История одного гоблина: Символ веры
Шрифт:
– Ну, я не знаю. Попробовать можно… – сказал он наконец.
Одно из его «я» напомнило про песенку, которую бабушка напевала, когда Гарб был совсем маленьким. Неожиданно гоблин понял, что те звуки были вовсе не колыбельной, как ему тогда казалось.
– Знаю! – радостно закричал он. – Я теперь знаю!
Перехватив посох поудобнее, новоиспеченный жрец запел простые, но очень важные слова. Память с трудом вытаскивала из детских воспоминаний строчку за строчкой, гоблин прерывал пение, вспоминал и дрожащим голосом продолжал. Когда он закончил, Михель сказал:
– А теперь попробуй
Глава 33
Темные не иначе есть порождение злых духов и скверны.
Из разговора в Льонасе
Да что они вообще о себе возомнили?
Темные эльфы о светлых
Оживление необычных экспонатов прошло без сучка и задоринки. Прикосновение намоленного посоха теперь легко стряхивало с застывших фигур оцепенение. Три легких касания – три живых существа вместо мертвого мрамора. Спасенные компаньоны наперебой принялись благодарить за избавление из каменного плена. Досталось и Антонио на орехи за самовольную отлучку в опасное место.
– Есть вопрос, – прервал их излияния монах. – Этих оживлять будем?
Гарб посмотрел на группу каменных эльфов и с сомнением покачал головой.
– Они тут уже больше года стоят. Надо ли?
– Они все же живые, – настоял Михель. – Можно хотя бы попробовать.
Гоблин дотронулся посохом до одной из статуй. Камень осыпался, обнажая темную, почти синюшную кожу, неестественно белые волосы, заостренные черты лица и мантию мага, расшитую звездами. Протянутая к витрине рука бессильно опустилась, но тут же вскинулась, выпуская смертельное заклинание. Магия отразилась от витрины и вернулась к автору, обратив его в кучку пепла.
– Вот и поговорили, – огорчился Михель. – Давай следующего.
Посох коснулся второй статуи. Оживший темный эльф встрепенулся, дико завращал глазами и бросился бежать, не обращая внимания на крики компаньонов, предостерегающие об опасности. В соседнем зале остроухий столкнулся с древним доспехом и упал. Из открывшегося в потолке люка на несчастного обрушился поток какой-то зеленой жижи. Предсмертный крик бедняги звоном отозвался в голове каждого из друзей.
– Может, их после оживления сразу по голове бить? – предложил Каввель.
– Кости черепа тонкие, можно не рассчитать, – ответил Гарб, – но идея хорошая. Буду на них следом паралич накладывать.
Посох прошелся по третьему экспонату. Едва подопытный сделал первый вдох, шаман сковал его заклинанием. Светлый эльф рухнул на каменный пол и посмотрел на своих спасителей – взгляд у него был совершенно безумный.
– Пьер, – сказал он.
– Гарб, – представился шаман.
– Пьер! – повторил эльф. – Пьер, пьер, пьер, пьер…
– По-моему, это не его имя, – усомнился Аггрх. – Пьер на их языке означает камень. Похоже, он бредит.
– Он свихнулся, пока торчал тут каменным болваном, – робко подал голос Бурбалка. – Я тут пробыл час, не больше, и то чуть крыша не поехала.
– Ценное замечание, – прокомментировал Гарб. – Последнего оживлять будем или смилостивимся?
– Надо попытаться, – не сдался Михель.
– Будь по-твоему, – сказал гоблин и оживил четвертую статую.
Этот темный эльф несколько отличался от своих собратьев троу: наряд и экипировка выдавали в нем представителя одной из древнейших профессий – барда. На кожаном ремне у него с плеча свисала лютня. Она печально тренькнула, упав вместе с хозяином.
Распластавшись на полу после наложения паралича, троу не стал причитать. Напротив, его слегка косящие красные глаза принялись с интересом рассматривать странную компанию, а рот при этом не издал ни звука.
– Ты в порядке? – спросил его Михель.
– В настоящий момент испытываю легкий дискомфорт от общения с вами, а так мне немногим лучше, чем в качестве каменной статуи. Теперь я хотя бы могу говорить, как рыбы перед обедом.
– Прошу прощения за паралич, но это вынужденная мера, чтобы мы могли убедиться в вашей нормальности, – сказал Гарб.
– Вы всерьез считаете, что в этом безумном мире кто-то может считаться нормальным? Я, например, законченный псих.
– Э-э-э, – смутился шаман.
– Все барды немного сумасшедшие, – пояснил Аггрх.
Лежащий на полу эльф издал безумный смешок и, насладившись реакцией компаньонов, подтвердил слова орка.
– Истинная правда. Мое естественное безумие уберегло меня от полной потери разума. Мне повезло в отличие от бедняги Вельбуэна, который сейчас что-то бормочет про свой ненаглядный камень. Лично мне этот булыжник порядком опротивел, пока я тут год стоял и пялился на него. И это притом, что я сюда шел, чтобы написать про него балладу! Вы, конечно, скажете, что я мог бы придумать балладу, пока был заперт в мраморе. А я вам на это отвечу: черта с два! Я больше не горю желанием развлекать публику пением, как дятел белку. По крайней мере, пока, но балладу так и быть напишу. Они мне для себя нужны. Так меня освободят от этого проклятого паралича, или вы меня оживили, чтобы поиздеваться?
Гоблин снял чары, и троу поднялся на ноги.
– Позвольте представиться! – сказал он, отряхиваясь от пыли потертый коричневый камзол и проверяя, цела ли лютня. – Меня зовут Адинук Хельвиафин, хоть я и не слишком жалую свое родовое прозвище, – бард, алхимик, изгой.
– Значит, свой в доску, – подмигнул остальным Аггрх. – Мы тут все такие отщепенцы.
После краткого знакомства троу попытался набиться компании в попутчики.
– Мы бы, может, и взяли тебя с собой, Адинук, но мы выполняем важную миссию, – тактично попытался отвадить его Гарб.
– Пфф, – фыркнул бард. – Все на свете заняты миссиями той или иной степени важности, но это не мешает мне путешествовать то с одними бродягами, то с другими.
– Мы не уверены, можно ли доверять кому-то из народа троу, – высказался минотавр.
– А, предрассудки, – понимающе улыбнулся Адинук. – Тогда вам нужно было убить меня сразу, как свирепая гадюка убивает зайца, а то ведь по обычаям моего народа я могу вас отравить на привале или всадить в спину кривой нож, смазанный ядом чешуйчатого скорпиона или пещерной многоножки.