История русского романа. Том 2
Шрифт:
Ошибочность подобного истолкования хроники Лескова становится особенно очевидной при сопоставлении «Захудалого рода» с романом Б. М. Маркевича «Марина из Алого Рога». Маркевич также ставит вопрос об относительной ценности нового и старого времени, но решает его совершенно иначе, чем Лесков. Основной пафос его произведения — это апология дворянства и развенчание разночинцев. Сюжет его сводится к тому, что красивая молодая девушка Марина, неискушенная в жизни, но нахватавшаяся новых идей и потому с предубеждением относившаяся к дворянам, в результате своего знакомства с людьми этого сословия приходит к переоценке ценностей, к убеждению о всестороннем превосходстве дворян над разночинцами. Нечего и говорить, что хроника Лескова начисто лишена подобной тенденции к возвеличению дворянской аристократии.
Не только принципиально
А. Островского. Разумеется, это произведения разного масштаба и идейно — художественной значимости, однако самый подход к исторической теме и ее трактовка роднят Лескова именно с этими писателями. Как и Л. Толстой, Лесков убежден в том, что народ суверенен в своих действиях и именно он решает в моменты острейших исторических ситуаций судьбы страны. Поэтому по выходе романа «Война и мир» Лесков сразу становится страстным защитником его историко — философской концепции и настойчиво пропагандирует ее в своих обозрениях в «Биржевых ведомостях» (1869–1871). Так же, как и Л. Толстого, Лескова более волнуют общенациональные проблемы, нежели социально — политические. В этом заключалась своего рода полемика с современниками, поставившими в центр внимания вопросы остро политического характера. По мысли Лескова и Толстого, если решающей силой истории является народ, то, следовательно, первостепенное значение для общества и каждой отдельной личности имеет сближение с ним, а не заранее обреченные на провал попытки по — своему направить его на осуществление всякого рода социальных преобразований. Поэтому любимые герои Толстого бьются не над политическими проблемами, а над тем, как приблизиться к народу, отгадать его загадку и тем самым постичь смысл жизни; любимые же герои Лескова с самого своего рождения чувствуют себя крепко связанными с родной почвой, в чем именно, по мысли автора, и состоит секрет их необоримой силы духа.
Проблемы отношения отдельной личности к народу, сохранения на- циональных традиций, исконных устоев русской жизни представлялись Лескову и Толстому особенно важными ввиду переломного характера эиохи 60–70–х годов, ознаменованной особенно интенсивным развитием буржуазных начал жизни. Для обоих писателей оказался неприемлем неразрывно связанный с нею дух торгашества, мещанской пошлости, крайнего эгоизма и обособленности, и именно ему в первую очередь противопоставляют они органическую связь своих героев с родной почвой, их верность национальным традициям, близость народному началу. У Лескова эта полемическая тенденция наиболее обнаженно выступает в неоконченной хронике «Старые годы в селе Плодомасове». Самые названия ее глав, варьирующие известные народные пословицы, подчеркивают близость главной героини хроники национальной почве, ее верность давно сложившимся традиционным нравственным нормам.
Кроме Л. Толстого, постановкой исторической темы Лесков оказался близким А. Н. Островскому. В своих пьесах на темы русской истории драматург, так же как и Лесков в хрониках, стремился не столько к постановке актуальных социально — политических проблем, сколько к воссозданию общей атмосферы жизни минувшей эпохи, характеров людей, их верований, обычаев. При этом в изображении важнейших исторических событий Островский, как и Лесков и Толстой, исходил из убеждения, что решающее участие в них принадлежало народу. Герой его одной из лучших драм Козьма Минин сам плоть от плоти народной, и именно в этом автор видит источник его энергии и мужества.
Демократический, антисословный пафос хроники Лескова «Захудалый род» гораздо быстрее критиков ощутил редактор «Русского вестника», потребовавший от писателя принципиальных изменений в тексте еще незавершенного произведения. Оскорбленный этим вмешательством, писатель отказался продолжать печатание хроники. В одном из писем к И. Аксакову, соглашаясь со многими его замечаниями по поводу «Захудалого рода», он прямо относит художественные недочеты хроники за счет навязчивого редакторского бдения над его работой. «Роман стал путаться в голове моей, и его надо было бросить, — признается Лесков. — Но отчего же это случилось? Перебираю все мои муки с ним и останавливаюсь на одном, что меня путало то видение, которое неотразимо стояло передо мною с тех пор, как я отдал в редакцию 1–ю часть романа: это видение был сам редактор, который стоял передо мною и томил меня своими недомолвками, своими томными требованиями, в которых я ничего не мог разобрать» (X, 396).
Хроники Лескова впервые вызвали у их автора чувство большого удовлетворения своей работой. В письме к П. К. Щебальскому 26 мая 1871 года, еще в ходе работы над рукописью будущих «Соборян», Лесков писал: «Я сам рад с ними возиться и знаю, что это, может быть, единственная моя вещь, которая найдет себе место в истории нашей литературы» (X, 325). Позднее он еще более дорожил своей последней хроникой. Посылая своему издателю А. С. Суворину в 1888 году экземпляр «Захудалого рода», он писал: «Я люблю эту вещь больше „Соборян“ и „Запеч<атленного>ангела“. Она зрелее тех и тщательно написана… это моя любимая вещь» (XI, 366). Если вторая из этих хроник не была по достоинству оценена современной писателю критикой, то первая, «Соборяне», принесла ее автору долгожданное литературное признание. В дальнейшем именно эта хроника оказалась первым произведением Лескова, переведенным при его жизни на европейские языки.
Свой взгляд на природу жанра романа Лесков выразил наиболее отчетливо в письме к Ф. И. Буслаеву от 1 июня 1877 года: «Писатель, который понял бы настоящим образом разницу романа от повести, очерка или рассказа, — писал здесь Лесков, — понял бы также, что в сих трех последних формах он может быть только рисовальщиком, с известным запасом вкуса, умения и знаний; а, затевая ткань романа, он должен быть еще и мыслителем, должен показать живые создания своей фантазии в отношении их к данному времени, среде и состоянию науки, искусства и весьма часто политики» (X, 450).
Несмотря на неоднократные высказывания об условностях формы романа, связывающих его как художника, Лесков до конца жизни не оставлял мысли о написании новых романов. В 1875 году он начал работу над романом «Чертовы куклы», первая часть которого была опубликована много позже, в 1891 году. В 1881–1883 годах он пишет и публикует первые главы романа «Соколий перелет». Эти поздние романы были задуманы Лесковым как произведения остро злободневные, противоречащие по своей тенденции официозной идеологии. Возможно, что именно поэтому оба они оказались незаконченными. В открытом письме в редакцию газеты, где он начал было печатать «Соколий перелет», Лесков публично обосновал свой отказ продолжать роман условиями времени, исключающими, по его убеждению, самую возможность появления общественного романа. [444]
444
«Газета А. Гатцука», 1883, № 10, стр. 206.
Опыт Лескова в разработке жанра романа — хроники имел большое значение для развития русской литературы, постепенно овладевавшей всем разнообразием жанровых форм. В связи с возросшим вниманием писателей пореформенного времени к социально — историческим процессам хроника получает все большее место в литературе. Преимущественно именно в этом жанре работает Салтыков — Щедрин, произведения которого 60–70–х годов явились своеобразной летописью русской жизни переходного периода. В 80–х годах Щедрин создает свою хронику «захудалого рода» — «Господа Головлевы», произведение эпохального значения, запечатлевшее экономическую и культурную деградацию дворянства.
Писатель следующей, революционной эпохи М. Горький, с его постоянным интересом к судьбам поколений, отражающих собой общую историческую закономерность, к столкновениям новых явлений жизни с устоявшейся традицией, также обращается в своем творчестве к хроникальному жанру. Элемент хроники присутствует и в его ранней повести «Фома Гордеев», и еще более в Окуровском цикле и «Деле Артамоновых», и в венчающем все его творчество романе — эпопее «Жизнь Клима Самгина».
Сам Горький не раз с благодарностью писал о Лескове как о писателе, который многому научил его, как о большом самобытном художнике, все творчество которого одушевлено горячей верой в Россию и талантливость русского человека.