История любви одного парня
Шрифт:
– не– мормон, а ты –мормон. Как долго мы сможем быть друзьями? Я просто не хочу больше
быть твоим другом». Я вижу это по его глазам.
И вместо того, чтобы отмахнуться от этого или сменить тему, или предложить мне
научиться искусству молитвы, он встает, тянет вниз за край рубашки, когда она задирается сбоку.
– Пойдем. Нужно прогуляться. Нам обоим есть много о чем подумать.
***
Есть
пройдетесь по одной из них, но в Юте погода непредсказуема, и наш теплый фронт уже давно
ушел, и никто не ходит в походы.
Свежий воздух в нашем распоряжении, и мы карабкаемся по скользкому горному склону,
пока дома в долине не становятся крошечными пятнами, и у нас у обоих сбивается дыхание.
Только когда мы останавливаемся, я понимаю, как мы оба усиленно выкладывались на тропе,
изгоняя некоторых своих демонов.
Может, одних и тех же.
Мое сердце бешено колотится. Мы определенно движемся к большой букве «Р» Разговор –
хотя с другой стороны, почему просто не отложить домашнюю работу в сторону и включить
Xbox? – и возможность того, где он может состояться, вызывает во мне немного безумные
чувства.
Это никуда не приведет, Таннер. Никуда.
Себастиан садится на валун, наклоняется, чтобы устроить свои руки на бедрах и переводит
дыхание.
Я наблюдаю за тем, как поднимается и опадает его спина через куртку, с крепкими
мускулами – но с прямой спиной, его уникальной позой – с совершенно пошлыми мыслями в моей
голове. Мои руки повсюду на нем, его руки повсюду на мне.
Я хочу его.
Коротко рыкнув, я отвожу взгляд и смотрю на монумент УБЯ11 вдалеке, и честно говоря,
это последнее, что я хочу видеть. Он сделан из бетона, и по моему мнению кажется полным
убожеством, но его почитают в городе и на территории университета.
– Тебе не нравится «Y»?
Я оглядываюсь на него.
– Нет, нормально.
Он смеется – над моей интонацией, я думаю.
– Существует мормонская легенда, что коренные американцы, жившие здесь много лет
назад, рассказали церковным поселенцам, что ангелы им сказали, будто любой кто сюда переедет,
будет благословлен и богат.
– Интересно, что коренные американцы больше не живут здесь из– за тех поселенцев.
Он наклоняется вперед, перехватывая мой взгляд.
– Ты кажется, действительно, расстроился.
– Я расстроился.
– Из– за моей миссии?
– Определенно
Он отшатывается, брови опускаются вниз.
11 Большая буква «Y» «смотрит» с горы на Университет Бригама Янга. По легенде хотели выложить все
сокращение целиком «BYU», но энтузиазма хватило только на одну букву (прим. пер.)
– В смысле, разве ты не знал, чем большинство из нас занимается?
– Да, но, кажется, я думал…
Я поднимаю взгляд в небо и давлюсь смехом. Я такой кретин.
Был ли тот момент, когда я мог остановить этот поезд чувств, несущийся в мой кровоток?
– Таннер, я уеду всего на два года.
Мой смех настолько сухой, что он даже неприятен.
– Всего, – качаю головой, опуская взгляд на землю к своим ногам. – Ну, в таком случае, я
точно больше не расстроен.
Мы замолкаем, и как будто кусок льда бросают между нами. Я – невероятный придурок. Я
так по– детски себя сейчас веду. Я продолжаю создавать бесконечно неловкие ситуации.
– Ты можешь, по крайней мере, звонить мне, когда уедешь? – спрашиваю я. Мне плевать
уже насколько это безумно звучит.
Себастиан качает головой.
– Электронная почта…сообщения?
– Я могу писать своей семье, – уточняет он. – Я могу выйти в Facebook, но…только ради
связанных с церковью вещей.
Я чувствую, когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и ветер бьет мне в лицо
так сильно, что даже больно, но так же кажется, будто небо пытается привести меня хоть немного
в чувства.
Очнись, Таннер. Очнись, твою мать.
– Таннер, я не… – он растирает ладонью свое лицо и качает головой.
Когда он не заканчивает свою мысль, я давлю.
– Ты не что?
– Я не понимаю, почему ты расстроился.
Он смотрит исключительно на меня, брови низко сведены. Но это не от смятения, по
крайней мере, я так не думаю. То есть, я знаю, что он знает. Он хочет, чтобы я просто произнес
это? Он хочет, чтобы я произнес это, чтобы иметь возможность объяснить мягко, почему наши
отношения невозможны? Или он хочет, чтобы я признался, что чувствую, чтобы он мог…?
Мне вообще– то плевать почему. Эти слова – тяжеленая глыба в моих мыслях, в каждой
зарождающейся мысли, и если я просто не дам этому вырваться, то оно размажет и сломает все
нежное внутри меня.
– Ты мне нравишься, – произношу я.
Но когда я оглядываюсь, то вижу, что этих слов не достаточно; они не стирают выражение
на его лице.