История православия
Шрифт:
В этой грандиозной картине мироздания, выраженной в изумительной поэтической форме, присутствуют греческая философия, восточный мистицизм и элементы христианства. Таким образом, гностицизм можно представить себе в виде Вавилонской башни, которую возвели строители, говорившие на разных языках, и потому довольно быстро разрушили труды Отцов и Учителей Церкви. Однако многие конструкции этой «башни» были эффективно использованы в дальнейшем как в религиозной философии неоплатонизма, так и в христианском богословии и продолжают использоваться поныне. Конечно, неоплатонизм с его глубокой и тонкой диалектикой и чеканной формой не может быть сведен целиком к идеям гностицизма, но некоторые важнейшие принципы философии Плотина, такие как апофатическое богословие, учение об эманации и связанной с ней иерархией божественной жизни, несомненно, взяты у гностиков. Поэтому категорические утверждения, что эти принципы автор Ареопагитик перенял у неоплатоников, заставляют задуматься, не был ли прав св. Максим Исповедник в своих комментариях к Ареопагитикам, когда называл неоплатоников ворами, укравшими многие свои идеи у св. Дионисия Ареопагита, в авторстве которого он не сомневался.
Факт несомненной пользы некоторых положений гностицизма, несмотря на неудачу его притязаний быть системой христианского богословия, делает уместным привести здесь поучительный эпизод, свидетелем которого автор был в свои студенческие годы. Тогда МГУ организовал представительную конференцию, посвященную
И наконец, еще одно добавление к рассказу о гностицизме: духу русского Православия близка идея воплощения в материальной природе и природных явлениях переживаний и действий Софии-Ахамот, о чем говорилось выше в связи с системой Валентина. Подтверждение этому – отрывок из «Голубиной книги» – шедевра древнерусского духовного фольклора: «У нас белый вольный свет зачался от суда Божия,/ Солнце красное от лица Божьего,/ Самого Христа, Царя Небесного,/ Млад-светел месяц от грудей Его,/ Звезды чистые от риз Божиих,/ Ночи темные от дум Господних,/ Зори утренни от очей Господних,/ Ветры буйные от Свята Духа,/ Дробен дождик от слез Христа,/ Самого Христа, царя Небесного». Трогательная и глубокая поэзия «Голубиной книги» заставляет вспомнить принцип «подобия сущего» (analogia entis), в той или иной форме присутствующий в богословских построениях практически всех религий. Так в «Ригведе», древнейшей из священных книг индуизма, есть «Гимн Пуруше» – пантеистическая версия гностических мифов и приведенных стихов: «Тысячеглавый, тысячеглазый и тысяченогий Пуруша./ Четвертая часть его – все сущее, три другие – бессмертное в небе./… Боги, совершая жертвоприношение, принесли Пурушу в жертву…/ Когда разделили Пурушу, чем стали его уста, чем руки, чем бедра, ноги?/ Брахманом стали его уста, руки – кшатрием,/ Его бедра стали вайшьей, из ног возник шудра./ Луна родилась из мысли, из глаз возникло солнце./ Из дыхания возник ветер, из пупа возникло воздушное пространство, из головы возникло небо./ Из ног – земля, страны света – из слуха. Так распределились миры». Элементы апофатического богословия прослеживаются в уже упомянутом выше знаменитом «Космогоническом гимне» из той же «Ригведы». Таким образом, можно сказать, что гностицизм находится в длинном ряду учений теософского характера, если теософию понимать как мистическое богопознание, свободное от узких конфессиальных рамок и рутинных процедур церковной обрядности. В этот же ряд можно поместить труды таких европейских мистиков, как Я. Бёме, Парацельс, Э. Сведенборг и их последователей, испытавших заметное влияние гностицизма. В России идеи гностиков, например, неявно присутствуют в богословских работах Вл. Соловьева, а явно – в трактате Д. Андреева «Роза мира», написанном в середине XX в., т. е. уже в советское время.
Среди христианских ересей II в., близких к гностицизму, значительную роль в течение продолжительного времени играло учение Маркиона, жившего почти одновременно с Валентином. Родился он в семье епископа г. Синопа на южном берегу Понта (совр. Черное море) и был крещен еще в детстве. Став крупным судовладельцем, разбогател, но вскоре раздал имущество бедным и основал христианскую общину. Отец отлучил сына от церкви за его проповеди, но Маркион продолжал свою проповедническую деятельность в Малой Азии, а с 144 г. – в Риме, где основал собственную церковь, общины которой широко распространились по Малой Азии, Италии, Галии и Африке. Впитав основательно гностические идеи, Маркион, тем не менее, не стал гностиком в полном смысле, поскольку не интересовался метафизикой и прочими умозрительными построениями. Его делом была реорганизация Церкви в соответствии, как ему представлялось, с заветами ап. Павла. Тертуллиан писал, что «отличительным и первоначальным делом Маркиона было разделение Закона и Евангелия». Учение ап. Павла о Ветхом и Новом Заветах как об откровениях закона и благодати Маркион превратил в учение о двух богах – Боге Авраама, Исаака и Иакова и Боге Иисуса Христа. Согласно Маркиону, Бог Авраама, Исаака и Иакова – демиург, создавший этот злой мир из злой материи, «сам зол, как злы его творения», он – «дикий и воинственный судья». Обещанный им мессия придет, чтобы подчинить все народы избранному им еврейскому народу; этот мессия – Антихрист. А Христос послан на землю истинным Богом любви и благодати для спасения всего человечества. Так что Маркион был первым убежденным, сознательным антииудаистом, или по современной терминологии – антисемитом, ведь очевидно, что народ, избранный злым богом-демиургом для исполнения его целей, не может быть хорошим. Впрочем, Бог Авраама, Исаака и Иакова справедлив, хотя его справедливость носит законнический характер и неполноценна, а иногда даже противоречит истинной, христианской справедливости. Главным источником мирового зла Маркион считал Сатану.
Истинный же Бог, которого Маркион называет Богом Неведомым, чужд этому миру и его творцу – Его надлежит любить и не следует бояться. Неведомый Бог появился в синагоге Капернаума, приняв видимое тело Иисуса, и сразу стал проповедовать Свое учение. Он совершенно иной природы, нежели сотворенные демиургом люди. Христос, возлюбив мир, своей кровью выкупил этих людей, а ведь купить можно лишь то, что тебе не принадлежит, чужое тебе. Маркион считал земное существование Иисуса кажущимся, как считали докеты, учение которых было рассмотрено выше. Поэтому Маркион соответствующим образом «отредактировал» единственное из признаваемых им евангелий, Евангелие от Луки, убрав из него все, что не согласуется с его построениями, например описание рождений Иоанна Крестителя и Иисуса. Маркион проповедовал строгий аскетизм и вел яростную борьбу с «нечистыми», по его представлениям, священниками. Св. Поликарп Смирнский, заставший в конце своей долгой жизни проповедь Маркиона, назвал его «первенцем Сатаны». Впоследствие маркиониты слились с манихеями (см. ниже), породив многочисленные секты, среди которых можно назвать павликан (VII–IX вв.), болгарских богомилов (XI–XII вв.), западноевропейских катаров и альбигойцев (XI–XIV вв.). Маркион был не только еретиком, но и раскольником, что совсем не одно и то же. С раскольничеством маркионитов христианская Церковь
Раскольником и еретиком был и живший в том же II в. Монтан. Он выступил впервые в Малой Азии, на границе Мизии и Фригии, «с новым пророчеством», как писал историк Евсевий, выдавая себя за Утешителя-Параклета, которого, согласно Евангелию от Иоанна, обещал прислать вместо Себя Христос. В сохранившихся пророчествах Монтана говорится, например: «Я есмь Отец, Сын и Параклет» – и далее: «Я – Господь Бог, пребывающий в человеке». Его сопровождали две пророчицы, Максимилла и Праскилла. Как писал раннехристианский историк, «они имели множество книг и утверждали, что из них можно научиться больше, чем из закона, пророков и евангелий». К Ветхому и Новому Заветам монтанисты собирались присоединить новейший как окончательное откровение Бога. Тонкими проблемами богословия и метафизикой в целом монтанисты интересовались мало, более того, они считали их расслабляющими и вредно влияющими на единство Церкви, которая должна сплотиться перед близким концом света и не отвлекаться ни на что иное. Новизна монтанизма по сравнению с принятой тогда церковной практикой заключалась преимущественно в ужесточении морально-аскетических требований и в призыве к последнему покаянию. «Он расторгал браки и издавал законы о постах», – писал Евсевий. Монтан даже указал новое место второго пришествия Христа – небольшие города Тимон и Петузу во Фритии, которые он называл Новым Иерусалимом и в которые намеревался собрать всех христиан, исповедующих его учение (традиционно принятое место Второго Пришествия – место Вознесения, т. е. Масличная гора в Иерусалиме). Наибольший успех проповедь Монтана имела в восточных провинциях – в V в. общины монтанистов можно было еще встретить в Каппадокии, Фригии, Галатии, Киликии и в Константинополе, а в VIII и IX вв. они частично объединились с павликанами. На Западе Монтана восприняли прохладно, и лишь благодаря поддержке одного из первых и крупнейших Учителей Церкви после-апостольского периода, пламенного Тертуллиана, монтанизм на некоторое время утвердился и там.
Церковь Св. Дмитрия Солунского. 415 г. Фессалоники
Крайним аскетизмом отличалось также одно из самых распространенных и опасных для христианской Церкви еретических течений – манихейство, возникшее в III веке (Персия). Его основатель по имени Мани, согласно большинству свидетельств, происходил из древнего рода магов и славился как ученый и художник; по другим источникам, западным, он был вольноотпущенным рабом и звали его Кубриком. По первым источникам, его мать принадлежала к парфянскому царскому роду Арзакидов, а сам Мани родился в 216 г. в Вавилонии. В середине III в. Мани объявил себя посланником истинного Бога и начал проповедовать манихейство при дворе персидского царя Шапура I. До этого времени он был примерным христианином и даже избирался пресвитером одной из церквей. Изгнанный за еретические проповеди из Персии, Мани долго скитался по Китаю, Индии и Туркестану, всюду основывая свои общины. По возвращению в Персию он сперва был принят благосклонно, но в 277 г. при царе Бахраме I после диспута с магами, на котором Мани был признан побежденным, его распяли по требованию зороастрийских священников.
Мани написал ряд трактатов и посланий – «Книгу гигантов», «Послание основоположное» и другие, но от них сохранились лишь отдельные отрывки в сочинениях христианских ересологов. Религия манихеев синкретична, т. е. представляет собой смешение представлений, взятых у разных религий. Главные компоненты этой смеси – древнеперсидский зороастризм и гностицизм. За основу взят родной для Мани зороастризм с его дуализмом и наглядным, без тонкой метафизики, богословием. Гностицизм фигурирует в манихействе в упрощенном виде – без апофатического богословия и без сложной, использующей диалектику, космогонической картины мира. У христианства Мани заимствовал хорошо известную ему структуру церковной иерархии, а также некоторые методы аскетики и элементы литургики. Учение манихеев, если попытаться изложить его схематично, основано на вере в существование двух самостоятельных начал: одно, доброе и светлое, персонифицировано в Ахуре-Мазде, или Ормузде, а другое, злое и темное, олицетворяет Ангра-Майнью, или Ариман. Зависть и злоба толкают Аримана на войну со светлым царством Ормузда. Для защиты царства Ормузда благим богом, с помощью «матери жизни», иначе говоря, мировой души, был сотворен Первочеловек. Во время жестокой борьбы темным силам удалось вырвать у Первочеловека частицу света и смешать ее со злой материей – так возникло вещество, из которого создан видимый мир. Поэтому природа и человек содержат «искру бога», и смысл истории заключается в освобождении света из уз темной материи. Не оскверненный материей Христос, облачив себя для видимости в человеческое тело, сходит из царства света на грешную землю, чтобы помочь людям освободить свет и самих себя из темницы материи. Однако люди не поняли его проповеди, и поэтому Христос, вернувшись в свое царство после кажущейся казни, послал на землю Утешителя, Параклета, в облике Мани для проповеди истинного христианства, извращенного людьми. По окончании процесса освобождения света верные последователи Мани, пневматики, или совершенные, вознесутся в царство света, а все остальное непросветленное творение сгорит в пламени очистительного огня. Хотя в учении Мани упоминается Троица, но Сын и Святой Дух в раннем манихействе представляют собой эманации Отца, а в позднем – лишь различные Его наименования.
После сложных, глубочайшим и тончайший образом продуманных построений таких гностиков, как Василид и Валентин, упрощенная мифология манихеев может показаться детской сказкой. Но, возможно, именно эта простота, как и простота их религиозных ритуалов, привлекала многих верующих; кроме того, манихеи вели очень строгий и праведный образ жизни, что также не могло не вызвать одобрения и подражания. Даже блаженный Августин, один из величайших умов христианской Церкви, в молодости был манихеем, и в «Исповеди» описал это свое почти девятилетнее увлечение. Быстрое и широкое распространение манихейства очень беспокоило православную Церковь. Включив в свое учение элементы многих религий, Мани надеялся покорить им весь мир; он поощрял переводы своих книг на разные языки и проводил активную миссионерскую деятельность. Манихейство проникло в Северную Африку, в начале IV в. пришло в Рим, затем – в южную Галлию и Испанию. Однако в IV в., преследуемое христианской Церковью, оно практически исчезает из Европы, а из Азии – после гонений со стороны ислама, вскоре распространившегося там. Однако отдельные общины манихеев существовали как на Востоке, так и на Западе вплоть до конца средневековья.
К III в. относятся еще два еретических учения, которые заслуживают внимания лишь постольку, поскольку борьба с ними помогла Церкви четче прояснить понятие Триединого Бога и тем проложила дорогу к принятию в IV в. Никео-Константинопольского Символа веры.
В начале века выступили монархиане (от – единое начало). Их еще называли антитринитариями, т. е. отрицающими Троицу. По учению некоторых из них, так называемых динамитов, Христос был обычным человеком, в котором действовала особая сила Святого Духа; другая группа монархиан и вовсе отрицала разделение на три Ипостаси. Ипостась одна при трех наименованиях, подобно тому как Солнце действует на нас трояко: как свет, как тепло, а смотрится, как шар. Этих монархиан называли патрипассианами (страдающий Отец), поскольку из их учения следовало, что при распятии страдал Сам Отец.