История Мариан
Шрифт:
– Что это было? – спросила Мариан, зачарованно глядя на запад.
– Это могла быть комета, - мягко ответил я. – Или это Халдир вернул Сильмарилл на его законное место.
– У них получилось? – изумлённо спросила она.
– Да, получилось, - обрадовался я.
Под нами на побережье собралось много огней. Вернулись вертолёты, переставшие преследовать объекты, странным образом исчезнувшие. Успокоившись, Мариан обняла меня.
========== Глава 38. Всё хорошее и доброе. ==========
«Я знаю, что всё хорошее и доброе в мире стоит время от времени на острие ножа,
Торнтон Уайлдер.
Той ночью и следующей мы остались в каменистой расселине, которую я нашёл чуть выше на холме. Мариан была слишком истощена и удручена горем, чтобы идти дальше. Она плавала между сном и явью, периодически хватала меня за руку и задавала вопрос, возникший под влиянием сна – или тоски: поправилась ли Аллиндэ? Халдир забыл свою арфу – надо принести её. Я начал волноваться за неё. Видеть, как Кирдэн и Халдир исчезают на Прямом Пути – это слишком нереально. Ещё большее беспокойство вызывало то, что она тихо плакала, свернувшись в клубочек, когда просыпалась, или просто раскачивалась из стороны в сторону, смотрела в никуда и отказывалась говорить со мной. У нас не было никакой еды, воды оставалось мало. Дольше задерживаться в скалах без вреда для здоровья Мариан мы не могли. И потому с рассветом, несмотря на мои нежные чувства к ней, я заставил её встать и продолжить путь.
Следующие три дня я правдами и неправдами заставлял сопротивляющуюся и оцепенелую Мариан взбираться на холмы, идти по лесу, с каждым шагом немножко приближаясь к дому. Мы шли днём столько, сколько она могла, остаток дня и ночь она спала. Принуждать её идти под покровом ночи мне даже в голову не приходило. Мариан отказывалась от пищи, едва выпивая воду, которую я ей предлагал. Я никогда не видел ни одного эльфа, испытывающего такую депрессию. Казалось, она восприняла потерю моего брата так, как воспринял бы любой из моих родичей смерть супруга. Возможно, смерть была бы даже лучше: я-то знал, что снова увижусь с братом, наша с ним разлука была горькой, но терпимой. Мариан же угасала на глазах. К концу третьего дня, несмотря на ободрение и помощь, какие я только мог предложить, я стал бояться, что потеряю её.
Я напомнил себе, что люди в таких ситуациях более устойчивы, чем эльфы – слишком устойчивы, как однажды сказала Мариан – и это укрепило мои силы. Она много раз повторяла, что лес не имеет возраста, в нём она чувствует себя маленькой частичкой огромной вселенной. Величественные деревья помогали ей обрести силы. Поэтому каждый вечер я готовил для неё постель из папоротников, сосновой хвои, ароматной и мягкой. Я старался её разговорить, обнимал, пока она спала, пел песни о лесе. Сказать по правде, я очень находчивый, но здесь оказался бессилен.
Наконец, поздним вечером четвёртого дня после отплытия кораблей, когда я уже почти отчаялся, она проснулась, посмотрела на меня впервые за всё это время и заговорила.
– Прости.
Её первое, полное раскаяния слово, было произнесено голосом, почти разорвавшим моё сердце. Я спросил, за что она просит прощения.
– За то, что тебе пришлось остаться.
– Я не жалею об этом.
– Я приношу одни только несчастья, - спустя некоторое время ответила
– С тобой сложно, - согласился я. – Ты напугала меня до смерти.
– Румил… Без тебя я бы ни за что не выбралась из этой бухты. Я бы не справилась… ни с чем.
– Я знаю, - скромно ответил я и уложил её спать. Я верил: именно деревья вернули её мне. А в последующие дни силы ей придавало обещание, данное Халдиру.
Мы вернулись, это вы уже поняли. Осталось рассказать лишь об одном: почему в начале повествования я назвал его историей о любви? Как получилось, что отчаяние Мариан превратилось в непреклонную и верную страсть, которую она дарила Метентауронду и всем, кто о нём заботился? Как её безграничная преданность Халдиру возродила в ней железную силу воли, чтобы довести начатое до конца и одержать победу?
Слушайте.
Мы наконец дошли и попали в долгожданные объятия наших друзей – за исключением Мэйсона и, что удивительно, Дитера. Нам сказали, что он ещё не вернулся.
На вполне ожидаемые вопросы Мариан сдержанно отвечала, что мой брат и родичи безопасно покинули круги Арды, а я избрал остаться. В глазах Мариан они видели смесь радости и боли и лишних вопросов не задавали. Все, кроме Джоэля. После нашего возвращения он снова дал понять, что Мариан должна быть с ним. Это последний раз, когда он так поступит.
Я сопровождал уставшую и по-прежнему удручённую Мариан в знакомое спокойствие её талана. По пути она предложила мне перебраться туда, а она бы нашла себе другое жильё. Я твёрдо, но вежливо отказался. Я даже не пошутил по этому поводу, что обязательно бы сделал при других обстоятельствах. Сейчас не время для шуток. Мы вошли в гостиную. Она бросила остатки своих вещей на пустой стол. Стол не был пустым, когда мы уходили. Что-то здесь было не так; я раздвинул занавески в её спальню – все вещи отсутствовали.
Недоумённо повернувшись ко мне, она хотела что-то сказать, когда Джоэль просунул голову в спальню и прочистил горло. В явном волнении и, если не ошибаюсь, нервозности он протянул Мариан руку и сказал, что должен кое-что ей показать. Получив в ответ пустой взгляд, он вошёл в комнату, взял её за руку и целенаправленно повёл к талану Халдира. На её усталые расспросы он ответил, что она сама скоро всё увидит. Естественно, я отправился за ними. Джоэль распахнул дверь в талан моего брата, словно он был его собственный, и провёл Мариан внутрь. Он обернулся через плечо, явно раздосадованный моим присутствием. Я сложил руки на груди и подмигнул ему.
Он не просил меня уйти, и это было мудро с его стороны. Вместо этого он просто не обращал на меня внимания. Джоэль показывал Мариан гостиную моего брата, которая теперь совсем на неё не походила, с гордостью подчёркивая, куда он положил свои и её вещи. Исчезли арфа Халдира и его диван. Исчезли тёмно-красные шторы в его спальне. Вместо них висели переливающиеся зелёные, взятые неизвестно в каком талане.
Совсем неудачно с его стороны, сказал я себе, чтобы сдержаться. Он ожидал, что Мариан очень понравится его переделка покоев моего брата в апартаменты для пары, существовавшей только в его воображении.