверного католицизма.

Италия во второй половине шестнадцатого столетия, подобно Испании, проявила склонность принять протестантство и последовать голосу новых евангелистов.

И если движение это остановилось в Италии точно также, как в Испании, то только потому, что в обеих этих странах церковь была вооружена всею полнотою власти и, хорошо оценивая опасность быстрого развития реформации, происходившего по ту сторону Альп и Пиреней, могла беспрепятственно проливать кровь реформаторов и душить новые идеи под горами трупов.

Сколько бы ни говорили, что идею убить нельзя, — все-таки не подлежит сомнению, что если уничтожить в данный момент всех представителей известной идеи, она заглохнет, и проникновение ее в толщу человечества задержится на многие века.

Идея как будто перестанет существовать.

Она имеет еще значение, как эволюция ума в глазах философской науки, но для истории ее значение утрачивается.

Такова была судьба протестантства в Италии и в Испании.

Протестантство восстало против инквизиции, а последняя по своей системе отправила на костер всех протестантов; поэтому, в один прекрасный день, ни в Италии, ни в Испании не оказалось более ни одного протестанта.

Первые зачатки протестантизма были занесены в Испанию Карлом V.

Армии Карла V были полны лютеран, а последние неминуемо пришли в соприкосновение с испанскими солдатами.

Много дворян последовало за императором из Испании в Германию; там они услышали проповеди протестантских пасторов и присутствовали, так сказать, при зарождении самого учения.

Помимо их желания, кое-что из новых идей осталось у них в душе, и они, не отдавая себе в этом отчета, занесли эти зачатки в Испанию.

Некий Родриго де Валер из Лебриха близ Севильи начал однажды проповедовать евангелие на улицах Севильи, с яростью нападая на власть папы и на культ богородицы и святых.

Ему удалось собрать немало приверженцев, среди которых оказались даже священники; но в дело вмешалась инквизиция, и на этот раз, по какой-то совершенно необъяснимой снисходительности, ограничилась конфискацией его имущества и заточением его в монастырь, где он и умер.

Он оставил после себя учеников, среди коих самым известным был Хуан Жиль, известный больше под именем доктора Егидия.

К нему присоединился Константин Понс, бывший весьма талантливым проповедником. Вскоре вокруг них стала собираться восторженная толпа.

Оба они проявили большую осторожность в изложении своего учения и отнюдь не порывали открыто с католицизмом, так что даже сам Карл V продолжал относиться к ним крайне милостиво.

Инквизиция была более прозорлива и заключила Егидия в тюрьму, где он просидел три года и был выпущен, в виду согласия публично отречься от своего учения.

В другом конце страны три молодых испанца, студенты лувенского университета, братья Энзинас, перешли в лютеранство.

Младший из них опубликовал перевод на испанский язык нового завета и поднес его императору, который передал этот труд на рассмотрение своему духовнику.

Франциско Энзинас был арестован, но бежал и скрылся в Германии.

Тем не менее его перевод проник в Испанию.

Константин Понс, в свою очередь, возобновил в 1555 г. в Севилье деятельность Егидия, прерванною его смертью.

Мало-помалу, в большой тайне, в этом городе образовалась настоящая протестантская церковь.

Во главе ее стоял врач, по имени Лозада.