История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том I

Тьер Луи-Адольф

Наполеон и папа расстались не настолько не довольные друг другом, как можно было опасаться вследствие заявленных и получивших отказ просьб. Вместо западни, которую пророчили ему безумцы, когда он покидал Рим, папа нашел в Париже великолепный прием, усилил своим присутствием религиозные устремления общества, наконец, занял во Франции место, достойное величайших эпох Церкви. В любом случае он уезжал удовлетворенным, даже если его корыстные советники и остались недовольны. Он самым теплым образом попрощался с императором и императрицей и отбыл из Парижа 4 апреля 1805 года, осыпанный богатыми подарками и при стечении народа, еще более значительном, чем при его прибытии. Теперь ему предстояла остановка на несколько дней в Лионе, где он собирался отпраздновать Пасху.

Наполеон принял необходимые меры, чтобы отправиться в поездку в то же время. Отдав последние приказы армии и флоту, повторив просьбы к испанскому двору о приготовлениях в

Ферроле и Кадисе и оставив на Камбасереса не показное, а настоящее управление империей, он отправился 1 апреля в Фонтенбло, где собирался остановиться на два-три дня. Он был воодушевлен своими планами и полон веры в их успешное осуществление. Первый верный залог такового он видел в благополучном отплытии адмирала Вильнева. Тридцатого марта последний наконец снялся с якоря при благоприятном ветре, и его потеряли из виду с высот Тулона, убедившись, что он избежал встречи с англичанами. Одно досадное обстоятельство мешало полному удовлетворению. До 1 апреля ветра равноденствия еще не давали себя знать в Бресте, а тихая ясная погода, не способная отогнать англичан от побережья или скрыть от них выход в море эскадры, делала невозможным отплытие Гантома. Итак, 3 апреля Наполеон покинул Фонтенбло, направляясь через Труа, Шалон и Лион и опережая папу быстротой езды, дабы два кортежа не помешали друг другу.

Пока император двигался в сторону Италии, предаваясь великим мыслям и позволяя себе время от времени отвлекаться на приветствия населения, взволнованная по разным причинам Европа трудилась над созданием третьей коалиции. Беспокоящаяся за свою безопасность Англия; оскорбленная в своей гордыне Россия; весьма раздраженная тем, что готовилось в Италии, Австрия; в без конца раздираемой противоположными страхами Пруссии терпели завязывание новой европейской лиги, которая, став не более счастливой, чем предыдущие, доставит Наполеону колоссальное величие, слишком непомерное, чтобы быть продолжительным.

Русский кабинет, сожалея об ошибках, допущенных из-за горячности молодого государя, желал найти в ответах Франции какой-нибудь предлог, чтобы исправить свои необдуманные демарши. Но гордость Наполеона, не пожелавшего дать хотя бы благовидного объяснения по поводу оккупации Неаполя, отказа возместить ущерб Савойскому дому и вторжения в Ганновер, вынудила российского императора отозвать Убри из Парижа. Император Александр, не обладавший достаточной твердостью характера, чтобы выдержать последствия первого движения, чувствовал растерянность и почти испуг. Окружавшие его Строганов, Новосильцев и Чарторижский, более твердые, но, возможно, менее проницательные, заставляли его чувствовать необходимость защитить в глазах Европы достоинство его короны. Они вернулись к неосуществимым, но соблазнительным идеям высшего арбитража в Европе во имя справедливости и правого дела. Две державы, Франция и Англия, нарушали покой в Европе и угнетали ее в интересах своего соперничества. Следовало встать во главе обиженных народов и предложить им совместный план мирного урегулирования, в котором их права будут гарантированы, а спорные пункты между Францией и Англией разрешены. Следовало заставить Европу присоединиться к плану, предложить его от ее имени Англии и Франции и встать на сторону той из держав, которая с ним согласится, против той, которая его отвергнет, чтобы одолеть ее силой и неопровержимым правом всего мира. Люди не такие молодые и не столь увлеченные теориями понимали, что это просто-напросто план коалиции с Англией и частью Европы против Франции. В самом деле, план задумывался как полностью благоприятный для Англии и неблагоприятный для Франции, он должен был оказаться почти приемлемым для Питта и совсем не приемлемым для Наполеона и мог более или менее скоро привести к войне против последнего. Он прямо вел к третьей коалиции. В предложениях, представленных императору Александру, смешалось столько благовидных и блестящих идей, в том числе весьма благородных и правильных, что живое воображение молодого царя, поначалу испуганное предложениями, наконец воспламенилось и соблазнилось настолько, что он без промедления приступил к их осуществлению.

Прежде рассказа о последовавших за сим переговорах, надобно изложить сам план европейского арбитража и указать его автора. Значительность последствий вынуждает считать, что они заслуживают известности.

Один из тех авантюристов, что одарены порой выдающимися способностями и умеют принести на Север дух и знание Юга, обрел применение своим талантам в Польше. Он был аббатом, прозывался Пиатоли и состоял поначалу секретарем последнего короля Польши. Превратности судьбы заставили его перебраться в Курляндию, а из Курляндии в Россию. То был один из деятельных умов, которые, не имея возможности возвыситься до управления государством, для них недосягаемого, задумывают планы, обыкновенно химерические, но не всегда достойные презрения. Тот, о ком идет речь, много размышлял о судьбах Европы и, благодаря случаю, сведшему

его с молодыми друзьями Александра, имел возможность осуществлять скрытое влияние, довольно значительное, и отстаивать в решениях держав часть своих воззрений. Подначальным мыслителям редко выпадает такая честь. Таким образом аббат Пиатоли получил печальное преимущество представить в 1805 году несколько основных идей, которые в конечном счете оказались приняты в договорах 1815 года. Сей иностранец, найдя в князе Чарторижском более созерцательный и серьезный ум, нежели у других молодых людей, правивших тогда Россией, сошелся с ним ближе, и их взгляды стали общими, так что предложенный императору план принадлежал почти настолько одному, насколько и другому. Вот каков был план.

Притязания северных держав и победы Французской революции почти тридцать лет кряду потрясали Европу и угнетали второстепенные народы. Следовало позаботиться о них путем учреждения нового международного права, взятого под защиту великой европейской конфедерацией. Для выполнения предложенной задачи требовалась совершенно бескорыстная держава, которая вынудит всех других разделить это бескорыстие.

Единственная держава имела все признаки для этой благородной миссии, и такой державой была Россия. Ее подлинные притязания должны были состоять, если она возьмется за эту роль, не в приобретении территорий, к чему стремились Англия, Пруссия или Австрия, но в моральном влиянии. Для большого государства влияние значит всё. После длительно осуществляемого влияния появляются и территории. Под видом защиты крупных и мелких государей Европы, напуганных тем, что называется Революцией, Россия приобрела Польшу, и не так уж невозможно было теперь приобретение и Константинополя. Сначала оказывают влияние, затем приобретают.

Итак, Россия предложит всем дворам не войну против Франции, что было бы несправедливо и недипломатично, а посреднический союз для мирного урегулирования в Европе. Без сомнения, не составит труда заставить Австрию и Англию примкнуть к нему; но опасно было бы не заручиться содействием Пруссии. Следовало пресечь корыстные колебания коварного двора или попрать его ногами европейских армий.

Все европейские государства, объединившись против Франции, сформируют три крупные силы: одну на юге, из русских и англичан, прибывших в Италию морским путем и имеющих целью восхождение, совместно с неаполитанцами, по Апеннинскому полуострову на соединение со стотысячной колонной австрийцев, действующей в Ломбардии; другую на востоке, из великих австрийской и русской армий, направляющихся через долину Дуная к Швабу и Швейцарии; и, наконец, третью на севере, из русских, пруссаков, шведов, датчан, движущуюся с севера на юг к Рейну. Все три силы будут действовать независимо друг от друга.

Когда они сформируются, можно будет говорить от имени конгресса, представляющего посреднический союз. Франции предложат условия, совместимые с ее нынешним величием, о которых будет предварительно договорено с Англией, и только в случае отказа Франции принять их объявят ей войну. Условия состояли в возврате к статьям Люневильского и Амьенского договоров, но, разумеется, в истолковании Европы.

Франция сохранит Альпы и Рейн, то есть Савойю, Женеву, рейнские провинции, Майнц, Кельн, Люксембург и Бельгию. Пьемонт будет возвращен. Новое государство, созданное в Ломбардии, будет не разрушено ради возвращения его лоскутов Австрии, но использовано для учреждения независимой Италии. С этой целью от Австрии даже потребуют оставить Венецию. Швейцария, сохранив организацию, которую дал ей Наполеон, будет закрыта для французских войск и провозглашена навеки нейтральной. Так же поступят и с Голландией. Словом, Франция, удержав обширные пределы от Альп до Рейна, будет вынуждена полностью оставить Италию, Швейцарию и Голландию, не считая Ганновера.

В ответ на уступки Англии придется оставить Мальту и возвратить колонии, которыми она завладела. Наконец, она будет обязана договориться со всеми народами о справедливом кодексе морского права. После соблюдения последнего условия все дворы признают Наполеона Императором Французов.

План, задумывавшийся поначалу искренне и с благородными намерениями, был бы во всех отношениях справедлив, если бы его приняли во всей целостности. Но лицемерная коалиция искала предлог, который привел бы Францию к отказу. Последующие события это докажут.

Если Франция откажется, что было вероятно, ей объявят войну. В последнем случае надлежало скорее скрывать, нежели выказывать намерение переменить ее правительство, щадить ее гордость, успокаивать приобретателей национального имущества, обещать армии сохранение званий (что и было сделано в 1814 году) и, если усталость от воинственного и беспокойного правительства приведет умы Франции к желанию вернуть старую династию, только тогда думать о ее восстановлении, потому что Бурбоны, получив трон из рук Европы, удовольствуются урезанным государством, которое им вручат, гораздо с большей легкостью, чем семья Бонапарт.