История нелегкой победы
Шрифт:
Не следует скрывать от себя всей важности и опасности такого положения. Фактическое бессилие применения коллективного европейского права может ободрить Турцию к самой безрассудной политике и с помощью тайных друзей обратить это слабое государство в страшное против нас орудие. В то время как Европа будет наслаждаться миром, нам одним придется жить в постоянной тревоге, непрерывно задеваемыми как в нашем достоинстве, так и в материальных наших интересах, до тех пор, быть может, пока не сгладятся и последние следы нашего влияния на Балканском полуострове.
Поэтому-то, если разошедшаяся с конференции Европа может теперь же, даже с выгодою для себя
Мы не можем допустить, чтобы настоящее положение обратилось в хронический для нас недуг. Нам нужно быстрое установление действительного мира, мира почетного, прочного, который сохранил бы во всей неприкосновенности наше достоинство, поставил бы Порту на подлежащее ей место и фактически оградил бы существование балканских христиан от всяких зверств и насилий.
Другие государства могут колебаться и медлить в приискании решений для турецких недоразумений. Нам же колебаться нельзя: мы связаны и перед Россией, и перед христианами, и перед всей Европой словами государя императора, мы выставили на границу мобилизованную, сильную армию, которая в глазах всего мира подняла меч на защиту нашей чести.
Отступиться от слов государя императора — значило бы то же, что отступиться от русской истории, поколебать уверенность русского народа в самого себя и в руководящий им принцип. Вера в святость слова царя не должна ничем помрачиться.
Распустить приготовившуюся к бою армию без почетного, вполне удовлетворяющего мира — значило бы испортить армию, подорвать и внутри, и вне доверие к нашим военным силам, дать повод государству тяготиться всеми теми пожертвованиями, которые оно несет для ограждения своей чести и своих интересов. Подобный роспуск армии, без всяких достигнутых результатов, почти соответствовал бы второй проигранной Крымской кампании и во внешних наших отношениях мог бы иметь самые серьезные последствия.
Напрасно скрывать от себя, что восточный вопрос в том виде, как он стоит, преимущественно русский и что формула общей европейской за него ответственности мало к нам приложима. Он гораздо менее близок Англии, однако с каким упорством она является в нем защитницей своих интересов. И история, и совершившиеся факты безусловно оставляют за нами главную роль в решении возникших недоразумений, и мы горько поплатились бы, если бы отклонили от себя эту задачу.
Мы никак не ищем войны, но очевидно, что армия не может быть демобилизована, пока мы не добьемся почетного мира; напротив, она-то теперь и должна дать вес нашему голосу, дать нам опору, чтобы скорее его достигнуть.
На чем же мы можем помириться?
Одни ли или вместе с Европой мы не можем требовать от Турции менее того, что требовала конференция.
Существеннейшие части этих требований заключаются в том: 1) чтобы христианские области получили выработанный для них административный статут; 2) чтобы управление сими областями было вверено христианским губернаторам, назначаемым на определенный срок, не иначе как с одобрения держав; 3) чтобы безопасность жителей была ограждена достаточно многочисленной и хорошо устроенной земской стражей, непременно заключающей христианский элемент, — по крайней мере пропорциональный численности христианского населения, наконец, 4) чтобы Европа имела осязательные гарантии в действительном исполнении предначертанных ею реформ. Сверх сего, конференция указала Порте основания для замирения с Сербией и Черногорией.
Если бы Порта, действуя по собственному почину, быстро замирилась с Сербией и Черногорией и неотлагательно осуществила первые три требования приведенной выше программы, тогда к четвертому (т. е. к гарантии) Европа могла бы относиться уже несколько с большим снисхождением и удовольствоваться теми средствами контроля, которыми ныне располагает. Но дабы новый порядок вещей получил надлежащую прочность, Порта во всяком случае должна санкционировать его особым международным актом, который служил бы торжественным ей обязательством перед Европой в ненарушимости реформ и дал бы снова право Турецкой империи занять соответственное место в общем европейском концерте.
Только подобный торжественный акт может восполнить пустоту, образованную в трактате 1856 г. отказом Порты на предложения конференции, и вместе с тем послужит как залогом сколько-нибудь надежного мира, так и удовлетворением достоинству всей Европы, а вместе с ней и России.
Так как восточный вопрос составляет еще дипломатически общеевропейское дело, то и попытку к указанному мирному исходу мы прежде всего должны сделать в согласии со всей Европой.
Но если бы наши предложения встретили мало сочувствия, если бы дипломатические переговоры грозили опять затянуться на неопределенное время или, наконец, если бы сама Турция ни-сколько и не искала скорее удовлетворить мирным желаниям Европы, тогда нам ничего не оставалось бы, как добиваться восстановления мира самостоятельным действием.
Требования, которым следовало бы исходить от лица Европы, должны бы были обратиться тогда в наш ультиматум, не допускающий никаких колебаний ни с нашей, ни с противной стороны.
Есть много шансов, что предложенный с твердостью, поддержанный готовой армией, наш ультиматум будет принят Портой. Тогда война будет избегнута, мы быстро возвратим государству все благодеяния мира.
Если же ультиматум будет отвергнут — мы в тот же день должны перейти границу и искать мира и восстановления нашего достоинства путем войны.
Как в жизни частного человека встречаются случаи, которых решение возможно только оружием, так и в исторических судьбах государств неизбежно представляются фазисы, перед вызовом которых даже самое миролюбивое государство не может отказаться от войны.
Россия подходит к такому фазису, и слова государя императора порукой, что она встретит опасность с такой же неустрашимостью и готовностью ко всем пожертвованиям, с какими уже 1000 лет отзывалась на все вызовы, затрагивающие ее честь и достоинство.
Нам нужен мир, но мир не во что бы то ни стало, а мир почетный, хотя бы его и пришлось добывать войной.
Как ни страшна война, но теперь есть еще шансы привести ее довольно скоро к желаемому результату. Армия наша готова и так устроена, как никогда. Союз трех императоров, по крайней мере на первое время, может обеспечить наш тыл; Франция и Италия склонны воздержаться от прямого участия; даже сама Англия торжественно заявила, что не намерена действовать ни против, ни за Турцию. В этом положении Европы много фальши, но отчасти от нас самих зависит не дать этой фальши всецело развиться против нас. Быстрый, решительный успех нашей армии может сильно повлиять на мнение Европы и вызвать ее на такие уступки, о которых теперь нельзя и думать.