История русского шансона
Шрифт:
Шевчук, восхищенный талантом Комара, был готов со своей стороны способствовать его продвижению и раскрутке.
Но, увы, грандиозным планам не суждено было осуществиться. В 1992 году в дом Александра Спиридонова пришла беда: умерла от рака любимая жена Марина.
Потеря любимого человека выбила Комара из колеи: он страшно запил. Потом добавились и наркотики. Детей забирает бабушка, квартира постепенно превращается в притон. Наступает черная безысходность. Его пытаются лечить, тот же Александр Кокин обращается к специалистам, Комар проходит детоксикацию в хорошей клинике, врачи меняют ему всю кровь и плазму. Однако нужного результата добиться не удается: периоды ремиссии длятся недолго. Но и эти короткие недели просветлений не проходят даром. Комар одержим идеей выпустить диск со своими песнями. В качестве аккомпаниатора он приглашает И. Е. Безгина, знаменитого воронежского гитарного мастера, музыканта и композитора. Они часто репетируют вдвоем. В очередной приезд в Воронеж группы «ДДТ» Юрий Шевчук предоставляет Комару возможность перед концертом группы спеть несколько песен. Рок-музыкант так описывал этот концерт:
Я помню, как, стоя за кулисами, он страшно нервничал. Спросил: «Какую песню мне спеть?» Я говорю: «Спой про жизнь, как ты ее понимаешь и чувствуешь…» «Так они у меня все про жизнь… Что же, их все петь, что ли?» — отвечает. Ведущий объявил его настоящее имя: «Сейчас перед вами выступит ваш земляк Александр Спиридонов». Публика притихла в недоумении, они не поняли, кто это. А когда сказали: «Встречайте!
И вот представьте себе: стадион, рок-концерт, рев гитар, весь этот грохот времени, ритм ХХ века, лязг его… И Комар с гитарой, в простеньком таком свитерке… Он настолько был человек другого мира, что ли… Спел несколько песен времен 60–70-х годов, очень простых, со всей их эстетикой дворовой. И они совершенно не противоречили ультрасовременному рок-н-роллу, никаким электрогитарам с «фузами», никаким бешеным барабанам… Зал ревел в восторге, его вызывали на бис. Он долго потом не мог успокоиться, все спрашивал меня после концерта: «Ну, как — нормально?»
В 1994 году на местном телевидении сняли передачу с участием Комара. Пытались организовывать ему сольные концерты. Но, к сожалению, все мероприятия, как назло, совпадали с началом очередного «штопора». Существуют записи того периода, где хорошо заметна смертельная усталость, некая обреченность в голосе.
Но Комар был не из тех, кто пасует от неудач, нет. Он не сдается и осуществляет попытку кардинально поменять свою жизнь. Хочет сменить место жительства, продать квартиру и перебраться к матери в деревню, построить свой дом, где можно было бы спокойно заниматься творчеством. Первые шаги для этого были сделаны: получен задаток за квартиру, завезены материалы для строительства. Все закончилось в теплую весеннюю ночь на Страстную пятницу.
«Убит бард в законе» — называлась заметка в газете «Труд», в которой сообщалось, что в ночь на 19 апреля 1996 года, «в результате побоев, нанесенных неизвестными, во дворе своего дома, скончался Александр Спиридонов, музыкант, певец, известный под псевдонимом Комар…»
«Неизвестные» быстро стали известными. Певца, вышедшего ночью в коммерческий ларек, забили до смерти два отморозка. Причиной была внезапно возникшая ссора. Пропали и деньги, тот самый задаток за квартиру. Поразительный факт: убийцы прекрасно знали, кем был Саша Комар! Но, что поделать — беспредел, ставший к тому времени нормой жизни, подразумевал другие ценности и не признавал никаких авторитетов. Правда, до поры до времени… Один из задержанных так и не дожил до суда, скончавшись в СИЗО при невыясненных обстоятельствах, судьба второго также оказалась незавидной.
Вот так нелепо закончился жизненный путь настоящего самородка, талантливого музыканта, композитора и исполнителя, простого русского парня Александра Спиридонова по прозвищу Сашка Комар…
«В песнях Комара, какие бы они подчас угловатые ни были, есть жизнь и судьба человека… В них внутренняя правда, внутренний свет. Это действительно настоящее, природное творчество», — откликнулся на гибель коллеги Юрий Шевчук.
По-моему, лучше и точнее не скажешь.
Сегодня, благодаря многочисленным поклонникам творчества певца, настоящих энтузиастов своего дела, найдена и восстановлена большая часть записей «барда в законе». Сразу в нескольких городах проходят съемки документальных фильмов о судьбе самобытного артиста. Что ж? Лучше поздно, чем никогда…
Часть XI. Блатняк по просьбе ЦК КПСС
«Жил я в шумном городе Одессе…»
«В Одессе-маме музыкальная стихия…» — точнее не сформулируешь. Город у Черного моря всегда славился великолепными артистами, певцами, музыкантами и поэтами. Сколько блистательных имен подарила миру Одесса! Да не просто статистов, а звезд первой величины! Что же касается основной канвы нашего повествования, то тут щедрость «мамы» была поистине безгранична — одесситы внесли гигантский вклад в развитие «русского жанра». В далекие 60-е годы «жемчужина у моря» стала первым городом, откуда разлетались по всему Союзу пленки, загадочно подписанные — «одесситы». Интересно, что в репертуаре «мальчиков с Молдаванки» действительно превалировали лирические и бульварные песенки, шуточные и нэпманские «штучки».
«Песенки, подслушанные в порту», как говорила о своем раннем творчестве Эдит Пиаф.
Но кто же скрывался за безличным именем «одесситов»?
Без малого сорок лет он живет в Лос-Анджелесе, а когда-то жил в Одессе, где его знал каждый, ведь выпускник знаменитой школы Столярского Алик Ошмянский руководил ансамблем главного городского дворца бракосочетаний, а по вечерам еще здорово пел в приморских ресторанах «Аидише мама», «Соломона Пляра», «Алешу Рыжего» и еще много разных песен, которые впитал с самого детства с молоком матери, солистки театра музыкальной комедии.
Алик Ошмянский (Фарбер). Одесса, 1973 г.
Из-за обширного знания репертуара и умения блестяще, с непередаваемым одесским колоритом исполнить любую песню, и произошла в жизни Алика эта уникальная история [50] .
Алик Ошмянский (Фарбер). Канада, 1975 г.
Одесса вообще самый музыкальный город, который я знаю, — неторопливо начал рассказ Ошмянский. — Мы жили в коммуналке, в самом центре — угол Карла Маркса и Дерибасовской. Весной и летом из каждого окна неслись звуки гитары, баяна, звучали патефоны, потом стали появляться магнитофоны. У нас в квартире жила соседка-портниха, тетя Аня, очень бедная женщина, вечно в штопаных чулках, такая скромная. Но у нее единственной в нашей коммуналке был трофейный патефон и пластинки Лещенко. Раз в год, на ее день рождения, приходили гости, и они ставили этого запрещенного певца. Я всегда очень ждал этот день, чтобы насладиться его голосом. Так я впервые и услышал Петра Лещенко, кстати.
Период, начиная с конца 50-х годов, я называю «вторым НЭПом». По какому-то гласному или негласному разрешению властей люди получили возможность заниматься небольшим бизнесом: открывались цеха, учреждались артели… Договаривались с колхозами, продавали излишки продукции, производили разный ширпотреб.
Помнишь эти щетки из конского волоса? Про них потом песенку сочинили:
Щеточки, щеточки — мой папа говорит: Кто придумал щеточки, тот точно был аид. Весело, щеточки, с вами мне сейчас, Памятник тому поставлю, кто придумал вас.К чему я веду? У народа появились лишние деньги. Где их можно было потратить в то время? В кабаках, конечно. Приходили деловые, «катеньку» в оркестр: «„Пару гнедых!“ Давай! Сыграй для души!» И понеслось. Гуляли от души, с размахом. Одесса — портовый город. Когда моряки китобойной флотилии «Слава» возвращались из похода, они швыряли бабки налево-направо. Вино лилось, женщины смеялись, столы ломились. На следующий день весь Привоз был завален заграничными шмотками, косметикой, пластинками…
Второй момент, характерный
Пели все, что гости пожелали. Для музыканта ведь катастрофа, когда его просят сыграть какую-то композицию, а он говорит: «Я ее не знаю!». Этого абсолютно нельзя допускать. Все, полная потеря репутации. Знаешь, не знаешь — играй, импровизируй. Если ты не знаешь, то кто-то из ребят в ансамбле должен был знать наверняка. Тут же напел тебе на ухо, и все — звучит нужная тема. У нас репертуар насчитывал больше тысячи песен, которые мы могли сыграть на раз. И еще столько же было в тетрадках. Джаз, блюз, эстраду, рок-н-ролл, блатняк — все делали на раз.
Были лагерные песни, блатные, одесские. Кстати, в настоящих одесских вещах никогда не услышишь матерных выражений; неграмотность языка, возможно, нарочитую, можно уловить, но нецензурные слова — исключено. «Школа бальных танцев», «Денежки», «Сонечкины именины», «Жил на свете Хаим» — все написано с юмором, интеллигентно. Музыкальной основой для большинства классических одесских песен стали старинные популярные еврейские мелодии, так называемые фрейлехсы (веселый танец (идиш). — М.К.) Они даже не имели названий, музыканты садились, и руководитель оркестра говорил: «Играем фрейлехс № 57!» И звучало: «Жил на свете Хаим, никем не замечаем…» Потом кто-то придумал тексты под них.
В 60-е годы по всему Союзу гремел Одесский театр музыкальной комедии.
В труппе собрались очень талантливые артисты: Миша Водяной, Сема Крупник, Юра Дынов, да и моя мама проработала там почти тридцать лет. На гастролях в разных городах, как это обычно бывает, после завершения выступлений проводился праздничный вечер.
И вот однажды, после серии аншлаговых спектаклей в Москве, ведущих артистов труппы приглашают на торжественный прием в Кремль, плавно перетекающий в банкет, и концерт с участием солисток кордебалета.
На этом приеме присутствовал член ЦК КПСС по фамилии Полянский.
Не помню, кем он был, но пост занимал серьезный, потому что даже сама Фурцева [51] ему подчинялась. А в Одесской оперетте служил такой артист Семен Крупник (1928–2008). Сема был большой карьерист, из тех, кто всегда старается быть поближе к начальству, где, как говорят в Одессе, можно что-нибудь «споймать». Неудивительно, что в тот вечер он оказался за столом рядом с Полянским. Застолье есть застолье — атмосфера расслабленная, все довольны, пьют, веселятся. Полянский разоткровенничался, сказал, что очень любит блатные, нэпманские песенки, и спросил, не знает ли Крупник какого-нибудь парня, кто бы их здорово исполнял. «Я дам команду, организую студию. А вы, по возможности, запишите что-нибудь интересное, из старенького», — ласково приказал подвыпивший чиновник. Сема взял под козырек. В тот же вечер он звонит мне и возбужденным голосом говорит: «Алик, я только что говорил с членом ЦК! Есть просьба — надо срочно собрать ребят и записать программу одесских песен! Не волнуйся, студия будет предоставлена». Я чуть со стула не упал — какая студия в то время, конец 60-х годов. Даже такие люди, как Высоцкий, писались тогда дома на магнитофон, а тут студия, да еще для подобного репертуара… На следующий день Крупник первым самолетом прилетел в Одессу и снова звонит мне: «Собрал команду? Срочно, Аленька, я не шучу, это просьба из ЦК партии!» Как назло, по каким-то причинам обычного состава моего коллектива не оказалось на месте, пришлось брать тех, кто под рукой. В итоге на записи звучат «скрипка, бубен и утюг».
Приехали рано утром, заспанные еще, в студию какого-то ДК, и я с ходу записываю двадцать одну песню, а двадцать вторую — «Школа Соломона Кляра» — записывает Сема Крупник. Ставит, так сказать, виртуальный автограф на пленке, и она в этот же день отправляется в Москву. Все бы ничего, но у режиссера, кто сидел за пультом, осталась своя копия, которая уже на следующий день оказалась у коллекционеров. Многие из них не только собирали, но и продавали ленты. И тут в руки к этим людям попадает запись одесских песен, выполненная на профессиональном уровне, с хорошим звуком, без шипения и скрипа. Конечно, ее моментально растиражировали и стали продавать. Да еще на коробке писали мою настоящую фамилию. Я когда узнал — разволновался страшно. Пришел к людям, кто торговал этими катушками, и говорю: «Ребята! Мне неприятности не нужны! Меня уже и так затаскали из-за того, что я пел еврейские песни в ресторане, а тут еще пришьют исполнение хулиганских вещей. Уберите мою фамилию! Вообще не пишите ее никак! Я автор и имею на это все права!» Они, надо сказать, пошли навстречу и по неведомым мне причинам обозвали меня Фарбером. Так и появился Алик Фарбер.
Эти события происходили в самом конце 60-х годов.
50
Фрагменты из интервью А. Ошмянского автору книги, Лос-Анджелес, 2007 г.
51
Фурцева Екатерина Алексеевна (1910–1974). С марта 1954 г. стала первым секретарем Московского городского комитета КПСС. В январе 1956 г. — вторым секретарем МГК КПСС. На XIX съезде КПСС была избрана кандидатом в члены ЦК КПСС. На XX съезде вошла в ЦК КПСС, кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС. С 1960 г. Е. А. Фурцева была назначена на пост министра культуры СССР.
Член Политбюро ЦК КПСС Д. С. Полянский (1917–2003).
Шансонье из черной «Волги»
Среди великолепной ленинградско-питерской плеяды запрещенных исполнителей чуть особняком стоит это имя. Его творческое наследие исчисляется всего парой концертов, сделанных в эпоху магнитиздата, и единственной прижизненной пластинкой. Казалось бы, ничтожно мало по сравнению с десятками пленок его коллег — но зато уровень, на котором выполнены эти работы, ставит исполнителя в один ряд с лучшими из лучших. Безоговорочно! Да и история этого автора-исполнителя очень нестандартна, даже уникальна.
Эти слова посвящены шансонье, чье имя неизвестно широкому кругу слушателей, а его сценическое имя — Виталий Крестовский.
Виталий Крестовский.
Вдова исполнителя Марианна лет десять назад в предисловии к первому лазерному диску написала небольшую заметку в память о муже:
«Мало кому известно, что под псевдонимом Виталий Крестовский скрывается имя Валерий Цыганок. Специфика жанра не позволяла Валерию выступать под своим именем: в те времена это было более чем опасно.
Начал Виталий Крестовский как профессиональный музыкант и певец в ресторанах Ленинграда. С ансамблем „Крестные отцы“ он записал зимой 1978 года альбом одесских песен, выбрав себе псевдоним, созвучный названию группы. Пленки моментально разошлись по всей стране и даже „переплыли“ океан. Вокруг имени Крестовского стали возникать легенды: говорили, что Виталий — одессит или даже эмигрант. Никто не знал, что этот „одессит“ и „эмигрант“ параллельно со своей музыкальной диссидентской деятельностью ведет вполне законопослушный образ жизни, работая заместителем директора Ленинградского завода по ремонту вычислительной техники».