История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II
Шрифт:
13 января 1944 г. в Ленинграде было принято беспрецедентное решение о возвращении исторических городских топонимов 20 важнейшим улицам и площадям, переименованным в первые годы большевицкой диктатуры. Проспект 25 Октября вновь стал Невским, площадь Жертв Революции – Марсовым Полем, площадь имени Урицкого – Дворцовой площадью, проспект имени Володарского – Литейным проспектом, Советский проспект – Суворовским проспектом. Особенно примечательно, что с карты города было стёрто даже имя Ленина – проспект Ленина (бывший проспект Петра Великого), был переименован в Пискаревский. Инициатором переименований стал главный архитектор Ленинграда Николай Варфоломеевич Баранов, но его письмо было одобрено лично Сталиным в декабре 1943 г., и уже 5 января 1944 г. на заседании Ленинградского бюро горкома ВКП(б) А.А. Жданов горячо агитировал за эту инициативу: «Советская улица, улица К. Маркса есть в каждом городе… значит в этом отношении специфика Ленинграда стёрта» (ЦГАИПД. Ф. 25. Оп. 2. Д. 4897. Л. 53).
Отказавшись от Коминтерна, Сталин обратился к старому русскому идейному оружию – к панславизму. Гитлер поработил или сделал своими сателлитами все славянские государства Балкан и Центральной Европы – Польшу, Чехию, Словакию, Болгарию, Сербию, а также православные неславянские Грецию и Румынию. Уже в августе 1941 г. в Москве был проведен Первый всеславянский съезд. Среди его организаторов было немало выдающихся писателей, ученых, художников из славянских государств и из славянских республик СССР. Съезд призвал к славянскому культурному единению и сотрудничеству. Через славян Сталин рассчитывал распространить свое влияние в послевоенной Центральной и Юго-Восточной Европе. Возрождение православной церкви в России преследовало подобную цель – сделать Москву всемирным центром православия и так распространить влияние СССР на Балканах и на арабском Востоке, где немалая часть населения оставалась православной.
10 апреля 1945 г. состоялась встреча Патриарха Алексия, митрополита Николая и протопресвитера Николая Колчицкого со Сталиным. Основной темой этой беседы стала перспектива участия Русской Православной Церкви в послевоенной внешнеполитической деятельности советского государства и предложение Сталина о создании в Москве международного православного центра с комплексом зданий.
В октябре 1942 г. был упразднен институт комиссаров, в армии введено единоначалие; 6 января 1943 г. последовал указ Президиума Верховного Совета о знаках различия на военной форме. Для офицерских чинов были введены золотые погоны – символ всего того, против чего Красная армия боролась в Гражданскую войну. Надел погоны и Сталин, ставший вскоре маршалом Советского Союза, а потом и генералиссимусом. Введение погон вызвало в армии острое недовольство старых политруков, но пришлось переучиваться. Вскоре, в 1946 г. и Красная армия будет переименована в Советскую армию. Переименование подчеркивало, что теперь это не армия авангарда мировой революции, но советского государства. Слово «советский» окончательно утратило смысловую связь с советами рабочих и солдатских депутатов и стало новым прилагательным, определяющим национальную принадлежность жителей СССР и государственных институтов СССР.
Изменение символики вызывало надежды на перерождение режима. Подобно тому, как в Отечественную войну 1812 г. крестьяне надеялись, что в благодарность за их усилия Александр I отменит крепостное состояние, так и теперь множились слухи, что после войны Сталин отменит и колхозы, и концлагеря, и цензуру – вот тогда заживем! Но вся эта смена внешнего облика была только декорацией. Сущность коммунистического режима вовсе не изменилась. Колхозы Сталин, пожалуй, мог бы переименовать в крестьянские общины, но крестьян он не освободил бы никогда, так же как и заключенных по 58-й статье, никогда не отменил бы цензуру. Он преследовал все те же большевицкие цели безраздельного властвования над душой и телом России и распространения своей власти как можно шире в окружающем мире. Человек оставался для него средством для воплощения честолюбивых замыслов. Новый идеологический набор был только приспособлением к изменившейся ситуации. Сталин думал, что, оседлав русский национализм, он достигнет своих вожделенных целей быстрее и полнее, чем на охромевшей кобыле пролетарского интернационализма.
Д.В. Петров. Невский проспект под грифом «Совершенно секретно» (к истории возвращения названий в блокадном Ленинграде // Возвращая Россию. СПб.: Алетейя, 2013. С. 23–40.
4.2.23. Карательная система коммунистического режима в годы войны. Репрессии против военного и мирного населения, штрафные батальоны и заградительные отряды. Обращение с военнопленными
Война ужесточила деятельность репрессивного аппарата, в полной мере использовавшегося для упрочнения и совершенствования сталинской власти. Наряду с сохранением и укреплением жесткого контроля над обществом, применением репрессий в целях тотальной мобилизации, карательная система гарантировала личную неприкосновенность Сталину и высшей номенклатуре ЦК ВКП(б), чьи политика в 1939–1941 гг., некомпетентность и управленческая несостоятельность привели к гибели кадровой армии летом – осенью 1941 г. и поражениям 1942 г.
Расстрелы и ГУЛАГ, разветвленная вертикаль партийно-комсомольских, советских и чекистских органов, манипуляция общественным сознанием при помощи огромного пропагандистского аппарата, жесткая система принудительного труда, полное отсутствие частной инициативы и независимых от государства институтов, делали практически невозможным антисталинский социальный взрыв. Кроме того, на протяжении двадцати предвоенных лет органы ОГПУ – НКВД последовательно проводили «изъятия антисоветских элементов», способных стать катализатором антибольшевицкого сопротивления.
Осужденные в 1941–1945 гг. судами всех видов за «контрреволюционные преступления» по данным Верховного суда СССР (на 21 января 1958 г.)
В годы войны репрессии носили не только возмездный характер по отношению к советским гражданам, вступившим в конфликт с государством, – дезертирам, уклонистам, торговцам неуничтожимого «черного рынка», уголовникам, повстанцам, идейным врагам советской власти и лицам, сотрудничавшим с противником, а также членам их семей. Террор и массовые смертные приговоры оправдывались «целесообразностью» военного времени. Драконовское трудовое законодательство открывало широкое поле для репрессий по указу 1940 г. и указу ПВС СССР от 26 декабря 1941 г. «Об ответственности рабочих и служащих за самовольный уход с предприятий».
Осужденные за прогулы, опоздания, самовольный уход с предприятий и учреждений в 1941–1945 гг. (% к осужденным всего за год) (на 1955 г.)
С учетом осужденных по указам военного времени 1942 г. (уклонение от мобилизации на сельхозработы, невыработка колхозниками обязательного минимума трудодней) общее количество осужденных за нарушение трудового законодательства в 1941–1945 гг. составило 8 550 799 человек, из которых 2 080 189 были приговорены к лишению свободы, а остальные – к исправительно-трудовым работам или получили условное осуждение.
Пренебрежение к жизням заключенных вызывало массовую смертность в ГУЛАГе (до 25 % от списочного состава заключенных), особенно в 1941–1943 гг. При численности заключенных в лагерях 1 390 458 человек (в т. ч. 420 417 судимых за «контрреволюционные преступления») на 1 января 1942 г., за год умерли 352 360 заключенных. Кроме того, в тюрьмах и колониях НКВД на 1 января 1942 г. содержались еще 359 285 человек, но данные об их смертности не известны. 60 % среди заключенных ГУЛАГа во время войны составляли русские, 13 % – украинцы, 3 % – белорусы, по 2 % – татары и узбеки, 1,7 % – евреи и т. д. Таким образом, этнические пропорции обитателей ГУЛАГа приблизительно соответствовали национальному составу населения СССР.
Официальная статистика смертности з/к в ГУЛАГе в 1941–1945 гг. (% смертности к среднесписочному составу)
В войсках всю войну свирепствовали военные трибуналы, обеспечивавшие не только возмездное наказание, но и практиковавшие показательные репрессии для устрашения личного состава. Только к 1 марта 1942 г. в действующей армии насчитывались 1121 военный трибунал, в которых «трудились» 4501 работник, не считая секретарей. За период 1941–1945 гг. военные трибуналы осудили 2 530 663 человека, в т. ч. 284 344 (9 %) – к расстрелу. Осужденных к расстрелу хватило бы для того, чтобы укомплектовать четыре-пять общевойсковых армий.