История Натаниэля Хаймана
Шрифт:
– Зато он вас знает! – величественно ответил продавец.
Воздух, насыщенный густым ароматом цветов и таинственной недосказанностью слов продавца, чудовищно сдавливал мне грудь, и я поспешно оставил старика наедине с его душистым товаром.
Домой я приехал, мягко говоря, не в настроении. Желание сделать приятное возлюбленной завершилось неприятным провалом. Лили заметила, что лицо у меня хмурое, и скомандовала:
– Садись и рассказывай, что за муха тебя укусила.
В руке у неё была тоненькая сигарета, которую она забавно крутила между двух пальцев. На
Заметно было, что Лили очень старалась с десертом на ужин. Она великолепно готовила самые вкусные на свете торты: земляничные, клубничные, ежевичные.
Немного ослабив тугой пояс пеньюара, Лили показала мне краешек бедра – молодого, чистого, тёплого.
– Как я люблю твоё тело, никто на свете с тобой не сравнится… – прошептал я, целуя плечо Лили и поглаживая её ножку.
– Так ты скажешь, в чём дело? – спросила Лили, убирая мою руку со своего бедра.
– Видишь ли, милая… – начал я в замешательстве. – Неудобно, право, даже говорить об этом… В общем, я хотел купить тебе цветы, но так и не сделал этого: продавец из цветочной лавки оказался каким-то ненормальным хамом – подтрунивал надо мной, дерзил. Он настолько отвратительно вёл себя, что отбил у меня всю охоту покупать букет вообще у кого-либо.
Лили на минуту загрустила, оттопырив нижнюю губу, но быстро ободрилась и воскликнула со смешком:
– Мой дорогой Доминик, я польщена! С чего вдруг ты решил именно сегодня купить мне цветы?
– Просто подумал о том, что я ни разу в своей жизни не дарил их тебе… Прости, что мне не удалось сделать тебе сюрприз.
– Как это мило с твоей стороны, дорогой! Ты можешь подарить мне букет завтра, если, конечно, не пропадёт желание порадовать меня. И не бери в голову всякие глупости. Всё! А теперь иди переодевайся и отдохни немножко. Через полчаса стол будет накрыт.
Я засмеялся и продолжил наблюдать, как Лили суетится на кухне.
Полный благодарности за понимание, наивную детскую доброту, лёгкий шарм, за необычайно вкусные ужины и тёплую постель, я смотрел на неё и не мог отыскать слов, способных выразить признательность за всё, что она делает для меня.
– Что? – улыбаясь, спросила Лили.
– Как тебе сказать, любимая… Я нахожу, что ты катастрофически обворожительна.
– Правда? – Лили прищурила глаза, в шутку демонстрируя недоверие моим словам.
– Ну конечно, моя пташка.
Лили повела бровью и засмеялась, а я отправился в комнату, чтобы сбросить с себя будничную одежду и удобно устроиться перед телевизором.
Не знаю, сколько я просидел на своём любимом низеньком диване, обитом тканью изумрудного цвета. В какое-то мгновение я почувствовал, что засыпаю и падаю в яму – этому поспособствовали слабые пружины, которые уходили внутрь каждый раз, стоило только сесть на диван.
Резко проснувшись, я машинально потянулся к телевизионному пульту. Гостиную вмиг наполнил звук, доносящийся из небольшого ящичка, он полностью заглушил звон посуды на кухне.
Мне не особо хотелось всматриваться в картинку, транслируемую телевизором.
– Что общего у забытых богов с вечной любовью? – пробубнил я себе под нос, нажимая на кнопку пульта.
Что значит «вечная любовь»? Разве у любви существует срок годности?
Ах, какой вздор!
Как по мне, ни богов, ни любви не существует. Я не верю в эти вымышленные субстанции! Знаю точно: есть привязанность, тёплая дружба, доверительные отношения, основанные на правде и взаимном уважении, физическая близость, приступы ревности, бессонница и безумие. Всё.
Каналы не переключались, безликий и монотонный голос всё говорил и говорил. Кнопка переключения каналов и дальше не отвечала на нажатия.
– Да… Да… Видимо, батарейки сели, – сказал я себе и поспешно заменил их.
Но телевизор не реагировал на пульт. Казалось, голубой экран жил своей жизнью.
– Доминик, – во взгляде Лили, бесшумно вошедшей в комнату, отражалось огорчение, – ужин скоро остынет. Сколько можно тебя звать?
Вытирая руки вафельным полотенцем, она озабоченно спросила:
– Почему ты стоишь посреди комнаты? Что с тобой?
– С этим телевизором какие-то неполадки, чёрт бы его побрал! – вскликнул я.
– Вот-вот, – закивала Лили, – почему ты до сих пор не отнёс его в мастерскую? Он не включается уже неделю! Стоит нерабочий, только пыль собирает.
– Как нерабочий? Я смотрел телевизор пять минут назад, – уверенно проговорил я.
Лили ещё раз повторила, что телевизор уже неделю как сломан. В какой-то момент пропало изображение, затем и звук исчез.
Мне стало не по себе. Я побледнел. Руки враз стали ледяными, со лба покатился пот.
– Что случилось? Тебе нездоровится, милый? – залепетала Лили, суетясь возле меня.
А я стоял и думал над последними словами, услышанными по телевизору: «Любое событие, предначертанное вашей судьбой, произойдёт, хотите ли вы этого или нет. Вы не в силах изменить ход того, что должно случиться, всё свершится так, как должно быть».
Подойдя к зеркалу, я с трудом узнал самого себя: лицо было застывшим, мертвенно-бледным. Лили волновалась за меня, думая, что я постепенно спускаюсь в бездну сумасшествия или неизлечимой болезни, поражающей мозг.
– Ты представляешь, мне показалось, что я, сидя на диване, взял пульт в руку и включил сломанный телевизор, – растерянно пояснил я, стараясь говорить твёрдо, без страха в голосе.
– Любимый, ты слишком много работаешь! – сказала Лили с тихим вздохом, подняв глаза кверху. – У тебя от перенапряжения мозг кипит, вот и выдаёт ненужную информацию.
Так она деликатно намекала, что ещё немного – и я окончательно подвинусь рассудком от перегрузки. В её голосе слышались нотки страха.
Лили забилась в угол. Она сидела, поджав под себя ноги, и молчала, напуганная моей нездоровой бледностью. Глаза её блестели от слёз – уж очень эмоциональной она была от природы.