История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I

Зубов Андрей Борисович

Взятка и связи освобождали от призыва в армию и защищали от сурового наказания за дезертирство. Если крестьяне и казаки, не желавшие сражаться ни за Красных, ни за Белых, уходили в горы и леса, становились «зелеными», то молодежь высших классов освобождалась за взятку и благодаря связям устраивала себе «бронь» от призыва.

Свидетельство очевидца

Вырыпаев вспоминает: «За ноябрь месяц 1918 г., в страшные морозы в Приуралье, Волжская группа несла большие потери обмороженными. На неоднократные требования прислать тёплые вещи из Омска не было ответа». Каппель попросил поручика съездить в Омск. «Прибыв в Омск вечером, я нашёл все отделы снабжения закрытыми. Через своих приятелей я узнал о несметных количествах тёплых вещей, сданных в интендантство. Это меня окрылило, и я с нетерпением стал ждать завтрашнего дня. А когда сумерки

сменились ночью, Омск меня, отвыкшего от тыла, просто ошеломил каким-то исступленным разгулом и почти поголовным пьянством, похожим на пир во время чумы». Вырыпаеву стало не по себе, и он поинтересовался у окружающих, не праздник ли в Омске, но получил ответ, что это – обычная вечерняя жизнь тылового Омска… Перед глазами поручика встали картины боёв и замерзающих соратников… В тылу жизнь текла размеренно – там едва ли было понятно негодование Вырыпаева, вызванное предложением «подождать недельку» в Омске, пока вещи «распределят по частям». Только при помощи знакомого чеха Вырыпаеву удалось получить из их штаба тёплые вещи для каппелевцев…

«Классовый эгоизм процветал пышно повсюду, не склонный не только к жертвам, но и к уступкам. Он одинаково владел и хозяином и работником, и крестьянином и помещиком, и пролетарием и буржуем. Все требовали от власти защиты своих прав и интересов, но очень немногие склонны были оказать ей реальную помощь… Материальная помощь армии и правительству со стороны имущих классов выражалась цифрами ничтожными – в полном смысле слова. И в то же время претензии этих классов были весьма велики…» – писал Деникин.

Эгоизм проявляли не только отдельные люди, но и целые государственные образования. Так, Донское казачье правительство продавало уголь-антрацит в Константинополь, в то время как из-за отсутствия топлива Белая Одесса оставалась без воды и света; Кубань вывозила пшеницу в Грузию, а соседняя Новороссийская губерния голодала.

Разгул и безнравственность тыла провоцировали и действующую армию. Чтобы кутить в тылу, надо было иметь деньги. Все чаще Белые войска оказывались замешанными в грабежах. Грабили большей частью не обывательское добро, но награбленное уже большевиками, ими брошенное при отступлении. Трофейное топливо, ценности, иное имущество не сдавали в тыл – «все равно разворуют тыловые крысы», – а тут же продавали или везли домой – на Дон, Кубань, Терек, в родные станицы, в дома и храмы. Но бывали, и не так редко, случаи грабежей среди мирного населения. Эти возмутительные факты начальство старалось пресекать со всей строгостью, но получалось не всегда.

«Каждый день – картины хищений, грабежей, насилий по всей территории вооруженных сил, – писал 29 апреля 1919 г. генерал Деникин жене. – Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи. Помощи в этом деле ниоткуда не вижу. В бессильной злобе обещал каторгу и повешенье. Но не могу же я сам, один ловить и вешать мародеров фронта и тыла». Один из участников борьбы на северо-западе России писал: «Конечно, в этой борьбе, когда даже самое необходимое надо добывать самому, трудно провести резкую грань между реквизицией и военной добычей, с одной стороны, и грабежом – с другой. Поэтому человек со слабыми нравственными устоями легко переходит эту границу. Недаром здесь грабёж в шутку называют „партизанством“». Это «партизанство», существовавшее на всех фронтах Белой борьбы, было бедой, которая бросала тень на Белое дело.

Историческая справка

Никакие меры в отношении нарушителей не могли быть безусловно действенными. Много, очень много значил личный нравственный пример командира. Но в обстановке, когда низкие поступки стали обыденностью, каждый человек должен был решать, поступать ли ему «как все», или же несмотря ни на что вести себя благородно, сознавая ответственность перед Богом за каждый свой поступок. Сергей Мамонтов описывает случай, как он, поддавшись общим настроениям, отправился однажды с другими офицерами на грабёж крестьян. С чувством отвращения, но внушая себе, что раз все берут, то должен взять и он, Мамонтов взял себе у испуганных хозяев красивый шёлковый платок. В тот момент он переживал смутные чувства; «с одной стороны, – пишет он, – я был глубоко возмущён и сдерживался, чтобы не вступиться за несчастных. Но появилось и другое, скверное чувство, и оно постепенно усиливалось. Опьянение неограниченной властью». Когда на следующий день брат Мамонтова случайно увидел платок, он спросил, что это.

«Я сильно покраснел.

– Понимаю… и тебе не стыдно?

Мне было очень стыдно, но я все же сказал:

– Все же это делают.

– Пусть другие делают, что им нравится, но не ты… Нет не ты…» И Сергей нашёл в себе мужество никогда больше не поступать подобным образом.

Преступления, чинимые Белыми на фронте и в тылу, были не редки. Но они никогда не превращались в политику Белой власти. Напротив, они всегда рассматривались как преступления, как зло и беззаконие, с которым надо было бороться и с которым более или менее успешно боролись все главноначальствующие над фронтами, практически все губернаторы и высшие гражданские власти Белого тыла. Эти преступления во многом объясняются общим падением морали во время революции и Гражданской войны, а во многом – и той гражданской и экономической свободой, которая была естественна для освобожденной части России и которая, в своем положительном смысле, была главной целью Белой борьбы. Белое дело было борьбой за свободу и достоинство человека. Злоупотребления и преступления Белых являлись эксцессами свободы, а отнюдь не рационально избранными методами утверждения их власти.

Литература

Г. А. Бордюгов, А. И. Ушаков, В. Ю. Чураков. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. М., 1998.

В. Д. Зимина. Белое движение в годы гражданской войны. Волгоград, 1995.

А. П. Ракова. Омск – столица Белой России. Омск, 2010.

В. Ж. Цветков. Белое движение в России // Вопросы истории. № 7, 2000.

2.2.24. Церковь и религиозные движения в годы Гражданской войны

Несмотря на ощутимые военные поражения большевиков весной и летом 1919 г., именно в этот период ими была осуществлена беспрецедентная по своей кощунственности и весьма кровопролитная для православного духовенства антицерковная кампания, связанная с постановлением Наркомата юстиции об организованном вскрытии мощей, которое было принято 16 февраля 1919 г. Стремясь дискредитировать Церковь в глазах народных масс, почитавших именно нетленные мощи, большевицкие власти провели к осени 1920 г. 63 организованных вскрытия мощей многих широко почитавшихся подвижников – в том числе преп. Сергия Радонежского, преп. Серафима Саровского, Великого князя Владимира, Крестителя Руси. Подобные акции проходили, как правило, в столь кощунственных формах, что не могли не провоцировать отдельных представителей духовенства и в особенности активных мирян на сопротивление хулителям церковных святынь. В этих случаях власти обрушивали на православных христиан нарочито жестокие репрессии, обвиняя их в активной контрреволюции. В числе первых была разгромлена Троице-Сергиева лавра и превращена в антирелигиозный музей.

Св. Патриарх Тихон своим указом епархиальным архиереям 17 февраля 1919 г. об «устранении поводов к глумлению и соблазну в отношении святых мощей» и своим письмом к председателю Совнаркома Ленину от 2 апреля 1919 г. пытался сократить масштабы репрессий, которым подвергались в период этой кампании духовенство и миряне, но его усилия оказались тщетными.

Освобождая русскую землю от большевицкой власти, Белые встречали ужасающие примеры религиозного кощунства и религиозно мотивированных злодеяний. В Лубнах перед своим уходом большевики расстреляли поголовно всех монахов Спасо-Мгарского монастыря во главе с настоятелем. Покровский монастырь Киева была обращен в больницу для сифилитиков-красноармейцев. Повсюду местные жители рассказывали о зверских убийствах большевиками священников, епископов, монахов и монахинь, где могли – указывали их могилы. Часто убийства совершались буквально в день отступления и оставлялись Белым как последний «привет» отходящего Красного воинства.

Свидетельство очевидца

Более чем обычным является описание бесчинств, которые Дыбенко и его товарищи устроили в Спасовом скиту Харьковской епархии: «Забравшись в храм под предводительством Дыбенки, красноармейцы вместе с приехавшими с ними любовницами ходили по храму в шапках, курили, ругали скверно-матерно Иисуса Христа и Матерь Божию, похитили антиминс, занавес от Царских врат, разорвав его на части, церковные одежды, подризники, платки для утирания губ причащающихся, опрокинули Престол, пронзили штыком икону Спасителя. После ухода бесчинствовавшего отряда в одном из притворов храма были обнаружены экскременты…» – А. Деникин. Очерки русской смуты. Т. V. – С. 82.