История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага
Шрифт:
Пен поклялся, что вспомнит, и руки их снова встретились над бокалами и абрикосами.
– Я никогда не забуду вашу доброту, Сморк, - сказал Пен.
– Не знаю, что бы я без вас делал. Вы - мой лучший друг.
– Это правда, Артур?
– спросил Сморк, глядя сквозь очки, и сердце его так застучало, что, кажется, Пен должен был слышать каждый удар.
– Мой лучший друг, мой друг до гроба, - сказал Пен.
– Ваше здоровье, старина.
– И он осушил последний бокал из второй бутылки знаменитого вина, которое хранил его отец, которое купил его дядюшка, которое вывез в Англию лорд Левант и которое теперь,
– Разопьем-ка еще бутылочку, старина, - сказал Пен.
– Ей-богу. Ура! Пей до дна! Дядюшка мне рассказывал, что Шеридан на его глазах выпил у Брукса пять бутылок, да еще бутылку мараскина. Он говорит, что это лучшее вино во всей Англии. Да так оно и есть, клянусь честью. Где еще сыщешь такое? Nunc vino pellite curas - cras ingens interabimus aequor {Сейчас вино прогонит заботу - завтра уходим в море (лат.) - строки из оды 7 Горация.} наливайте, друг мой Сморк, вреда не будет, хоть целую бочку выпейте.
– И мистер Пен затянул застольную песню из "Фрейшица". Окна столовой были отворены, и Элен Пенденнис прохаживалась но лужайке, пока маленькая Лора любовалась закатом. Свежий, звонкий голос Пена достиг ушей вдовы. Она порадовалась, что сын ее весел.
– Вы... вы слишком много пьете, Артур, - робко произнес мистер Сморк.Вы не в меру возбуждены.
– Нет, - сказал Пен.
– Похмелье бывает не от вина, а от женщин. Наливайте, дружище, и выпьем... слышите, Сморк, выпьем за нее... за _вашу_ нее, не за мою... я-то по своей больше не тоскую ни капли... ни чуточки... ни вот столько, клянусь вам. Расскажите про вашу красавицу, Сморк, я уже давно вижу, как вы но ной вздыхаете.
– Ах!
– простонал Сморк, н его батистовая манишка и блестящие запонки приподнялись от силы чувства, волновавшего истерзанную грудь.
– Боже мой, какой вздох!
– вскричал Пен, совсем развеселившись. Наливайте, дорогой мой, и пейте. Раз я предложил тост - надобно пить. Какой же джентльмен отказывается пить за даму? Будьте счастливы, старина, и пусть она поскорее переменит фамилию.
– Это вы говорите. Артур?
– вопросил Сморк, весь дрожа.
– Вы в самом деле ото говорите?
– Ну конечно, говорю. За здоровье будущей миссис Сморк - до дна. Гип, гип, ура!
Сморк чуть не подавился, глотая вино, а Пен, размахивая бокалом, так раскричался, что его матушка и Лора не знали, что и думать, а опекун, успевший задремать в гостиной над газетой, вздрогнул и проворчал: "Слишком много пьет мальчишка". Сморк отставил бокал.
– Я верю в это предзнаменование, - пролепетал он, красный как рак.
– О дорогой мой Артур, вы... вы ее знаете.
– Как, Майра Портмен? Поздравляю... талия у нее, правда, необъятная, но все же... поздравляю, дружище!
– Ах, Артур!
– снова простонал священник и умолк, поникнув головой.
– Прошу прощенья... не хотел вас обидеть... но талия у ней, вы же сами знаете... необъятная, - не унимался Пен: как видно, третья бутылка начала оказывать свое действие.
– Это не мисс Портмен, - замирающим голосом сказал Сморк.
– Значит, кто-нибудь в Чаттерисе? Или в Клепеме?.. Или здесь у нас? Уж не старуха ли Пайбус? О мисс Ролт с фабрики и я мысли не допускаю - ей всего четырнадцать лет.
– Она старше меня, Пен!
– воскликнул Сморк и, вскинув
Пен расхохотался.
– Это мадам Фрибсби, честное слово! Мадам Фриб, клянусь бессмертными богами!
Сморк не выдержал.
– О Пен!
– вскричал он.
– Неужели вы думаете, что какая-нибудь из этих более чем обыденных женщин, вами названных, могла задеть мое сердце, когда я был удостоен изо дня в день созерцать совершенство! Пусть я безумен, пусть я греховно честолюбив, пусть я слишком возомнил о себе, но уже два года сердце мое хранит один образ, не знает иного кумира. Разве я не люблю вас, как сына, Артур?.. Скажите, разве Чарльз Сморк не любит вас, как сына?
– Ну конечно, старина, вы всегда были ко мне очень добры, - отвечал Пен, хотя сам питал к своему наставнику отнюдь не сыновние чувства.
– Признаюсь, - очертя голову продолжал Сморк, - в средствах я пока ограничен, и моя матушка не так щедра, как мне бы хотелось, но с ее смертью все ее достояние перейдет ко мне. А ежели она узнает, что я женюсь на женщине родовитой и обеспеченной, она расщедрится, непременно расщедрится. Все, что я имею и что унаследую... а это составит не менее пятисот фунтов в год... все будет принадлежать ей, а... а после моей смерти и вам... то есть...
– Что вы городите, черт возьми?
– крикнул Пен, вне себя от изумления. Какое мне дело до ваших денег?
– Артур, Артур!
– исступленно возопил Сморк.
– Вы назвали меня своим лучшим другом. Позвольте же мне быть для вас больше, чем другом. Неужели вам не ясно, что ангел, которого я люблю... самая чистая, самая прекрасная из женщин... что это не кто иной, как... как несравненная ваша матушка?
– Матушка?
– вскричал Артур, вскакивая с места и сразу протрезвившись.
– Черт вас возьми, Сморк, вы с ума сошли, да она лет на восемь вас старше!
– А _вас_ это разве смутило?
– жалобно возразил Сморк, намекая, разумеется, на зрелую пассию самого Пена. Юноша понял намек и густо покраснел.
– Это совсем разные вещи, Сморк, и сравнения здесь неуместны. Мужчине позволительно забыть о своем звании и возвысить до себя любую женщину; но тут, осмелюсь сказать, дело иного рода.
– Как мне вас понимать, милый Артур?
– печально вопросил священник, чувствуя, что сейчас услышит свой приговор.
– Понимать? А вот так и понимать. Мой наставник - повторяю, _мой наставник_ - не имеет права просить руки леди, занимающей такое положение в обществе, как моя мать. Это злоупотребление доверием. Это вольность с вашей стороны, Сморк. Вот как это надобно понимать.
– О Артур!
– взмолился перепуганный священник, просительно сложив руки; по Артур топнул ногой и стал дергать сонетку.
– Довольно об этом. Давайте лучше выпьем кофе, - сказал он властно и тут же отдал приказание старому лакею, явившемуся на звонок.
Старый Джон, бросив удивленный взгляд на три пустые бутылки из-под кларета, доложил, что кофе подан в гостиную, куда дядюшка просил пожаловать и мистера Артура. Сморк сказал, что лучше... лучше, пожалуй, не пойдет в гостиную, на что Артур холодно отвечал: "Как угодно", - и велел седлать лошадь мистера Сморка. Бедняга грустно проговорил, что знает дорогу в конюшню и сам оседлает свою лошадку; он вышел в сени и стал одеваться.