История крестовых походов в документах и материалах

Заборов Михаил Абрамович

Между тем, войско императора, расположившееся на берегу против нас, готово было воспрепятствовать нашей переправе и показывало нам нарочитое воодушевление, [будто намеревается] сразиться с нами; видя это, мы исповедались в своих грехах и возложили надежду на одно только могущество милосердного господа. Затем мы [сами] изготовились к бою, все в полном вооружении, а потом установили свои корабли. Когда же, ведомые богом, мы двинулись вперед, все греки сошлись, чтобы помешать нашей переправе. Однако милостью божьей [они] удалились от нас настолько, что наши стрелы не могли долетать ни до кого из них. Потом мы добрались до некоей крепчайшей башни, называемой Галатой, у которой укреплена преогромная железная цепь. Уложенная на деревянные сваи, она пересекала море, достигая на суше городской стены. Цепь эта запирала вход в ту гавань, и за ней стояли городские корабли, галеры и барки, скрепленные бортами и препятствовавшие нашему проникновению [в гавань]. А на упомянутой суше находились стражами пизанцы, генуэзцы, дакийцы и другие, приставленные для ее [башни] охраны и защиты. Они свободно, по своему желанию, выходили из башни и входили в нее, чтобы пускать в нас стрелы. Насчет этой башни мы говорили с дожем венецианским, мудрейшим мужем; мы сказали ему, что башню никоим образом не удастся взять иначе, как посредством [применения] подкопа, камнеметательных орудий и всяких других [имевшихся] на кораблях военных приспособлений. Мы тоже прилагали много ухищрений, чтобы с помощью божьей и собственною взять таким образом осажденную отовсюду башню. Пока все это намечалось, защитники упомянутой башни своими частыми стрелами причиняли нам чувствительный урон. Однако и [греки], в свою очередь, несли потери, были отбрасываемы назад и не могли нас потеснить. На третий

день после того, как здесь были раскинуты наши палатки, [греки], выйдя [из башни], совершили нападение на наших рыцарей и пехотинцев. Однако Петр Браникол [595] , ринувшись на них с несколькими рыцарями и оруженосцами, так сильно потеснил их, что они не могли ни сопротивляться, ни отступить к башне в поисках убежища: напротив, при наступлении наших иные из них предпочитали броситься в море, и они тонули, частью раненные, частью обессиленные. Тотчас чудесной помощью божьей башня была взята без осадных приспособлений, и цепь — разорвана. Вскоре, едва только городские корабли отошли, наши суда получили свободный проход в гавань и захватили кое-какие из их судов — и галеры, и малые суденышки, и барки.

595

Петр Браникол — рыцарь Пьер де Бресей (Брасье), один из вассалов графа Луи Блуасского, упоминаемый также в записках Виллардуэна и Робера де Клари.

Тогда, приведя в боевой порядок и корабли, и самих себя, мы двинулись вперед к некоему каменному мосту, отстоящему от упомянутого ранее места на одну с лишком лигу. Мост же этот был крепче Малого моста Парижского и до того был узок, что три всадника [по нему] едва могли пройти бок о бок, а подходящего брода мы не могли найти иначе, как на расстоянии трех лиг. Впрочем, если бы мы так далеко отошли от своего флота, то могли бы подвергнуться большой опасности и понести урон. Когда мы достигли самого моста, то долготерпением божьим, без всякого противодействия перешли по нему и, идя вперед, раскинули наши палатки между дворцом императора, который называется Влахернским, и дворцом Боэмунда, и настолько приблизились к Влахернскому [дворцу], что стрелы наши падали на дворец императора и чрез окна [попадали] внутрь него, а греческие стрелы летели над нашими палатками. Содеяв это, мы огородили наше войско большими кольями. Потом мы пододвинули и поставили у стен камнеметательные орудия. Дож же венецианский соорудил на [каждом из] всех кораблей высочайший помост из рей, вышиною в сто шагов, и по каждому помосту могли спускаться четыре вооруженных рыцаря. Сверх того, на одном уссарии [596] действовал также свой магнеллум.

596

Уссарий — то же, что «юисье». См. стр. 158, прим. 2.

Пока происходило все это, греки пешие и конные, совершали вылазки против нас. Однако они всегда терпели больший урон, чем мы. Однажды множество их воинов, выйдя толпою из неких ворот, которые расположены были с правой стороны, выступили вперед и стали вызывать нас к сражению. Однако наши напали на них с такой силой и отвагой, храбро отогнав их назад, что многие из них, толкая друг друга, валились в ров; среди некоторых иных оказался убитым сын герцога Диррахия, который слыл у константинопольцев благороднейшим и прекраснейшим. На следующий день из Влахернских ворот выступила когорта воинов города, — в той стороне, которая была лучше всего укреплена нашими воинскими орудиями. Однако могучим ударом они были божьей подмогой с позором отброшены назад [в город]. Тогда же был захвачен некий сильный муж [597] , наиболее опытный из всех горожан в военном деле и советник императора. По прошествии Меркуриева дня отдано было распоряжение, чтобы на завтра [598] произвести приступ города; дожу венецианскому — напасть с моря, а маркизу [599] и графу Фландрскому — с суши. Я же и Матье Монморанси с маршалом Шампани, а также А. де С. Суроне [600] , пока будет производиться приступ, должны будем охранять войско снаружи от укреплений и близ лагеря. Так мы и сделали.

597

Виллардуэн упоминает о взятии в плен Константина Ласкаря, «лучшего из греков в городе» (гл. 165).

598

17 июля 1203 г.

599

Имеется в виду Бонифаций Монферратский.

600

Вероятно, Ожье де Сен-Шерон, рыцарь из Шампани, упоминаемый и в записках Виллардуэна.

Когда все было приготовлено, в установленное время дож и венецианцы с некоторыми из наших, кто особенно настаивал на атаке с моря, придвинули корабли близко к стенам, приставили к ним лестницы и, двинувшись на приступ с великими искусством, ворвались в город; 25 триб ратников захватили [в городе] немало сверх всякой меры и пожгли [там]. Наши также, произведя приступ с суши и приставив подобным же образом лестницы к стенам, водрузили на стенах свои стяги и знамена. Миниторы же, сделав подкоп стены снизу, разрушили одну башню. Тогда император, стесненный пожаром города и нашими хитростями, неожиданными и [наносимыми] отовсюду ударами, собрал немалые турмы [601] воинов к единственным воротам, которые давали выход в поле, чтобы окружить наших и разбить их. Мы также изготовились к бою; граф Фландрский — со своими, и я тоже — со своими, каждый, конечно, находясь на своем месте начеку; в боевом порядке подвигаясь вперед на конях, мы, будучи вовлечены в бой, нам противный, приблизились к неприятелю настолько, что их лучники и арбалетчики могли попадать в наших, а наши в их [воинов]. Когда они увидели нас воодушевленными и неуклонно выступающими вперед в боевом строю и [когда] убедились, что не могут легко одолеть нас в сражении, то, сильно устрашенные и растерянные, отступили, не осмелившись вступить с нами в битву. И знайте, что нас в войске было не больше двухсот рыцарей и столько же прочих конных воинов, а пехотинцев у нас было не более двух тысяч; ибо большая часть оставалась на месте для охраны орудий. Мы же, видя, как они бегут, не хотели их преследовать, дабы их хитростями не был причинен урон нашему войску, и военным машинам, и башням, которые захватили венецианцы. Возвратившись в свой дворец, император заявил, что даст нам бой завтра, но среди ночи тайно бежал. Однако в день Юпитера, как он и обещал, мы принуждены были сражаться. А назавтра с помощью божьей город был нам сдан, и таким образом истекли полных 8 дней с начала осады города. Тогда же император Корисак [602] и императрица, его супруга, сестра короля Венгрии, которые долго находились в страхе и держались в заточении, изъявляя нам всячески свое благоволение, сообщили, что божьей милостью и с нашей помощью они освобождены из заключения и что им возвращены знаки императорского достоинства и что они просят нас завтра пожаловать во дворец вместе с их давно ожидаемым сыном. И мы так и сделали и откушали во дворце с великим ликованием и необыкновенными почестями.

601

Турма — подразделение в римской коннице, насчитывавшее 30—32 всадника.

602

Исаак II.

Особенно я хочу, чтобы вы знали, что Р. де Парке [603] и Р. де Монмирайль [604] , и А. де Бов [605] , стремившиеся идти к Иерусалиму, Ю. де Бов [606] , и Симон де Монфор, и Р. Недобрый Сосед [607] , и аббат де Во [608] , учинившие большое несогласие

в войске участников похода, устремились к королю венгерскому; они оставили наше войско и покинули нас при смертельно тяжких обстоятельствах. Зато всячески восхвалим венецианского дожа, мужа благоразумнейшего и умудренного в трудных советах. Было содеяно, конечно, и многое иное, лучшее и славнейшее сказанного. Но я постараюсь только удовлетворить вас объяснением того, почему главным образом мы стремились прибыть к царственному городу: разумеется, потому, что выполняли дело Спасителя, [такое], чтобы восточная церковь, столицей коей был Константинополь, с императором и всею своею империею признала бы себя дочерью своего главы — римского первосвященника и преданно повиновалась бы ему во всем с надлежащим смирением. Даже сам ее патриарх [609] одобрял это дело; он согласился принять паллиум — знак своего достоинства — от верховного первосвященника, имея в виду добиваться затем Римского престола, в чем сам, вместе с императором, принес клятвенное заверение. К этому наш император клятвою обязался нам честно и сполна выполнить все, что было обещано: переправиться вместе с нашими к середине текущего марта, имея с собою 10 000 ратников, доставлять в течение года продовольствие всему воинству господнему и продлить на год наш договор с венецианцами. Послав также со своей и с нашей стороны послов к вавилонскому султану [610] — обладателю Святой земли, он потребовал, чтобы тот, выказывая уважение к народу христианскому пред лицом своего неверного народа, ожидал бы благодати и милосердия божия к истреблению неверия.

603

Вероятно, Роже де Монмирайль — рыцарь из Фландрии, имя которого встречается и у Виллардуэна.

604

Рене де Монмирайль — один из видных французских баронов.

605

По-видимому, Ангерран де Бов — рыцарь из Иль де Франс.

606

Юг де Бов, упоминаемый Виллардуэном.

607

Робер Мовуазен — рыцарь из Иль де Франс: буквальный смысл его прозвища, ставшего фамильным обозначением, — «Недобрый Сосед». Это имя также встречается в перечне рыцарей-крестоносцев, приводимом у Виллардуэна.

608

Аббат обители де Во — цистерцианский аббат, возглавлявший ту часть рыцарства, которая была настроена против поворота крестоносной рати в сторону Константинополя.

609

Греческий патриарх.

610

То есть к египетскому султану.

Итак, мы, соблазненные такими выгодами и задержанные священною надеждою будущих благ, решили зазимовать у вышеописанного города, и об этом мы хотим уведомить наших братьев, которые ожидают в заморских странах нашего прибытия, чтобы они, услышавши радостную молву о наших удачах, участниками каковых мы и их считаем, чтобы они, подкрепленные святой надеждой, ожидали бы будущего с большей твердостью.

Patrologiae cursus completus accurante J.-P. Migne, t. 213, Paris, 1855, col. 1041—1044.

VIII. Крестоносцы в Константинополе (1203)

Из «Истории» Никиты Хониата

...Благодаря необычайно счастливому плаванию (потому что на всем пути в море дули тихие и самые благоприятные для их кораблей ветры) латиняне появились у Константинополя [611] , прежде чем в городе узнали об их приближении. Они подошли к Халкедону, а вскоре затем подступили к Перее [612] , лежащей на противоположном, восточном, берегу залива чуть ниже Диплокиона [613] (военные корабли — на веслах, грузовые — на парусах) и встали там на якорь на таком расстоянии от суши, чтобы быть вне пределов досягаемости стрел. Дромоны [614] же причалили к Скутари... [615] .

611

24 июня 1203 г.

612

Район на противоположном Константинополю берегу Золотого Рога. Место переправы.

613

Район Константинополя (совр. Бешикташ) на европейском берегу Босфора, получивший название от двойной колонны, расположенной там.

614

Тип военного корабля.

615

Пригород Константинополя на азиатском берегу Босфора.

...Спустя несколько дней [616] прибыли во дворец военачальники латиняне, и не только они, но и знатные родом среди них. Принесли лавки, и все латиняне сели подле императоров, слушая, как их называют благодетелями и спасителями, охотно принимая и любое другое приятное обращение, так как они [617] наказали властолюбивого Алексея III за его ребячество и помогли бедствующим императорам. Но не только это: они пользовались всяческим расположением, им были выказаны обходительность, забота и ласка; а Исаак, если что и утаилось в императорской сокровищнице и что сам он приобрел, заключив императрицу Ефросинью [618] и ее родственников, все это он обеими руками вытаскивал и щедро преподносил латинянам. Но так как и это казалось получавшим каплей (ибо нет другого народа более корыстолюбивого, жадного до пиров и расточительного, чем это племя) и так как они всегда жаждали потоков Тирренского моря, император нечестиво схватился за неприкосновенное, и с этих пор, я думаю, дела ромеев вконец расстроились и пришли в упадок...

616

То есть после вступления Алексея на престол 1 августа 1203 г.

617

Имеются в виду латиняне.

618

Жена императора Алексея III Ангела.

...19 августа, шестого индикта, шесть тысяч семьсот одиннадцатого года [619] какие-то французы (т. е. те, кого прежде называли фламионами), соединившись с частью пизанцев и венецианцев, переправляются через залив и набрасываются, словно на приготовленное угощение или счастливую находку, на принадлежащее сарацинам [620] имущество. И вот эта грязная банда, добравшись до города на рыбачьих лодках (ведь никого не было, кто воспрепятствовал бы им плавать туда и сюда), тайно нападают на постой сынов Агари, в просторечье называемый Митатом [621] , и, с мечом в руке, расхищают все, что там находят.

619

То есть 1203 года.

620

Имеются в виду мусульманские купцы, проживавшие в Константинополе.

621

Караван-сарай мусульманских купцов в квартале иноземных «гостей» в Константинополе.

...Еще не погасло пламя пожаров, как сбор и переплавка церковных сокровищ возобновились с еще большим, чем прежде, размахом, Войско же латинян использовало поступавшее к нему таким образом золото и серебро, словно простой материал, на свои плоские потребности и беззаботно расточало его на рынках. И хотя они хорошо знали, откуда поступают выделенные им деньги, они уверяли себя в своей непогрешимости, так как берут причитающиеся им деньги, а на долю ромеев, заботящихся о своем и оскверняющих господнее, оставляли гнев всевышнего...