История нелегкой победы
Шрифт:
В этих условиях весь стратегический замысел оказался необеспеченным. События под Плевной, возникшие «совершенно внезапно» для русских военачальников, создали дополнительные трудности, поскольку отвлекали в сторону «внимание и направление русских сил, стремившихся до того к Балканам и за Балканы»{84}.
Посчитать плевненскую задержку ненужной, решительно высказаться за оставление там основного заслона и подготовку дальнейшего движения за Дунай командование не могло, оно не имело точного представления о численности противника в Плевне и существенно переоценивало силы Османа-паши. В результате к концу первого периода «главные силы русской армии в Болгарии… оказались распяты между двумя неподвижными рубежами — Дунаем и главным Балканским горным хребтом. Русская армия вынуждена была развернуться тут на три неподвижных фронта длиною в общем около 300 верст. Она, таким образом, лишена была надлежащей гибкости, маневренной свободы и подвижности»{85}.
Второй этап войны Войде характеризует как продолжительный, «во время коего все активные ее действия вертелись только около Плевны, на всех же остальных частных театрах войны пришлось держаться оборонительно»{86}.
Важные в стратегическом отношении события — августа 1877 г. в рамках «Описания войны» проанализированы капитаном Генерального штаба Брадке. Автор справедливо обосновывает особую важность и значимость позиций на Шипке. Именно через нее шел кратчайший путь к Плевне: по прямой от Казанлыка (базы армии Сулеймана-паши) он составлял 160 верст. Не случайно для крупного наступления турецкая армия избрала именно это направление. Брадке говорит, что поражение отряда на Шипке поставило бы русскую армию в тяжелое положение, а успех Сулеймана-паши послужил бы сигналом для активных действий как армии под Шумлой, так и плевненской группировки. Одним словом, на Шипке завязался чрезвычайно сложный узел.
Оценивая планы Турции в сентябре-октябре, автор стратегического обзора Геруа отмечает, что общий замысел турецкого командования состоял в организации наступления армии Мехмеда Али-паши, находившегося в четырехугольнике крепостей. Сулейман-паша должен был оказать ему поддержку с юга. Однако Сулейман восстал против этого плана. Между ним и Мехмедом Али-пашой как главнокомандующим развернулась оживлённая переписка. Вплоть до смещения главнокомандующего и назначения на его место Сулеймана-паши согласия Сулейман-паша и Мехмед Али-паша не достигли. «На практике проектированное наступление выразилось лишь рядом разрозненных наступательных попыток пашей, общей целью которых, по-видимому, было стремление удовлетворить константинопольским настояниям»{87}.
Действительно, все попытки турецкой армии изменить положение в свою пользу ограничились атакой Сулеймана на Шипке и операцией по форсированию реки Лом перед фронтом Рущукского отряда.
Третий этап войны, который начался со времени падения Плевны, освещен в разделах, написанных Геруа, Режепо, Брадке и Вендеровым.
Геруа правильно нащупывает стержень стратегической расстановки сил: главной заботой Турции становится защита Константинополя. Он говорит, что к этому времени четырехугольник крепостей «утратил значительную долю своего значения. Сознаваемый недостаток сил и необходимость сосредоточения возможно большего числа войск для обороны с фронта отнимали у турок возможность осуществления каких бы то ни было активно оборонительных попыток на флангах и в глубоком тылу русских»{88}.
План действий России после освобождения Плевны слог жился не сразу. В руководстве армией на этот счет возникли разногласия. Геруа сообщает, что ряд генералов, особенно Гурко, Скобелев, а также Обручев, выступали с идеей, оформившейся ранее, — преодолеть Балканы первоначально на Троянском участке. Геруа справедливо указывает на преимущества этого плана. Действительно, речь могла идти не о прорыве, но об обходе укрепленных позиций противника. Главнокомандующий же являлся сторонником преодоления Балкан через Шипку, т. е. прорыва линии обороны. Этот путь был короче и разрезал турецкие силы надвое, отделяя Софийскую группировку и Балканскую армию от Восточнодунайской.
Борьба двух доктрин — решительного наступления и осторожного, выжидательного движения — не прекращалась до совещания в императорской главной квартире. Там было принято решение форсировать Балканы тремя большими группами войск, две из которых Геруа называет «частными армиями» (отряд Гурко — 72 тыс. человек и отряд Радецкого — 48 тыс.). Таким образом, предполагалось одновременно ликвидировать Софийскую группировку и Балканскую армию. Важно подчеркнуть, что возможность сколько-нибудь значительного маневра этих турецких армий исключалась: отряд Радецкого начинал движение только тогда, когда силы Гурко вступали в бой уже за Балканами.
Авторы последних томов подробно рассматривают два наиболее значительных сражения: в горах и у Шейново.
Из их анализа можно сделать два вывода: во-первых, в ходе войны шел процесс эволюции тактических взглядов, процесс преодоления целого ряда недостатков в тактической подготовке вооруженных сил. В этом отношении примечателен приказ генерала Гурко, отданный по отряду накануне перехода через Балканы: «Вообще избегать действий глубокими колоннами, а стараться принимать тонкий строй. На подготовку атак огнем обратить серьезное внимание. Турки не любят обходов, а потому при всякой возможности пользоваться обходами и охватами флангов. На применение к местности обратить самое строгое внимание»{89}.
Во-вторых, в действиях тактических соединений по единому замыслу для достижения единой цели имели место элементы оперативного искусства. Наиболее ясно это видно при рассмотрении боев под Шипкой — Шейново, когда две обходные колонны, поддерживаемые с фронта, полностью окружили крупную турецкую армию.
В произведениях военных историков это новое явление в развитии военного искусства не было подмечено.
«Описание войны» в целом дает верную трактовку особенностей стратегического руководства русской армией. Авторы подчеркивают, что уже на первом этапе русское командование фактически отказалось от первоначально принятого стратегического замысла. Опасаясь фланговых ударов турецкой армии, оно ограничилось расширением захваченного района, занятого за Дунаем. Сказались и другие огрехи: слабая разведка, преувеличенное представление о турецких силах, недостаточная увязка действий отдельных отрядов.
Авторы «Описания войны» сделали существенный вывод с точки зрения трактовки военного искусства: они констатировали коренной недостаток в организации русской армии — отсутствие специальных резервных войск. «Русская армия, — пишет генерал Войде, — по тогдашней своей организации вовсе не имела в составе своем настоящих резервных войск, а потому для всех указанных надобностей, как главных, так и второстепенных (речь идет об обеспечении коммуникаций, достаточно обширных и растянутых. — Лет.), пришлось употребить войска полевые»{90}.
Авторы «Описания войны» нарисовали картину во многом верную и убедительную. Плодотворный характер их деятельности был обусловлен глубоким патриотизмом, желанием видеть армию своей страны сильной, организованной и подготовленной в соответствии с передовым словом науки, однако наиболее проницательные не могли не ощущать, что препятствием на пути придания армии такого облика был царизм.
Советские историки, в том числе военные, разработали многие проблемы, связанные с определением места русско-турецкой войны 1877–1878 гг. в истории военного искусства. При решении этой задачи ими использован тот огромный фактический материал, который оставила русская военная историография: документальные публикации, обширная мемуарная литература, монографические исследования.