История Кометы. Как собака спасла мне жизнь
Шрифт:
Меня усадили в кресло с высокой спинкой. Поскольку мне было запрещено накануне операции после полуночи есть и пить, лучше было не приближаться к столику с теплыми пончиками и только что сваренным кофе. Но я, как все последние пять лет, находился не один. У моих ног спокойно сидела Комета. Как всегда, я залюбовался ее телом, мягкой, как у кролика, шерстью. Она закрыла глаза, но насторожила уши. А я подумал, что никогда бы не оказался в этой больнице, если бы не она и не моя жена. Я вытер глаза и почесал борзую за ушами.
«Довольно перемывать одно и то же. Для этого хватит времени,
– О чем задумалась? Когда представление закончится, мысли – это все, что мне останется.
Фредди пропустила шутку мимо ушей.
– Скоро за тобой придет сестра. Я внесла телефон Линдси в список быстрого набора, чтобы ты мог ей позвонить, перед тем как уйдешь. Сегодня ее день рождения, и ты говорил, что хочешь услышать ее голос. Кили тоже дала номер своего телефона. И Джеки. Твоя мама выглядит очень усталой…
Я обнял Фредди, и у нее из глаз хлынули слезы. Я плакал вместе с ней. Несколько минут мы стояли, прижавшись друг к другу. Затем жена тяжело вздохнула.
– Такое настроение нисколько не помогает волшебному состоянию духа, Вулфи. – Она попыталась улыбнуться, но уголки губ никак не поднимались вверх.
В половине седьмого открылась дверь из хирургического отделения в приемный покой. Фредди обняла меня еще раз и всхлипнула:
– Je t’aime [9] .
И я снова почувствовал себя парнем с фермы, который очень хотел, чтобы ему нашептывали ласковые слова по-французски.
9
Я тебя люблю (фр.).
– Я тоже.
Помахав рукой, я ушел. Но зачем-то задержался и приоткрыл дверь – знал, что Комета осталась по другую сторону.
– Береги женщин, пока меня не будет, – велел я собаке.
Потом Фредди сказала мне, что слышала, как я рассмеялся за дверью.
Я оставил борзую стеречь родных, но у Кометы на сей счет были другие мысли. Она улеглась на пол напротив двойных дверей, за которыми я исчез, закрыла глаза и застыла. Как только я ушел, Фредди достала из сумки собачий поводок. Ей очень хотелось поскорее уйти из больницы, сбросить напряжение и собраться, чтобы пережить предстоящий долгий день.
– Пошли, Комета. Пойдем прогуляемся.
Обычно слово «гулять» служило детонатором, за которым следовал сверхзвуковой прыжок к поводку, но на этот раз борзая даже не открыла глаз. Пришлось уступить Фредди. Идущим в хирургическое отделение врачам и медсестрам приходилось обходить распростертую на полу светло-коричневую полосатую собаку. Моя жена постоянно извинялась перед удивленными медиками, а те неизменно говорили:
– Все в порядке. Никаких проблем. – И спрашивали: – Что это за порода? – А потом добавляли: – Какая красивая!
Комета не двигалась с места. В тот день лесть для нее ничего не значила. Она даже не поднимала головы.
После очередного обмена репликами с врачами Фредди
– Ну пойдем же, девочка. Прогуляемся, проверим, не повыскакивали ли там кролики. – Никакой реакции. – Комета, тебе же нужно пи-пи. – Собака делала вид, будто вообще не в курсе, что рядом с ней находится хозяйка. – Купим тебе чего-нибудь поесть. Комета, у меня нет на это времени.
Борзая вскинула голову и пронзила Фредди взглядом, который ясно говорил: «Отвали!» «Она меня напугала», – позже призналась мне жена. И Фредди решила на некоторое время оставить борзую в покое.
Несмотря на надоедливые хождения – в приемном покое ждали не только мои родственники, но и другие люди и через дверь постоянно проходили медики, – Комета не покидала свой пост. Она наверняка проголодалась, но отказывалась от еды и угощений, которые ей предлагала Фредди. Справила нужду лишь во время короткой прогулки в пять часов утра и, испытывая неудобство, ни разу не заскулила и не попросилась на улицу. Ей мешали проходившие мимо люди, вынужденные перешагивать через нее, но собака не двигалась с места.
Каждый час появлялся один из членов хирургической бригады и сообщал родственникам больного, как проходит операция. Со временем они перестали замечать Комету и шагали через нее, словно через знакомый уличный бордюрный камень. Иногда новости были чисто профессионального характера, но обычно родственникам больного сообщали, что операция успешно продолжается и пациент дышит. За полчаса до полудня мимо Кометы прошла медицинская сестра и обрадовала Фредди, сообщив, что доктор Фрей закончил работу спереди. Как только наложат швы, он сделает разрез со спины и начнет монтировать стержни опоры. Мистер Вулф очень хорошо переносит операцию, и все его жизненные показатели в норме. К этому времени я лежал на операционном столе уже шесть часов.
– Сколько это еще продлится? – спросила моя мать.
– Мы не знаем, – ответила медсестра. – Будем держать вас в курсе. – Она уже собиралась уйти, но остановилась перед Кометой. – Эта собака вообще когда-нибудь двигается?
День продолжался, медики информировали моих родных. Между Фредди и Кометой возникали короткие стычки, но сколько бы жена ни раздражалась на собаку, та никак не реагировала.
– Комета, прекрати! Вставай! Ты же не можешь вообще не выходить на прогулку.
Борзая неподвижно лежала и, закрыв глаза, давала понять, что все попытки сдвинуть ее с места ни к чему не приведут. Когда Фредди попыталась надеть ей через голову ошейник, она стряхнула его и опять обожгла хозяйку взглядом: «Отстань!»
– Ладно! Тогда лежи и страдай!
Комета нарочито медленно отвернулась и положила голову на пол. Какое бы напряжение ни испытывала в тот момент Фредди, она невольно рассмеялась.
Около семи часов вечера, спустя двенадцать часов после того, как я вошел в операционную, через Комету переступил доктор Фрей. Фредди поспешила ему навстречу. Лицо хирурга расплылось в широкой улыбке. Никто не успел сказать ни слова, как Комета вскочила с пола и, встав между моей женой и врачом, уставилась на хирурга. Доктор Фрей усмехнулся и повернулся к Фредди.