История российского терроризма
Шрифт:
Я пережил в лазарете и сознательно помню только один момент — приезд в отряд тов. Дзержинского с требованием выдачи меня. Узнав об этом, я настойчиво просил привести его в лазарет, чтобы предложить ему меня арестовать. Меня не покидала все время незыблемая уверенность в том, что так поступить исторически необходимо, что Советское правительство не может меня казнить за убийство германского империалиста. Но ЦК отказался выполнить мою просьбу. И даже в сентябре, когда июльские события четко скомпоновались, когда проводились репрессии правительства против левых эсеров и все это сделалось событием, знаменующим собою целую эпоху в Русской Советской Революции, даже тогда
При отступлении отряда Попова из Трехсвятского переулка я был забыт во дворе лазарета. Отсюда меня вместе с другими ранеными увезла на автомобиле в первую городскую больницу одна неизвестная сестра милосердия. В больнице я назвался Григорием Беловым, красноармейцем, раненным в бою с поповцами. В больнице я пролежал, кажется, до 9 июля. 9-го вечером мне был устроен моими внепартийными друзьями, извещенными случайно о моем пребывании в больнице, побег. Я говорю побег потому, что больницам и лазаретам был отдан приказ, неизвестно откуда, не выпускать под угрозой расстрела ни одного раненого в эти дни. Я скрывался в Москве несколько дней — в лечебнице и частных квартирах. Кажется, 12-го я кое-как уехал и после полосы долгих скитаний попал в Рыбинск.
В Рыбинске я пробыл под фамилией Авербаха до последних чисел августа, вылечивая ногу. В начале сентября, очень нуждаясь, я работал под фамилией Вишневского в Кимрах, в уездном комиссариате земледелия, давал уроки. Все это время я был абсолютно оторван от партии Она не знала, где я нахожусь, что со мною делается. В сентябре я слу чайно завязал сношение с ЦК, я обратился к нему с предложением спешно отправить меня на Украину в область германской оккупации для террористической работы. Мне было приказано выехать в Петроград и там выжидать отправки.
Я жил в окрестностях Петрограда очень замкнуто — в Гатчине, Царском Селе и др., занимаясь исключительно литературной работой собиранием материала об июльских событиях и писанием о них книг. В октябре я самовольно, без ведома ЦК, поехал в Москву, чтоб добиться скорейшей командировки на Украину. Недолго жил в Курске, и 5 ноября я был уже в Белгороде, в Скоропадчине. Я не могу не сказать нескольких слов о своей работе на Украине. По ряду причин мне нельзя еще говорить о ней легально, подробно. Скажу только следующее: я был членом боевой организации партии и работал г подготовке нескольких террористических предприятий против виднейших главарей контрреволюции. Такого рода деятельность продолжалась до свержения гетмана. При правительстве директории, в перу диктатуры кулачества, офицерства и сечевых стрелков я работал для восстановления на Украине Советской власти. По поручению партии организовал совместно с коммунистами и другими партиями ревкомы и повстанческие отряды, вел советскую агитацию, был членом нелегального Совета рабочих делегатов Киева — словом, посильно я служил революции».
Блюмкин вступил в РКП (б). В 1919— 1920 гг. он по заданию командования готовил восстание в деникинском тылу, был начальником штаба бригады. В 1920—1921 гг. Блюмкин учился в Военной академии РККА, после служил в секретариате Троцкого.
Бывший сталинский секретарь Бажанов вспоминал, как он попал домой к Блюмкину. Это была огромная четырехкомнатная квартира на Арбате, Блюмкин там жил один. Он считал себя выдающейся исторической личностью. Встретил гостей в красном шелковом халате, с длинной восточной трубкой. На столе лежал том Ленина, открытый на одной и той же странице.
В 1925 г. Блюмкина отправили на работу в
В Константинополе он встретился с Троцким, бывшим уже в эмиграции, и потом поддерживал с ним отношения через сына Троцкого Л. Седова, убитого позже чекистами в Париже. Блюмкин обещал Троцкому собрать материалы о работе того во время гражданской войны и передать письма оппозиции.
Когда Блюмкин вернулся в Москву, его арестовали. В ноябре 1929 г. судебная коллегия ОПТУ постановила расстрелять Блюмкина «за повторную измену делу пролетарской революции и Советской власти, за измену революционной чекистской армии».
* * *
Естественно, анархисты оказались в оппозиции к большевистской власти. И в оппозиции действенной. В ночь с 11 на 12 апреля 1918 г. последовало разоружение анархистских федераций и арест их руководителей.
Анархистские группы уходят в подполье. Образуются два центра: петроградско-московский и украинский. Второй находится в Харькове. Он назывался конфедерацией «Набат». На своей конференции набатовцы призывают к террору против большевиков, немцев, Скоропадского и Петлюры.
Конфедерация «Набат» тесно была связана с махновским движением.
На Украине в это время творилась полная неразбериха: красные, белые, зеленые, кайзеровские войска, гетманцы... Летом 1918 г. разрозненные отряды крестьян, спасающихся от мобилизации, бродят по лесам, нападают на хутора, подводы. Нестору Махно, прекрасно знающему местные условия, удалось сплотить некоторые вокруг себя. Ведь в Гуляйполе за ним была слава революционера. Когда он вернулся после шестилетней отсидки, эйфория 1917 г. била ключом. Местные школьники дружно декламировали бывшему узнику царского самодержавия стихи:
Привет вам, страдальцы за счастье людей!
Привет вам, борцы за свободу!
Привет вам, добывшие мукой своей
Желанную волю народу!
Пошли к Махно и рабочие с рудников, и босяки. Когда в конце 1918 г. большевики поднимают на Украине восстание, Махно примыкает к ним.
С приходом большевиков на Украине вводят продразверстку. Забирали все дочиста.
Советская власть издала декрет об учреждении на бывших помещичьих землях совхозов. В нем говорилось: «Уземотделы обязаны принять меры к возвращению самовольно захваченного живого и мертвого инвентаря и прочего имущества бывших нетрудовых хозяйств. Особенно важные меры принимаются к возвращению племенного и рабочего скота и сложных машин...»
Все это и объединило украинскую деревню против новой власти. Ну а Махно без местной поддержки был ничто. Он со своими частями уходит в тыл Красной армии и поднимает там восстание. К нему из Харькова приезжают анархисты-идеологи: Аршинов, Волин-Эйхенбаум и Готман. Начинают выходить две газеты: «Путь к свободе» и «Голос махновца».
На съезде представителей махновских воинских частей и крестьянских организаций принимается резолюция:
«Съезд протестует против реакционных приемов большевистской власти, расстреливающей крестьян, рабочих и повстанцев. Съезд требует проведения правильного свободного выборного начала... Съезд требует замены существующей продовольственной политики правильной системой товарообмена...