История любви одного парня
Шрифт:
настоящей и фальшивой легкой улыбки.
– Ты там в порядке? – мой голос неловко сбивается.
Улыбка слегка меркнет.
– Да.
Я боюсь того, что произойдет через пять минут, когда мы доберемся до торца его дома.
Если бы был какой– нибудь способ увезти его из этого города, – ехать, пока мы не сожжем весь
бензин, провести всю ночь за разговорами и помочь ему пройти через это, – я бы так сделал. Я
знаю, что он сделает, потому что это наиболее драматичная версия того,
впервые поцеловал парня: вернется в свою комнату и будет снова и снова повторять себе
причины, почему то, что произошло можно объяснить простым любопытством, и ничем больше.
– Что ты будешь делать в выходные?
Он резко выдыхает, как будто для ответа на вопрос ему нужно собраться.
– У меня соревнования по футболу завтра, а потом мы с Лиззи поедем в Орэм, чтобы
помочь с переездом какой– то семье.
Ах, служение. И Орэм. Ууф. Дома там местами встречаются красивее, но если такое
возможно, то там еще спокойнее, чем в Прово.
– И откуда несчастные братья переезжают?
Он одаривает меня сбитым с толку взглядом.
– Из Прово.
– Ты так говоришь, будто больше ни откуда никто не может переехать в Орэм.
Это вырывает из него настоящий смех, и я упиваюсь видом его улыбающихся глаз.
– Нет. Я просто хотел сказать… – он обдумывает это, а затем снова смеется. – Да, ладно, я
думаю, что никто не станет переезжать в Орэм, кроме Прово.
– Эээй, Себастиан?
Его щеки вспыхивают из– за моей интонации, а его улыбка каким– то образом
одновременно и застенчивая, и соблазнительная.
– Да?
– Ты в порядке после того, что мы только что сделали?
Он бледнеет, и его ответ выходит слишком быстрым на мой взгляд.
– Да, конечно.
– Уверен?
Застенчивая и соблазнительная улыбка сменяется великодушной, и у меня создается
впечатление, что мы разговариваем о том, понравилось ли ему пережаренное тушеное мясо моей
мамы.
– Конечно.
Я протягиваю руку, намереваясь прикоснуться к его руке из– за какой– то инстинктивной
потребности к связи, но он вздрагивает и оглядывается вокруг в моментальной панике.
– Мы. Я, нет. Мы не можем, – его слова выходят такими порывистыми, как неуклюжая
атака топора на ствол дерева.
– Прости.
– Не так близко к городу.
Видимо я не преуспеваю в сдерживании эмоций на своем лице, как он, потому что он
морщится и шепчет.
– Я не пытаюсь вести себя, как придурок. Это всего лишь реальность. Я не
могу…разговаривать вот так…только не там, внизу.
***
Я избегаю маму весь вечер, когда она задерживает на мне взгляд «нужно
заявляю, что завален домашкой, что является правдой, но сейчас вечер пятницы, и я никого не
обманываю. Звонит Отэм. Звонит Мэнни. Звонит Эрик. Все куда– то собираются, планируют
заняться чем– то, но это то же самое ничегонеделание, которым мы занимаемся вот уже три года.
Выпить два– три пива или рутбира и посмотреть, как люди отслаиваются, чтобы поцеловаться в
темных уголках – не похоже на то, чем я хотел бы заняться сегодня вечером.
Я хочу побыть один – но не для того, чтобы пролистывать Instagram, напитываясь видом
моделей– мужчин. Я хочу проигрывать прогулку на холм снова, и снова, и снова. Все, кроме
конца.
Это всего лишь реальность.
Не там, внизу.
Я мог бы накручивать эту угнетающую истину и дальше, если бы Себастиан не отправил
мне перед сном простой смайлик с заснеженной вершиной горы, что подбавляет топлива к
мерцающему огоньку в моей груди.
Я встаю и начинаю кружить по комнате, ухмыляясь в экран.
Гора. Наша прогулка. Он в своей комнате, возможно, думает о нашей прогулке.
Мой мозг дает крюк. Возможно, он – в постели.
Крошечный голосок поднимает оранжевые флаги, вынуждая вернуть мысли в правильное
русло.
Я сопротивляюсь ответить радугой, баклажаном или языком, и вместо этого отправляю
смайлик с закатом над горой. Он отвечает футбольным мячом. Ах, его выходные. Я отвечаю
смайликом лодкой – напоминание того, чем мы могли бы заняться этим летом…если бы он
остался здесь.
Телефон жужжит в моей ладони.
«Мы можем побольше поговорить о твоей книге?»
«Да, конечно»
Мое сердце срывается на бег. В суматохе наших тревог, признаний и поцелуев, я совсем
забыл, что он прочитал мои главы и понял, что они все о нем. Я совсем забыл – но видимо, он нет
– что я должен сдать эту книгу, в конце концов.
«Я могу переделать ее»
« Я могу переписать ее, чтобы она не была настолько очевидной»
«Мы можем поговорить о ней лично, если не против»
Я морщусь, обхватывая свой лоб. Осторожнее, Таннер!
«Да, конечно»
После этого он отправляет простое:
«Спокойной ночи, Таннер»
Я отвечаю тем же.