История русской Церкви. Том 7
Шрифт:
Наконец, в первой же половине XVI в. появилась у нас так называемая сводная Кормчая. В этой Кормчей после Фотиева Номоканона с некоторыми, впрочем, пропусками помещены правила святых апостолов, потом Вселенских Соборов по их порядку и за ними только двух Поместных, бывших при Фотии. Правила изложены весьма многие в одном лишь переводе, многие - в двух переводах, некоторые - в трех, а весьма немногие - даже в четырех. Два перевода этих правил, тогда у нас общеупотребительные, заимствованы из Кормчих Рязанской и Софийской фамилии; в третьем переводе правила выбраны из сочинений Никона Черногорца; немногие же правила в четвертом переводе могли быть заимствованы также из каких-либо книг, если не из Кормчих по Номоканону Иоанна Схоластика, так как даже два правила из трех, которые вновь перевел Максим Грек для князя-старца Вассиана, взяты из известной статьи последнего, направленной против монастырских вотчин, и внесены в сводную Кормчую. К правилам присоединены толкования на них, за исключением, впрочем, немногих правил, которые оставлены без всяких толкований и придаточных статей. При большей части правил толкования только Аристиновы, при некоторых - еще какого-то неизвестного автора, при восьми правилах встречаются и толкования Зонаровы, при четырех - Вальсамоновы, при двух Матфея Властаря. Первые толкования, т. е. Аристиновы, целиком взяты из прежних наших Кормчих; все прочие могли быть выбраны из разных книг, где они в славянском переводе были приведены. Кроме толкований, присоединены еще то к тем, то к другим правилам: а) правила других Соборов с толкованиями и правила некоторых святых отцов, помещавшиеся в прежних наших Кормчих; б) узаконения греческих царей, особенно Иустиниана, равно как и немногие другие статьи, помещавшиеся в качестве дополнительных в тех же Кормчих; в) отрывки из толкового Евангелия и толкового Апостола, из толкований на Евангелия святого Златоуста и Феофилакта Болгарского; г) статьи из разных писаний святых отцов: Дионисия Ареопагита, Василия и Афанасия Великих, Иоанна Златоустого, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника, Иоанна Дамаскина и других; д) статьи из писаний более поздних греческих писателей - Феодора Студита, Анастасия Синайского, Диодоха, Никифора, Цареградского патриарха, Варсонофия, Петра Дамаскина, Григория Синаита и более всех из Тактикона и Пандекты Никона Черногорца; е) отрывки из Лимонаря, Лавсаика, Синаксарей, Патериков, Пролога и вообще из житий святых; ж) наконец, русские статьи: отрывки, по одному, из ответов Нифонта Новгородского Кирику, из правила митрополита Кирилла II, из похвального Слова Григория Самвлака преподобным отцам, из житий - Феодосия Печерского, Алексия митрополита и Ионы митрополита; из повестей - о Ефреме митрополите и о поставлении Русских митрополитов; послание митрополита Фотия "О проторех", краткие повести, или сказания, о Пафнутии Боровском и Иосифе Волоколамском и до пяти отрывков из разных писаний этого самого Иосифа.
Сводная Кормчая составлялась исподволь, и добавочные статьи в ней, подходящие то к одним, то к другим правилам, приписывались разновременно: на это указывают многие пробелы, оставленные в ее первоначальном списке, и то, что многие статьи написаны в нем разными почерками. А как первоначальный список этот принадлежал митрополиту и считался его "казенным", то сводная Кормчая, вероятно, и составлена по поручению какого-либо нашего митрополита, если даже не под его непосредственным руководством. Какого же именно? Сводная Кормчая не могла явиться прежде 1518 г., потому что содержит в себе, между прочим, несколько статей из сочинений преподобного Иосифа Волоцкого (f 9 сентября 1515 г.) и даже повесть о нем и о его кончине, а главное - содержит взятые из Вассиановой Кормчей правила и толкования в переводе Максика Грека, который прибыл к нам только в 1518 г. С другой стороны, несомненно, что в 1531 г. сводная Кормчая уже существовала и употреблялась, потому что когда на бывшем в том году Соборе против князя-старца Вассиана митрополит Даниил велел прочитать в обличение старца свидетельства от Божественных писаний относительно монастырских сел, то прочитаны были те именно свидетельства, хотя не все, какие собраны в сводной Кормчей при 24 правиле Четвертого Вселенского Собора и между ними толкование Вальсамоново на это правило, заимствованное в нее из Кормчей Вассиановой. Предположить, не составлена ли сводная Кормчая по поручению митрополита Варлаама, еще святительствовавшего около трех лет по прибытии к нам Максима Грека, нет оснований, тем более что, как известно, по поручению этого митрополита составлялась тогда князем-старцем Вассианом совсем другая Кормчая. Остается допустить, что сводная Кормчая появилась при преемнике Варлаама (с 1522 г.) митрополите Данииле. И едва ли ошибочно будет сказать, что она составлялась при его ближайшем, непосредственном участии, на это указывают: а) самый метод в составлении ее - тот самый, каким составлены все 16 Слов в известном "Соборнике" митрополита Даниила, из которых каждое во второй своей части представляет точно такой же свод, или подбор, чужих свидетельств, относящихся к какому-либо предмету и изложенных без всякой между собою связи, и б) то особенное внимание или уважение, какое оказано в сводной Кормчей сочинениям преподобного Иосифа в ряду всех других русских сочинений, несмотря на его еще недавнюю кончину, - уважение, которое так естественно было в иноке Иосифовой обители и бывшем преемнике преподобного Иосифа по игуменству. Но, относя появление сводной Кормчей ко времени митрополита Даниила, мы должны согласиться, что она дополнялась и при митрополите Макарии некоторыми статьями: такова, по крайней мере, повесть о поставлении Русских митрополитов, которая доводит ряд их до Макария и точно определяет время его поставления. Надобно также признать и то, что Кормчая эта употреблялась во дни митрополита Макария: на Стоглавом Соборе приводились толкования на некоторые правила святых апостолов и Соборов не Аристиновы, а неизвестного толковника, которые находятся в сводной Кормчей; в главах же Стоглава (87 89) "о проторех" читаем те самые статьи, хотя не все, которые собраны в этой Кормчей, и даже повторена ошибка ее в имени патриарха Нила, которого послание усвоено ею Филофею.
Кроме Кормчей книги в ее различных видах, у нас употреблялись и другие канонические сборники более частного содержания, пришедшие к нам из Греции. Таковы: 1) Покаянный Номоканон Иоанна Постника, Константинопольского патриарха VI в., содержащий в себе правила для духовников, как исповедовать кающихся и, главное, какие налагать на них епитимии за те или другие грехи, известный у нас еще в XII и XIII в., разумеется, в славянском переводе, и 2) подобный же Номоканон безымянного автора, появившийся в Греции не прежде XI - XII в. и излагающий, кроме покаянных, или епитимийных, правил, еще некоторые другие правила - о правах и обязанностях лиц духовного сана, о созидании церквей, о семейных отношениях мирян, о степенях родства, о незаконных браках и т. п. Оба эти Номоканона встречаются в наших рукописях XV - XVI в., первый иногда отдельно от последнего, впрочем с прибавлением разных других статей, а последний всегда в соединении с первым, и из первого находим заимствования в наших Кормчих того времени, а из последнего заимствована Стоглавым Собором целая 53 глава его соборного уложения. Не говорим уже о двух не раз упомянутых нами обширных сборниках Никона Черногорца - Пандектах и Тактиконе, в которых сведено бесчисленное множество свидетельств из правил апостольских и соборных, из писаний святых отцов, из древних уставов, из житий святых и других книг о самых разнообразных и часто самых мелких предметах церковного права и церковной жизни, - из этого богатого источника, как мы замечали в своем месте, много черпали наши писатели - Иосиф Волоколамский, князь-инок Вассиан, митрополит Даниил и составители наших Кормчих, особенно сводной.
Составлялись также и у нас разные канонические сборники, иногда даже под именем Кормчих, в которых, однако ж, недоставало самого существенного содержания настоящих Кормчих - полного изложения правил святых апостолов, святых Соборов и святых отцов, а помещались только там и сям некоторые из этих правил и сведения о Соборах, преимущественно же излагались без всякого порядка так называемые дополнительные статьи Кормчих, принадлежащие более поздним Соборам и духовным писателям, греческим и русским, выписки из градских законов греческих императоров, церковные уставы русских князей, отрывки из церковного и монастырских уставов и вообще самая разнородная и беспорядочная смесь.
Уже то одно, что в наших Кормчих XV - XVI в. помещались и некоторые русские статьи канонического содержания, каковы: правило церковное митрополита Иоанна к Иакову черноризцу, правило митрополита Кирилла, или Владимирского Собора 1274 г., правило митрополита Максима о посте, церковные уставы Владимира и Ярослава и пр., дает повод заключить, что эти статьи имели у нас тогда практическое употребление. И действительно, из истории самих Соборов наших начала и половины XVI столетия мы видим, что они руководствовались, кроме древних церковных правил и вообще узаконений, перешедших к нам в Кормчей книге из Греции, постановлениями и русских Соборов, русских иерархов и князей как теми, которые помещались иногда в Кормчей, так и другими. В свою очередь, постановления новых наших Соборов служили дальнейшим раскрытием нашего церковного законодательства и давали новые руководства для пастырей и всех верующих. В этом отношении наиболее важно обширное уложение Собора 1551 г., изложенное в книге Стоглав, которое с самого появления своего сделалось как бы второю Кормчею собственно Русской Церкви и долго оставалось ее главнейшим руководством наравне с древнею Кормчею. Наши князья настоящего периода, особенно великие, подтверждали прежние жалованные грамоты нашим святителям, монастырям и вообще духовенству и издали множество новых подобных грамот, в которых касались преимущественно церковных владений, а отчасти и других прав Церкви и ее иерархии. Судебник великого князя Иоанна III и особенно Судебник царя Иоанна IV, кроме того что ограждали неприкосновенность церковного суда, служили для него постоянным руководством при обсуждении дел более гражданского характера и при наложении взысканий за преступления (Стоглав. Гл. 68).
II
Управление и суд Русской Церкви, совершавшиеся в течение настоящего периода на основании исчисленных нами узаконений, духовных и гражданских, оставались в своем устройстве и главных чертах теми же самыми, какими были и прежде, но в некоторых частностях определились теперь и уяснились с большею точностию и подробностию.
Ведомству церковного управления и суда подлежали: 1) все вообще члены Церкви, т. е. как духовные лица, так и миряне, а) по делам, относящимся к вере и Церкви, б) брачным, семейным и касающимся чистоты нравов, 2) в частности, все лица собственно духовные, белого и монашествующего духовенства, не только по духовным своим должностям и обязанностям, но и по делам гражданским, за исключением немногих; к этим лицам причислялись еще люди богадельные, жившие в содержимых Церковию богадельнях, больницах, странноприимницах, и домовные: дворовые люди у архиереев и других духовных лиц и все светские служебные чины, состоявшие при архиереях и у некоторых монастырей, наконец, все вообще церковные имущества и в особенности земельные владения, равно как и все миряне, жившие на церковных землях. Самостоятельность этого своего ведомства во всех его частях, независимость своего управления и суда от князей, бояр и вообще от властей светских, неотъемлемость церковных имуществ и владений предстоятели Церкви отстаивали всякий раз, когда вызываемы были обстоятельствами, и с этою целию, например, на Стогларом Соборе указывали на правила или на толкования правил святых апостолов (2-е), святых Соборов - Халкидонского (8-е и 9-е), Карфагенского (15-е) и даже на правило Пятого Вселенского Собора, несомненно подложное, не сознавая, впрочем, его подложности ; на постановления греческих императоров Константина Великого, Юстиниана и Мануила Комнина; на церковный устав святого великого князя Владимира и на две грамоты митрополита Киевского Киприана в Новгород и Псков (Стоглав. Гл. 53 - 66). Некоторые из этих правил и постановлений за нарушение прав Церкви угрожали разными наказаниями, анафемою и вечным проклятием. Защищая, однако ж, с ревностию неприкосновенность своего ведомства от всяких посягательств на него со стороны князей, бояр и других мирских людей, Церковь Русская тем не менее всегда признавала над собою власть главы государства - великого князя московского - как своего покровителя и защитника, и государь великий князь имел самое обширное влияние на дела Церкви по всем отраслям ее жизни.
Высшая правительственная и судебная власть в Русской Церкви, с тех пор как она фактически перестала зависеть от Цареградского патриарха, сосредоточивалась исключительно в ее собственных Соборах.
Соборы в настоящий период бывали у нас весьма часто: принято было за правило, чтобы епархиальные архиереи для соборных совещаний собирались в Москву к митрополиту каждый год, по крайней мере, однажды, но иногда по требованию обстоятельств они собирались и чаще или, собравшись раз, проживали в Москве очень долго и составляли с небольшими промежутками целый ряд Соборов; с этою целию некоторые, если не все, архиереи имели для себя в Москве постоянные подворья. Созывал Соборы обыкновенно митрополит с соизволения или даже по приказанию великого князя, но нередко созывал и сам непосредственно великий князь своими грамотами к епископам, особенно в тех случаях, когда дело касалось митрополита, его избрания или суда над ним. Заседания Соборов происходили иногда в церкви: в Архангельском соборе, в Успенском или его приделе, но большею частию в палатах государевых или митрополичьих. Соборы составлялись иногда из одних только архиереев, которые, если не могли явиться на Собор, присылали свои повольные грамоты, например при избрании митрополита или епископа. Но большею частию на Соборах присутствовали, кроме архиереев, и настоятели монастырей архимандриты, игумены, строители, также протоиереи, священники, монахи и вообще низшее духовенство; часто присутствовал и сам государь, иногда с своими детьми, братьями и со всеми боярами. Председательствовал на Соборе всегда митрополит, и только если его не было или дело касалось его лично, старейший из присутствовавших архиепископов. Право голоса на Соборах принадлежало, разумеется, прежде всего митрополиту и прочим архиереям, и случалось, что, например, при рассмотрении недоумений дьяка Висковатова, все объяснения в продолжение двух заседаний давал подсудимому исключительно сам митрополит, а при суде над Максимом Греком и князем-старцем Вассианом делал вопросы и обличения то сам митрополит, то по его поручению один из архиереев, Но предоставлялось и другим духовным лицам, присутствовавшим на Соборах, выражать свои мнения, и иногда, если эти лица отличались высоким умом и образованием, их голос имел даже преобладающее значение на Соборе, как, например, голос преподобного Иосифа Волоколамского на Соборах 1503 1504 г. Государь, присутствуя на Соборах, иногда, как на Соборе Стоглавом, обращался к отцам Собора с речью, устною и письменною, и предлагал им целый ряд вопросов, на которые они должны были дать ответы; иногда принимал участие в допрашивании еретиков, как Башкина и его товарищей; иногда, указывая на нужды отечества, прямо требовал от духовенства жертв, как по вопросу о церковных владениях, и вообще высказывал, не стесняясь, свои мысли пред отцами Собора, пока происходили их рассуждения о том или другом предмете, но затем постановлять самые определения и решения предоставлял уже отцам Собора. А бояре, находившиеся на Соборах, не вмешивались даже и в рассуждения Соборов, и когда однажды дьяк Висковатов, слушая на Соборе разговор государя с митрополитом об иконах, позволил себе высказать свое мнение, то митрополит Макарий, назвав это мнение "негораздым", заметил дьяку: "Знал бы ты свои дела, которые на тебе положены". Решения или вообще деяния наших Соборов в настоящий период касались всех отраслей и предметов церковного управления и суда. К деяниям первого рода, касавшимся управления, относятся: рассмотрение и одобрение толковой Псалтири, переведенной Максимом Греком; установление новых праздников в честь русских святых, рассмотрение житий их и церковных служб им; распоряжение о продолжении пасхалии на восьмую тысячу лет; избрания и поставления митрополитов и епископов; постановления о невзимании пошлин с поставляемых на священные степени и о летах этих лиц, о вдовых священниках, о мужеско-женских монастырях и перечислении Иосифо-Волоколамского монастыря в ведение великого князя московского; постановления о белом клобуке и красной печати для митрополита, о четвертом браке для царя Ивана Васильевича; рассуждения и приговоры о церковных вотчинах и почти все многосложное "соборное уложение о многоразличных чинех церковных" Стоглавого Собора. К решениям и вообще деяниям наших Соборов, касавшимся церковного суда, относятся: все статьи Стоглава "о святительском суде", в которых кратко обозначены не только предметы и лица, подсудные церковной власти, но и устройство церковных судов и порядок судопроизводства в них; решения о ереси жидовствующих и самих еретиках, о ересях Башкина и Феодосия Косого, о недоразумениях дьяка Висковатого и виновности его; судебные приговоры о митрополите Филиппе II, архиепископах - Ростовском Феодосии и Новгородском Серапионе, о старце Максиме Греке и князе-старце Вассиане. Соборные решения и постановления одни подписывались только архиереями, другие - и низшими духовными лицами: архимандритами, игуменами и утверждались согласием государя, который привешивал к ним свою печать, а обнародовались то от лица Собора, то от лица митрополита, то от лица самого государя. Не излишне присовокупить, что, принимая такое участие в деяниях Соборов, государь охотно допускал и участие Соборов в делах его государственных. Так, когда Иоанн III, отправившись с войском против татарского хана Ахмата, колебался вступить с ним в борьбу, Собор русских иерархов послал своему великому князю послание и убеждал его постоять мужественно за веру и отечество. Иоанн IV сам предложил свой Судебник на рассмотрение и утверждение Стоглавого Собора. Тот же государь пригласил всех святителей со множеством духовенства участвовать в Земской думе, собиравшейся в Москве, чтобы решить вопрос, продолжать ли или прекратить борьбу с Польшею. Не говорим уже о том, что в случаях важнейших, например предпринимая войну против врагов, государь обыкновенно испрашивал благословения митрополита, епископов и всего освященного Собора.
Митрополиту как главе Русской митрополии и первоиерарху Русской Церкви принадлежала также власть, простиравшаяся на всю отечественную Церковь, но гораздо меньшая сравнительно с властию Соборов. Избираемый и поставляемый Собором русских святителей, впрочем не иначе как по воле великого князя, который притом сам вручал ему торжественно в церкви архипастырский жезл, митрополит имел особенно высокое значение в глазах верующих: все они, без всякого различия званий и состояний, видели в нем своего общего отца духовного, верховного учителя и руководителя к вечной жизни. Сам великий князь всегда называл митрополита своим отцом, даже в официальных бумагах, и просил себе его благословения, а митрополит всегда называл великого князя своим духовным сыном и преподавал ему благословение. Все архиепископы и епископы именовали митрополита также своим отцом, а иногда и своим господином, даже государем, как именовали его и князья, и бояре, и другие верующие, а он и всех архиереев, как и всех верующих, называл своими сынами, своими детьми и всем архиереям, как и мирянам, преподавал и посылал свое благословение. Изредка только удостаивал в своих посланиях называть какого-либо архиепископа или епископа своим сыном и вместе братом, но отнюдь не допускал, чтобы и его самого осмелился подчиненный архиерей назвать также своим братом. И хотя обыкновенно титуловали митрополита преосвященным, как и других епархиальных архипастырей, но для отличия от них ему усвояли также титул святейшего. Призванный иметь архипастырское попечение о всей отечественной Церкви, митрополит иногда рассылал свои окружные послания по всей России, в которых то извещал о своем вступлении на кафедру и преподавал всем свое первое святительское благословение, то учил своих духовных чад вере и благочестию, то призывал их к делам милосердия и благотворительности к бедствующим христианам Востока, а иногда обращался с своим словом только в некоторые страны, в некоторые города по указанию обстоятельств: несколько раз писал в Западный край России и к епископам, и к князьям, и ко всем верующим и всех убеждал и умолял пребывать твердыми в православии, не отделяться от Русской митрополии, не принимать себе особого митрополита, поставленного в Риме, ученика изменника Исидора; писал не раз в Вятку и Пермь и обличал тамошних христиан за их приверженность к языческим суевериям, за их беззаконные браки и несоблюдение церковных уставов, строго укорял самое духовенство за его крайнее нерадение о своем долге и нечестии и угрожал нераскаянным отлучением от Церкви; писал не раз к жителям Новгорода и Пскова, порицал их своеволие и самоуправство в делах церковных, учил их повиноваться своему владыке, не отнимать церковных имуществ, не вмешиваться в церковные суды, жить в мире, и любви, и благочестии. Тою же самою своею духовною властию митрополит старался действовать и ко благу отечества: обращался с речью, писал послания к самому государю и наставлял его не только в христианских, но и в его царских обязанностях; слал послания и к князьям удельным и убеждал их покоряться великому князю, не нарушать данной клятвы и заключенных с ним договоров, не проливать напрасно христианской крови, угрожал за вероломство судом Божиим и отлучением от общества верующих; писал в Новгород, Псков, Вятку и также убеждал не изменять великому князю, не предаваться на сторону его врагов, просить у него помилования и прощения за допущенную измену; обращался с речами и посланиями к государевым воинам и одушевлял их именем веры стоять мужественно против врагов за царя и отечество. Как общий отец всех верующих митрополит часто являлся пред великим князем, своим духовным сыном, в качестве печальника и ходатая за провинившихся пред ним и опальных и испрашивал им помилование; своими кроткими увещаниями часто примирял вельмож, бояр и других граждан, примирял супругов, родителей и детей и таким образом вносил согласие и любовь в быт общественный и семейный. Но все такие действия и непосредственные отношения митрополита ко всем сынам Русской Церкви совершались только по временам, когда открывался случай или требовала нужда, а главные, постоянные, непрерывавшиеся отношения первосвятитель наш имел к подведомым ему епархиальным архиереям и чрез них-то действовал и на все духовенство и на всех верующих. Еще пред рукоположением своим все архиереи давали в своем исповедании обет повиноваться во всем своему господину и отцу митрополиту, а митрополит, отпуская каждого из них по рукоположении на епархию, давал ему настольную грамоту, которою уполномочивал его творить все святительское во вверенной ему епархии и призывал всех верующих епархии покоряться своему новому архипастырю. После того митрополит большею частию слал архиереям грамоты с своими распоряжениями относительно тех или других предметов церковной жизни, а нередко вызывал архиереев к себе, то одного, то нескольких, то всех, и давал им наставления лично или имел с ними соборные рассуждения и совещания. Случалось, что иным архиереям поручал какое-либо особое дело на пользу Церкви, а другим вменял в обязанность влиять пастырски на удельных князей или на народ в пользу великого князя, ко благу общего отечества - России. И, имея постоянный надзор за служением и самою жизнию епархиальных владык, одних одобрял и благодарил за ревность по вере и заботливость о пастве, другим угрожал за неповиновение и небрежность к своему долгу, третьих обличал за какие-либо пороки и убеждал исправиться и жить, как подобает архипастырю. Епархиальные архиереи обращались к митрополиту с своими недоумениями, на которые и получали от него разрешения; доносили ему о появившихся ересях и расколах; высылали ему ежегодно каждый от своей епархии определенные пошлины; просили иногда его ходатайства за себя пред великим князем и подобное. Для правильного понимания деятельности митрополита как главы Русской митрополии необходимо сделать два замечания. Деятельность эта, во-первых, не была вполне самостоятельною: почти все свои распоряжения более важные митрополит предпринимал не иначе как с ведома, или соизволения, или даже по приказанию великого князя. Потому-то и епархиальные владыки, донося, например, о появлении ересей митрополиту, доносили вместе о том же и великому князю и, получая от митрополита какие-либо решения, те же самые решения получали и от великого князя. А во-вторых, деятельность эта была только духовно-административная: судебной власти митрополит лично не имел ни над архиереями, ни над другими членами Церкви вне своей епархии, и хотя к нему восходили донесения и жалобы на архиепископов и епископов, хотя иногда он поручал с соизволения великого князя производить предварительные расследования о проступках какого-либо архиерея, но потом ограничивался одними административными распоряжениями: делал виновному внушение, замечание и подобное или даже предлагал отказаться от кафедры, а действительно судить архиепископа или епископа мог только с Собором епископов.
Епархиальным архиереям, в том числе и митрополиту, который имел свою особую епархию, принадлежала не одна административная, но равно и судебная власть, каждому лишь в пределах его собственной епархии. Самые верные и довольно подробные сведения об епархиальном управлении настоящего периода и о епархиальном суде находим в книге Стоглав, так как Стоглавый Собор изложил о том и другом предмете большею частию не новые постановления и правила, а те самые, какие существовали в его время и до него, но только часто были нарушаемы или вовсе оставались в пренебрежении, и если сделал какие-либо пояснения и изменения, то немногие. Этими сведениями мы и воспользуемся, дополняя их по возможности сведениями из других источников.
Духовное управление каждого архипастыря, без сомнения, простирается на всю его духовную паству, но он не столько сам непосредственно может действовать на всех верующих своей епархии, особенно при обширности ее, сколько действует чрез подведомое ему низшее духовенство. Потому-то главная забота наших архипастырей в деле епархиального управления сосредоточивалась, как и всегда, на епархиальном духовенстве и заключалась в том, во-первых, чтобы давать всем приходам и церквам епархии достойных пастырей, которые были бы способны и учить своих прихожан вере, и совершать для них церковное богослужение, и вообще руководить их на пути к вечной жизни, во-вторых, чтобы употреблять надлежащие меры против уклонений этих пастырей от своего призвания и долга и, в-третьих, чтобы внимательно и постоянно наблюдать за их пастырским служением и жизнию и руководить ими.