История регионов Франции
Шрифт:
Положение в виконтстве Суль почти ничем не отличалось: английские короли поставили в Малеоне капитана-кастеляна вместо виконта. Затем, в середине XV века эта область была присоединена к Франции. На удивление, учреждения в Суле были «лесными»! Суд вершил «ореховый двор», в большинстве своем сеньориальный; народное собрание «Сильвье» (от слова «лесной»), собиравшееся в лесу, как показывает его название, слилось с «большой частью» дворянства и духовенства в рамках суда, и его половинчатый суверенитет обеспечивал, по меньшей мере, региональную власть. Перегон овец на горные пастбища и коллективное управление в производстве молочных продуктов вынуждали местных жителей утверждать исконные демократические свободы, связанные с производством сыра.
В конечном итоге, эти местные учреждения в Лабуре или Суле кажутся похожими на те, которые существовали в Нижней Наварре (или в Наварре в целом). Возможно, они даже были списаны с их образцов. Нижняя Наварра представляла собой что-то вроде федерации долинных земель, и в конце эпохи Средневековья она обладала своей общей привилегией, или «фуэро»; там также был свой кастеллян в Сен-Жан-Пье-де-Пор, который подчинялся наваррскому королю и выступал его представителем на всей территории северных долин, также там присутствовали местные и муниципальные представители власти (бальи и алькады), сборщики дорожной подати и другие сборщики налогов собирали подати в пользу казны монарха. Суд вершили алькады, и прежде всего королевский двор (для дворян), долинные суды (с особым географическим положением), и, наконец, Наваррская канцелярия и члены городского правления в некоторых городах. Различные народные собрания, которые называли себя «генеральными дворами», почти не отличались по своей сути от «Сильвье» в Суле или от «Билцара» в Лабуре, о которых мы уже упоминали. Прежде всего на них лежала ответственность за управление обширными территориями коммун (представительная власть и власть коммун шли рука об руку в этом горном регионе). Бойцы местной милиции набирались среди крестьян и были хорошо вооружены. В общую картину общества вписывалось также духовенство, что само собой разумеется (но оно более или менее исключалось из общих собраний); также в нее включалось дворянство, «инфансоны» (полудворяне), владельцы хозяйств (которые формировали сословие привилегированных, хотя и не «благородных» крестьян), и наконец, на более низком уровне мы обнаруживаем «фиватье» (простых арендаторов земли, находившихся в подчинении у сеньоров-дворян) и даже, до 1400 года, «колласос», или сервов (но их уделом было исчезнуть в то время, когда, в качестве одной из причин, малая плотность населения вынудила всех сеньоров отменить для своих крестьян последние пережитки феодального подчинения, чтобы избежать массового оттока крестьян в другие земли, менее враждебно относящиеся к их свободам).
Рост городов в Стране басков, принадлежавшей Франции, начался с развития одного важного города (но не только его) — Байонны, столицы виконтства Лабур. Она расположена, что вполне логично, на пересечении осей восток-запад (речная сеть Адура) и север-юг (дороги из Франции в Испанию и, в частности, в Компостеллу). Общий подъем этого города наблюдался в XI–XIII веках, когда в разные годы город обзавелся собором, деревянным мостом через Адур, монастырями нищенствующих орденов и приютами для паломников из Сант-Яго. В плане управления, город был местом резиденции виконта Лабура, затем его место занял прево короля Англии, а после, начиная со второй половины XV века, — правитель, назначаемый королем Франции. При Валуа и первых Бурбонах Байонна становится все более и более укрепленным городом (чтобы противостоять испанцам, которых долгое время рассматривали как врагов). Укрепления перемещались к пригородам, остававшимся до того времени средневековыми, иногда их сносили по приказам представителей Франции и заменяли, вплоть до эпохи Вобана, толстыми защитными городскими стенами. В Байонне были свои верфи, они использовали в качестве строительного материала стволы деревьев из окрестных пиренейских лесов. Многочисленные моряки, которых набирали в городе и его окрестностях, перевозили вплоть до британских островов бордосские вина и пряности, которые, на первом этапе развития, импортировались по Средиземному морю. Моряки-китобои из Биаррица и других мест были на 100 % басками; они уничтожали такое количество китов, что те практически исчезли в Гасконском заливе к XVII веку. Пока не наступила экологическая катастрофа, в Средние века и в эпоху Возрождения охота на китов оставалась монополией, по меньшей мере в регионе баскских рыбаков. В судьбе Байонны наступил, однако, резкий поворот после 1451–1453 годов, периода французского завоевания, а особенно после 1578 года, когда занялись, наконец (благодаря постройке «Новых ворот порта»), развитием порта, который к тому времени уже успел увязнуть в иле. Новые виды деятельности, связанные с Америкой (ловля трески у побережья Ньюфаундленда и выращивание привезенной кукурузы), а также активность корсаров способствовали динамичному развитию города. Главное заключается, однако, в разрыве, уже упомянутом, байоннского сообщества, идущего по пути окситанского влияния, или, если точнее, гасконского (латинский язык!), и остальной области Лабур, остававшейся полностью баскской. Это постепенное движение к разрыву на раннем этапе обозначилось начиная с 1200–1215 годов, после пожалования главному городу особых обычаев, отличавшихся от собственно лабурских обычаев. Этот «схизматический» разрыв углубился с течением веков.
«Автономное» будущее Байонны или Сен-Жан-Пье-де-Пор в течение долгого времени было типичным для судьбы некоторого количества новых городов и других укрепленных пунктов («бастид») Страны басков, созданных на пустом месте или восстановленных на пути в Компостеллу во время общего подъема Западной Европы в XI веке. Эти городские центры страдали от своих конфликтов с окружающими сельскими жителями, говорившими на диалекте. Случай «языкового разрыва» из-за гасконского влияния на жителей Байонны, который мы уже рассмотрели, — это крайний пример; но и в других местах, еще в 1661 году, можно было увидеть, как восставшие крестьяне Суля выступали с криками: «Herria, Herria» (страна, страна) против представителей Людовика XIV, конечно, но прежде всего и особенно сильно — против «фурий из Молеона», крошечного главного города в Суде.
«Декорация» из городов и мини-крепостей, или, если можно так выразиться, их «вкрапление» в средневековый пейзаж Страны басков не должно вводить в заблуждение: на всем протяжении периода Средневековья в Стране басков, в сети ее приходов и укрепленных крестьянских поселений грохотала междоусобная борьба между разными кланами и семействами (и те, и другие могли включать в себя сотни человек, или даже больше, имеющих общего отдаленного предка); эти семейства владели землями, замками, зависимыми крестьянами, имели родственников… Такая вражда охватывала достаточно большие территории и могла продолжаться, из поколения в поколение, вплоть до двух веков и даже дольше; иногда эти конфликты завершались хеппиендом с заключением брака, скреплявшего примирение бывших враждующих партий. Все это, сначала грустные события, затем веселые, служили сюжетами для песен, лирической поэзии, фрагментов эпических произведений, передаваемых в устной традиции. И лирическая поэзия, и эпос долгое время оставались лучшими творениями культурной традиции басков: в них рассказывалось много раз о драматических перипетиях любви, которой не дают осуществиться, о трагедиях тех юношей и девушек, которых соединяет страсть, но разделяют ссоры между их семьями. В этой сфере баски достаточно немногим отличались от других средиземноморских народов, чьи герои вроде Ромео и Джульетты или Сида, послужили источником вдохновения как экзотика для таких северных драматургов, как Шекспир и Корнель. В конце Средних веков и в начале Нового времени эмиграция в Америку, создание народной милиции («Эрмандац», или «Армандац»), призванной силой поддерживать мир, и наконец, репрессивные операции, проводимые время от времени французскими властями на севере Пиренеев, успокоили эти кровавые междоусобицы, но не уничтожили их полностью. Традиции вендетты, про меньшей мере, лучше сохранились на Корсике (более традиционной?), чем в Стране басков, в конце концов обреченной последовать по пути глубокой модернизации.
Старинные родовые структуры были фактом скотоводческого общества: крупный и мелкий рогатый скот свободно переходил через гребень Пиренеев; местные свиньи, из которых делали знаменитую байоннскую ветчину, кормились плодами буковых деревьев и желудями на лесистых склонах. Также мы обязаны баскам, вероятно, открытием секрета приготовления сидра (или «помад»). В этой местности долгое время сидра производили больше, чем вина. Затем приготовлению сидра научились нормандцы и бретонцы, привезя секрет его производства из западно-пиренейских портов.
Северные баски, принявшие христианство, перешедшие от племенного строя к монархическому благодаря правительству Наварры, со временем влились фактически, но не всегда по доброй воле (а еще в меньшей степени по своему языку), во французскую государственную общность, после 1451–1453 годов, когда Суль и Лабур были присоединены к королевству Карла VII. Еще четче подчинение региона Франции обозначилось начиная с 1512 года, когда Кастилия отобрала себе часть наваррской территории. Она забрала себе обширную часть территории, выходящую на Средиземное море, и оставила роду Альбре, раньше владевшему всей территорией Наварры, маленький кусок земли «за Портами (перевалами)», другими словами, Нижнюю Наварру. В результате двух браков отпрысков рода Альбре — сначала с принцессой из рода Валуа, потом с принцем-Бурбоном — Нижняя Наварра становится на путь «синтеза» с Францией, который завершился в период с 1589 года по 1610 год, когда Генрих Наваррский, ставший Генрихом IV, взял в свои руки скипетр и надел на себя корону.
Вполне правдоподобно, что XVI век был периодом бурного развития Страны басков, как испанской, так и французской. Треска и кукуруза, «американские подарки», оказались там весьма кстати. В плане законов в то время их больше кодифицировали, чем модифицировали. Страна басков оказалась на пороге Нового времени с «редакциями» обычаев; в 1454 году Карл VII принял решение и приказал переписать начисто местные законы в различных регионах королевства. Этими своими действиями он показал, что он желал не утвердить то, что должно было быть, оставив только королевские суды, какие бы рациональные решения они ни принимали бы, но принять то, что делалось на практике. Обычаи Суля (существовавшие до того в устной традиции) были расписаны черным по белому в 1520 году. Следом были записаны законы Нижней Наварры, называемые «Форс», и Лабура. Этот процесс записи редакций законов завершился… к 1633 году. Величественное и спокойное завершение! Королевская власть терпеливо ждет и не торопит работу. На 1 038 статей законов, собранных таким образом в трех исторических областях Страны басков, 30,5 % касаются семьи, а 15,2 % — общинных земель. Сфера «частной собственности», или, по меньшей мере, вопросы, не имеющие отношения к политике, остается обширной в практике местных юристов. Эти практики действуют в пастушеских общинах, но еще больше (в интимной обстановке) в «доме и семье», как подчеркивают Ле Плей и Бурдьё. В домашней иерархии был свой глава — pater familias [110] , иногда mater familias [111] . Он (или она) вступали в свои права по праву старшинства, установленного для старшего сына, для старшей дочери (в этом отличие от северных регионов Франции, где право наследования по старшинству распространялось практически исключительно на потомков мужского пола среди дворян; а в южных областях практика наследования по старшинству была в некоторых районах распространена даже в третьем сословии). Глава семьи обычно женил своего единственного наследника, или старшего, которому должна была перейти по наследству собственность, на младшей дочери из другого семейства; при этом он старался устроить браки своих младших детей с наследниками или наследницами других кланов, или, в худшем случае, с младшими детьми из других семей. Напротив, брак наследника состояния с наследницей другой семьи нарушал устоявшийся обычай; это приводило к слиянию двух семейств, следовательно, к уменьшению на одну количества семейно-хозяйственных ячеек, остававшихся в распоряжении общества; такой поступок городская община или даже власти региона считали предосудительным по отношению к общественному благу и наказывали ослушавшихся, в случае необходимости, всеобщим осуждением («шаривари»). Структуры, функционировавшие таким образом, были достаточно угнетающими для отдельной личности, но им удавалось обеспечивать с минимальными изменениями и потерями воспроизведение нерушимого общественного строя, или почти так. В других местах также можно было найти подобную практику наследования, в частности, в романоязычных пиренейских регионах, таких как Беарн, но баскский народ, из-за своего языкового солипсизма, показывает себя в этом вопросе более консервативным и лучше защищенным от уравнительных нововведений, чем соседние народы, латинизированные, следовательно, более восприимчивые (давно) к принятию того или иного юридического новшества.
110
Отец семейства (лат.).
111
Мать семейства (лат.).
Помимо этого, социальная и моральная структура брака как основы баскского общества сильно опиралась на такие обычаи, как «шаривари», один из способов шумной борьбы, в частности, против повторных браков вдовцов, которые тем самым лишали молодых людей девушки; еще одним обычаем было насыпание кучи из муки, извести, соломы и папоротников («бердурак»), соединявшей два дома незаконных любовников; такой обычай утверждал, от противного, законную силу настоящего супружеского союза [112] . Баскская семья была также местом игровой подготовки к спортивной деятельности, и во главе предпочтений местных жителей стояла благородная пелота, игра в мяч: эта игра способствовала тому, чтобы простолюдины приобретали себе благородные бицепсы. А каталонцы в Испании были последователями Цицерона, «ораторами с Форума», в совершенстве владевшими всеми самыми блестящими оборотами их постлатинского языка риторики. Баски, напротив, охотно становились чемпионами, способными говорить, если представлялся случай, на разных языках физической силы. Эта традиция физического развития и силы обозначилась на западе Пиренеев еще со времен боев в Ронсевале, жертвой которых оказался злосчастный Роланд, и она долго существовала с тех пор. «Су fait la geste que Thuroldus declinet…» [113] . («Вот жесте и конец. Турольд умолкнул»).
112
Desplat Christian, в кн. Bidart P. Societe, politique, culture en Pays basque. Bayonne, Elkar, 1986. P. 195.
113
Последний стих Песни о Роланде…
Во главе обширного «посева» семей в трех основных областях стояли старинные представительные органы власти, которые уже после окончания средневековой эпохи упорно продолжали свое существование: лабурский Билцар установил, передавая законы то в одну, то в другую сторону, связь, одновременно гибкую и сильную, с частными собраниями в приходах, или, точнее, в крестьянских общинах, которые также играли в баскскую пелоту. Они традиционно посылали на «блицарское» собрание своих «аббатов». На самом деле, речь шла об абсолютно светских делегатах, славных крестьянах или горцах, но их обряжали, для данного случая, в духовное, или «аббатское» платье, что было не более чем фантазия. При королевской власти любили такие семантические маскарады, настолько вошедшие в обычай, что забывали о том, что они изначально были фарсовыми и прикрывали собой подлинное содержание.