История одного гоблина: Символ веры
Шрифт:
– Давайте его оставим, он смешной, – предложил орк.
– А давайте, – согласился Михель. – Вы же взяли меня, а этот эльф ничуть не хуже. К тому же чует мое сердце, что он не предаст.
– Ты давно записался в провидцы? – поинтересовался Бурбалка. – Я просто к тому, что если ты ошибаешься…
Гарб склонил голову набок. Он понимал, что все ждут именно его решения.
– Ладно, пошли с нами, но учти, что мы идем в Льонас, – сказал Гарб.
– Город заносчивых, самодовольных, спесивых и задиристых светлых эльфов? Мне все равно, где именно меня не любят. Может быть, я даже соизволю им спеть, если они будут докучать мне своей
– А что делать с твоим приятелем? – спросил Михель.
– Он не мой приятель. Я пришел сюда в одиночестве, – ответил троу.
– Но ты же назвал его по имени! – попытался уличить барда во лжи Каввель.
Троу хитро прищурился.
– Э, нет. Ты вот знаешь, как зовут владыку Серебряного Чертога?
– Миримон, вроде, – ответил минотавр.
– Вот, ты знаешь его имя, но разве он твой приятель? – сделал невинные глаза Адинук.
Получилось плохо из-за яркого красного цвета радужки.
– Ладно, расскажу. Я тут первый очутился. Троу потом пришли, но я слышал их разговоры, пока стоял каменный. Этот вообще лусид. Пришел после темных. Следил, наверное, за ними. Я сразу понял, что он псих похлеще меня. Разговаривал сам с собой в третьем лице, все время упоминал свое имя и повторял что-то про его прелесть.
Троу умел убеждать.
– Все, сдаюсь, – поднял руки тауросу.
– Так что с ним все-таки делать будем? – обратился ко всей компании монах.
– Если у вас не хватит здравого смысла и сострадания его прирезать, можете просто оставить тут, – посоветовал бард. – Он очухается от паралича, прилипнет к своему ненаглядному камушку и снова станет мраморным. Не пропадет, короче, как прошлогодние яблоки в желудке медведя.
– Я думаю, надо его все-таки вывести наружу, может к нему сознание вернется, – сказал Михель.
Сомнения разрешил сам сумасшедший. Пока вокруг его персоны шли дебаты, он потихоньку начал шевелиться, а потом в самом разгаре спора вскочил и потянулся к витрине. Адинук сделал театральный жест в сторону новой каменной статуи, как бы говоря «Вуаля!». Гарб посчитал такой поворот событий перстом судьбы и решил не перечить.
***
Процесс возвращения из хранилища занял больше времени, чем вторжение в него. Во-первых, у Гарба прибавилось ведомых, а во-вторых, Адинук нагло наплевал на инстинкт самосохранения. Троу напихал в карманы золота, ловко увернувшись от всех пакостей, коих в сокровищнице было предостаточно. Захватил он с собой и прекрасный длинный лук из тисового дерева с полным колчаном стрел, и меч с ножнами. Клинок стоил темному большого куска уха и моментального насмешливого сравнения с Каввелем со стороны языкастого Аггрха. Троу, впрочем, даже был польщен и сказал, что они теперь с минотавром похожи, как братья. Минотавр поморщился, но промолчал: последние месяцы научили его терпимости и некоторой снисходительности.
На выходе из святилища эльф остановился, пошевелил здоровым ухом и позвал:
– Милена! Выходи, негодница! Я знаю, что ты здесь!
Из темной глубины лестничного провала выползла огромная паучья туша – действие заклинания уже прошло – и несмело, словно не веря своему счастью, подползла к Адинуку и потерлась о его ноги. Бард ласково потрепал паучиху по голове.
– Знакомьтесь, это Милена, моя любимица! – сказал он, обращаясь к спутникам. – Детка, да ты, кажется, подросла!
– Мы знакомы, – сухо произнес Аггрх. – Оно что, пойдет с нами?
– Миленочка очень послушная девочка, – ответил троу, – но, если вас не устраивают ее размеры, мы что-нибудь придумаем.
С этими словами темный эльф открыл холщовую заплечную сумку и поманил паучиху. Милена подползла поближе к котомке, подобрала лапы и прыгнула. В полете она резко уменьшилась, так что в момент приземления ее размеры не превосходили птицеяда. Паучиха залезла в котомку, а та отправилась за спину. Гарб с Каввелем понятливо переглянулись, а Бурбалка показал большой палец. Михель поджал губы, но ничего не стал говорить.
– Все? Трогаться можем? – улыбнулся Адинук.
– Угу, – пробормотал орк, не сводя глаз с сумки. – Если эта твоя любимица захочет оттуда вылезти, пусть пеняет на себя.
– Конечно, сударь! Иначе и быть не может, – беззаботно согласился с ним бард.
***
Обратный путь до Льонаса прошел с теми же мерами предосторожности, что и путь к храму. Разговаривали мало – все, кроме барда. Адинук трещал без умолку, вызывая у орка приступы раздражительности. Аггрх уже был совсем не рад, что предложил взять темного эльфа с собой. Его речь, пестрящая странными сравнениями, вызывала головную боль.
Из непрерывного монолога троу компаньоны узнали множество ценных сведений о кулинарных пристрастиях обитателей подземного мира, о видах пыток, применяемых к изменникам, устном народном творчестве черных гномов, повадках и брачных играх пауков. Бурбалка с Каввелем забились на спор, иссякнет ли этот поток красноречия до города или нет. Антонио спор проиграл и получил от минотавра пять щелбанов, четыре из которых прошли сквозь лоб проигравшего.
Гарб переживал, каково будет темному эльфу среди светлых, но Адинук бесстрашно вошел в ворота и прошелся по центральной улице, широко расправив плечи и щурясь от яркого полуденного солнца. Горожане пялились ему в спину и провожали барда тревожными перешептываниями. Впрочем, стоило троу обернуться, как они поспешно отводили взгляды, всерьез опасаясь сглаза.
– Ну что, господа, – сказал Аггрх, когда компаньоны подошли к Академии. – Я так понимаю, пришло время прощаться.
– Почему это? – не понял Каввель.
– Наш уговор соблюден, я вам больше не нужен, а значит, мне пора вас покинуть.
– Ах, вот оно что, – огорчился гоблин. – Может, останешься? Не скажу за всех, но я к тебе привык, и ты хороший собеседник.
– Нет, моя судьба быть вечным скитальцем, а вас я буду стеснять.
– Так ведь и у нас нет дома! – возразил Антонио.
Орк смерил человека взглядом и снизошел до ответа.
– У вас есть цель в жизни, а у меня ее нет.
– Как это нет? – возмутился Гарб. – А кто собирался искать убийцу сына?
– Я и один справлюсь, а вас ждет своя великая миссия.
– Давай, пусть наша миссия станет твоей, - предложил Каввель.
– Думаете, я всерьез смогу посвятить себя собиранию какого-то посоха, чтобы пробудить им какую-то богиню, гоблинскую к тому же?
У Аггрха начало заканчиваться терпение. Он просто собирался расстаться культурно, а такие уговоры не входили в его планы. Ему действительно нравилась эта компания. У людей он был рабом. Среди орков всегда оставался человеческим выкормышем. Здесь же бывший гладиатор не чувствовал себя чужим. Тем обиднее оказалось получить такое заманчивое предложение, потому что он уже принял решение уйти и менять его не собирался.