История русской Церкви. Том 7

Митрополит Макарий

Кафедра Русского митрополита если и потеряла недвижимые имущества в Западной России с отделением Киевской митрополии от Московской, зато более и более приобретала их в Руси Восточной при каждом новом митрополите, начиная с Ионы, и особенно при митрополитах Филиппе I, Геронтии и Симоне. К концу XV и в начале XVI столетия владения митрополита находились в пятнадцати уездах: Московском, Владимирском, Ростовском, Суздальском, Переяславском, Муромском, Костромском, Вологодском, Нижегородском, Белозерском, Коломенском, Дмитровском, Звенигородском, Галичском и Юрьевопольском. О вотчинах митрополичьих в семи из названных уездов (именно: Переяславском, Юрьевском, Владимирском, Ростовском, Костромском, Вологодском и отчасти Московском) сохранились извлечения из писцовых книг 1492 - 1508 гг., дающие возможность заключать, что в этих семи уездах числилось за митрополитом: сел и деревень 531, дворов в них 1825, людей 1818, земли 57 1/2 сох, т. е. гадательно около 17250 десятин, а в трех полях - втрое более. Числа эти должны удвоиться, если мы предположим, что, по крайней мере, столько же числилось владений за митрополитом и в остальных восьми уездах, о которых свидетельства писцовых книг не сохранились до нас или доселе не обнародованы. Между тем владения Московской кафедры продолжали увеличиваться и при следующих митрополитах Варлааме, Данииле, Макарии и других, так что в последние годы XVI в. Русский первосвятитель получал с поместий своих одними только деньгами до 22000 талеров, составлявших около 13000 золотых, или, по другому свидетельству, до 3000 рублей, а чрез полстолетие имел в своих вотчинах от шести до семи тысяч дворов. Едва ли еще не богаче митрополита имениями был Новгородский архиепископ. Когда в 1478 г. великий князь Иван Васильевич, осадив Новгород, потребовал себе от новгородцев волостей и новгородцы уже согласились уступить ему половину волостей владыки и шести богатых монастырей, то великий князь, говорит летопись, пожаловал владыку, половины волостей его не взял, а взял только у него десять волостей, преимущественно в пятинах Обонежской и Бежецкой, всего до 320 сох, т.е. от 11520 до 14400 десятин земли в трех полях, - сколько ж было тогда десятин в половине волостей владыки и сколько во всех его волостях! А чрез несколько лет великий князь взял у владыки еще более 400 деревень в одной Деревской пятине, как видно из писцовой книги ее 1495 г., и более 230 деревень в Вотской пятине, оставив за владыкою в этой последней всего двенадцать деревень, как показывает писцовая книга ее 1499 - 1500 гг. Несмотря, однако ж, на все эти лишения, владыку Новгородского продолжали считать самым крупным вотчинником между нашими архиереями, и в последние годы настоящего периода ходила молва, будто он получал с своих имений от десяти до двенадцати тысяч рублей, тогда как митрополит (вскоре сделавшийся патриархом) получал только три. Другие архиереи были далеко не так богаты. Например, за Суздальским епископом числилось две слободки в самом Суздале на посаде, тринадцать сел с деревнями и пустошами в Суздальском уезде, два села с деревнями и пустошами в Московском уезде и одно село с деревнями и пустошами во Владимирском уезде. Казанскому архиепископу,

кроме того что с самого начала положена была десятина из всех доходов Казанской земли и определено было пособие деньгами и хлебом от всех владык и монастырей, продолжавшееся несколько лет, царь при самом учреждении епархии пожаловал: а) в уезде Казанском - пахотной земли на 2000 четвертей, т. е. 1000 десятин; пожни на сено между реками Волгою и Тереузиком; три села со всеми угодьями, с лесами, лугами и пр.; озера - Три Кабана, Царево и другие вокруг него; воды и рыбные ловли по обе стороны реки Волги от устья Казанки до реки Камы и далее по Каме; б) в самой Казани - слободу за рекою Булаком, огород, место на посаде для дворовых людей владыки, место в городе для расширения двора владыки и два места для двух мельниц на устье Булака. Самою бедною кафедрою считалась Смоленская, и хотя великий князь Василий Иванович по взятии Смоленска утвердил за местным владыкою его прежние вотчины, но этого оказалось недостаточным, и в пособие ему со всех прочих владык русских - с митрополита, архиепископов и епископов - взимаема была пошлина из их казны во все княжение Василия Ивановича.

В ряду монастырей по количеству недвижимых имуществ всякого рода первое место занимал знаменитый монастырь Троице-Сергиев. В Кормовой книге его исхода XVI в., упоминающей только о тех его владениях, которые пожалованы были этому монастырю князьями и другими лицами на помин душ, мы насчитали: волость - 1, по имени Вохну на Клязьме в девять сох; сел - 88 в Радонежском, Московском, Переяславском, Суздальском, Дмитровском, Стародубском, Звенигородском, Ростовском, Углицком, Галичском, Тверском и других уездах; при этих селах малых сел и деревень - 1080 и земли - 122 сохи разной величины, а вытей - 3768, и, следовательно, от 18840 до 37680 десятин в одном поле, в трех же - от 56520 до 113040 десятин, между тем как при некоторых еще селах не показано ни количества сох и вытей, ни числа деревень, а сказано только: село такое-то с деревнями. Но, кроме сел и деревень, пожалованных Троице-Сергиеву монастырю на помин душ, были у него и другие села и деревни, которые он приобрел сам покупкою, и если нам неизвестно, сколько их было, то известно, что на приобретение их употреблено монастырем из собственной казны в разные времена 16934 рубля сумма по тогдашнему времени громадная. Неудивительно, если Троицкая лавра слыла к концу настоящего периода чрезвычайно богатою и если Флетчеру передавали, будто она получала с своих поместий до ста тысяч рублей дохода, следовательно, несравненно более, нежели сколько получали все наши архиереи вместе с своих владений. Села и деревни и разные угодия Кирилло-Белозерского, также весьма богатого монастыря, какими владел он к концу XV в. в Белозерском княжестве и около половины XVI в. в уездах Белозерском и Вологодском, подробно перечислены в двух княжеских подтвердительных грамотах. Всей вотчины у этого монастыря, как показано в итоге "Вытной книги" его, писанной во 2-й половине XVI в., и именно в уездах Белозерском, Вологодском и еще Романовском, было: "15 сел больших, да 8 меньших, да 3 приселка, а деревень к тем селам тяглых, которых христьяне платили оброк (монастырю) хлебной и денежной, 892 деревни, а вытей тяглых 1460 (с дробями), а сошного письма во всей отчине 29 сох и пол-пол чети (1/16) сохи" (т. е. на каждую соху по 50 вытей), и, следовательно, всего земли - от 7300 до 14600 десятин, а если взять в трех полях, то от 21900 до 43800 десятин. Кроме того, во владениях этого монастыря находилось 94 деревни и 83 выти нетяглых, что были "за попы, и за слугами, и за кузнецы, и за плотники, и за извощики", приблизительно - от 415 до 830 или в трех полях - от 1245 до 2490 десятин. У Савво-Сторожевского монастыря, судя по уцелевшим актам, находилось в владении 10 сел, 70 деревень, 40 селищ и несколько пустошей. У Николаевского Угрешского монастыря также было во владении 10 сел с множеством деревень в уездах Московском, Коломенском, Переяславском и Костромском. У рязанского Богословского - три села, 23 деревни, два починка да пустошь; у переяславского Данилова - пять сел, два сельца, две слободки и десять деревень. Из женских монастырей, которые вообще были беднее мужеских, самыми богатыми считались два московских: Воскресенский и Новодевичий. У первого в одном Горетовом стану находилось: два села, два сельца, 20 деревень населенных и одна пустая, 32 пустоши да три селища, а в них пахотной земли в трех полях 7209 четвертей, лесу 131 десятина и сенокосу на 1220 копен; у Новодевичьего же монастыря в том же стану было: село, две деревни, починок и 22 пустоши, а в них 2060 четвертей пахотной земли в трех полях, 11 десятин леса и на 350 копен сенокосу, да в Бежецком верху село Михайлова Гора с деревнями и починками.

Между новгородскими монастырями более других богатыми признавались шесть: Юрьевский, Аркадиевский, Благовещенский, Никольский у Неревского конца, Антониев и Михайловский на Сковородке. У каждого из них в 1478 г. великий князь Иван Васильевич взял себе половину земельных имений, и именно: у Юрьевского - 720 обеж, т.е. от 8640 до 10800 десятин; у Аркадиевского - 333 обжи, т. е, от 3996 до 4995 десятин; у Благовещенского - 253 обжи, т. е. от 3036 до 3795 десятин; у Никольского в Неревском конце - 251 обжу, т. е. от 3012 до 3765 десятин; у Антониева - 50 сох, т. е. 150 обжей или от 1800 до 1950 десятин; у Михайловского на Сковородке - 97 обжей, т. е. от 1064 до 1455 десятин. По этому можем судить, до чего простиралась тогда и полная пропорция земли у названных монастырей. Но если существовали у нас монастыри, богатые своими вотчинами, то еще несравненно более существовало монастырей бедных, или, по тогдашнему названию, убогих, малоземельных, каковы, например, были почти все (за исключением шести) монастыри в области Новгородской, по свидетельству самих новгородцев в 1478 г. пред великим князем Иоанном. Многие монастыри совсем не имели у себя крестьян и сами обрабатывали небольшие принадлежавшие им пустоши или не имели и пустошей а содержались только ругою, приношениями окрестных жителей и собиранием пожертвований в разных местах России.

Обращаясь, наконец, к церквам и белому духовенству, мы находим, что и им предоставлена была доля в земельных владениях церковных, но доля самая скромная и незначительная. "Им даются, - писал о наших священниках один иностранец в 1-й четверти XVI в., - маленькие домики с полями и лугами, от которых они снискивают пропитание, как и их соседи, своими собственными руками или руками слуг… Приходов, одаренных поместьями и владениями, немного". И действительно, из писцовых книг новгородских открывается, что причты наших сельских церквей, состоявшие большею частию из священника и дьячка, имели, кроме дворовых мест, то по одной десятине в поле, и следовательно всего три десятины, то по две десятины в поле, то по три, по четыре и так далее до десяти десятин в поле, и следовательно до 30 в трех полях, никак не более, а некоторые даже вовсе не имели пашни. Немногие имели еще и луговые участки, с которых снимали от 6 до 60 копен сена, и весьма немногие имели и небольшие деревни, одну, две, три, которые отдавали на оброк, или по нескольку торговых лавок, которые отдавали внаймы. Некоторые городские церкви владели также небольшими деревнями, пустошами и другими участками земли: например, у Спасской церкви города Орешка было пять маленьких деревень с несколькими десятинами земли, у Иоанно-Предтеченской церкви того же города - три подобные деревни, а из новгородских церквей - у церкви святого Иоанна в Плотницком конце было 11 пустошей в 65 десятин земли, у церкви святого Николая на Запольской улице 33 пустоши, заключавших в себе до 576 десятин, у других церквей - по одной, по две и по пяти пустошей. Из московских соборов Успенский имел в одном только Горетовом стану Московского уезда 498 четвертей, или 245 десятин, пахотной земли в трех полях, а собор Архангельский имел в том же одном стану до 2592 четвертей, или 1296 десятин, пахотной земли в трех полях да еще несколько луговых участков, с которых собиралось до 540 копен сена. Не знаем, владели ли московские соборы и населенными землями, но Дмитриевский собор во Владимире и церковь святого Леонтия в Ярославле или близ Ярославля несомненно имели земли, деревни и крестьян.

Между тем как более и более увеличивались земельные владения нашего духовенства, усиливались и попытки к отобранию или, по крайней мере, к ограничению их. В начале периода попытки эти имели еще прежний характер: касались только отдельных духовных землевладельцев, совершались только по местам и совершались по одним личным побуждениям, а не в силу и не по сознанию каких-либо высших начал и целей. Так поступили псковичи в 1463 г., когда, прогневавшись на новгородцев и на владыку, отняли у последнего земли и угодия, принадлежавшие ему в Псковской области, и сами пользовались ими в течение двух лет, а потом, с переменою обстоятельств, возвратили ему все отнятое, покорившись увещаниям митрополита. Так же не раз поступали (1463 1467) и многие из новгородцев, иногда даже посадники и тысяцкие, захватывая насильно те или другие земли и угодия какого-либо местного монастыря и церкви для собственной корысти, чем и вызывали справедливые обличения и вразумления со стороны тогдашних митрополитов.

В последней четверти XV в. в первый раз у нас высказана мысль об отобрании церковных имений во имя государственных нужд и интересов, и высказана самим великим князем московским. Когда Иоанн III осадил Новгород в 1478 г. и смирившиеся новгородцы выслали к нему своих послов с готовностию признать над собою его верховную власть, тогда Иоанн, между прочим, потребовал, чтобы на него, князя, отписаны были в области Новгородской волости и села, как это существовало во всей Низовой земле, т. е. во всех московских владениях, "ибо без того, - прибавил Иоанн, - нам, великим князьям, государство свое на своей отчине в Новгороде держать нельзя". Особые дворцовые волости и земли великому князю были необходимы не столько для содержания его самого и его двора, сколько для содержания и кормления разных служилых людей, которые теперь во множестве должны были прийти на службу в новопокоренный край от имени великого князя. Выслушав требование Иоанна, новгородские послы прежде всего просили его, чтобы он не вступался в вотчины и волости бояр новгородских, и Иоанн согласился; потом предложили ему две государственные волости - Великие Луки да Ржеву Пустую Иоанн не принял; наконец, предложили десять волостей церковных: четыре владычных и шесть монастырских, Иоанну показалось этого мало, и он потребовал половины волостей владычних и монастырских и приказал представить ему верный их список, без всякой утайки. Когда список был представлен, тогда великий князь только по снисхождению взял у владыки не половину, а десять волостей и только по просьбе новгородцев взял половину волостей у шести монастырей, а не у всех. Вскоре, однако ж, Иоанн в силу того же сознанного им принципа отобрал у владыки и монастырей новгородских, не шести только, а и прочих, гораздо большее количество земельных владений, и - что особенно замечательно - отобрал по благословению Симона митрополита и раздал в поместья служилым людям - детям боярским. В то же время явилась и другая мысль в среде самого духовенства - мысль об отобрании церковных владений во имя высших нравственных интересов. Строгие белозерские пустынники, Нил Сорский и другие, которых всегда с уважением принимал у себя великий князь, начали говорить ему, что владеть вотчинами монастырям неприлично, что вотчины отвлекают иноков от их обетов, обременяют мирскими попечениями, ведут к духовному расслаблению и беспечности, что вотчины надобно взять у монастырей для их же собственной нравственной пользы и преуспеяния. Все, казалось, благоприятствовало намерениям Иоанна, недоставало только одного - решения по этому важному вопросу высшей церковной власти - Собора, и Иоанн велел быть Собору. Но Собор (1503), как мы знаем, выслушав мнения Нила Сорского, а с другой стороны - Иосифа Волоколамского, представил государю отрицательный ответ, и в этом ответе, ссылаясь на закон Моисеев, на правила Соборов, на постановления греческих императоров и русских князей, на практику Церкви Восточной и отечественной, под конец выразился: "Святители и монастыри земли держали и держат, а отдавати их не смеют и не благоволят, понеже вся таковая стяжания церковная Божия суть стяжания, нареченна и данна Богу, и непродаема, ни отдаема, ни емлема никим никогда ж в веки века". Собор остановил дело, но не мог подавить и искоренить самих идей, которые легли в его основу. Открылась прежде всего литературная борьба, доходившая до ожесточения. С одной стороны ратовал князь-старец Вассиан, ученик преподобного Нила Сорского, отстаивавший идеи своего учителя, с другой - преподобный Иосиф Волоколамский, защищавший решения Собора и свои собственные убеждения, а кроме того, по поручению какого-то архиепископа в 1505 г. написано неизвестным особое, довольно солидное сочинение о неприкосновенности церковных имуществ. По смерти Иосифа Вассиан нашел себе сильного помощника в Максиме Греке, но оба они на бывших против них Соборах, между прочим, осуждены были и за то, что укоряли святые церкви и монастыри в незаконном будто бы обладании вотчинами. Сами великие князья Иван III и Василий Иванович, по-видимому, покорились решению Собора, и Иван III дал, например, в 1504 г. две несудимые грамоты митрополиту на его вотчины в Московском и Владимирском уездах, а Василий Иванович и подтверждал монастырям прежние грамоты на вотчины, и жаловал духовенству новые вотчины. Но между тем оба эти государя уложили, чтобы жители вновь присоединенных к Москве городов Твери, Микулина, Оболенска, Торжка, Белоозера, Рязани, а равно и потомки прежних удельных князей суздальских, ярославских и стародубских, составлявшие тогда до 30 служебных родов разных названий, отнюдь не отдавали своих вотчин в монастыри на помин души без доклада и соизволения государя - мера весьма важная. При Василии Ивановиче, если не при отце его, установлен некоторый государственный контроль над монастырскими имуществами, и как прием, так и сдача этих имуществ производились по описям великокняжескими чиновниками. При супруге Василия Ивановича Елене, в малолетство Ивана IV, состоялось еще более важное постановление, чтобы монастыри ни от кого вообще не принимали ни в заклад, ни по душе и не покупали вотчин без доклада государю под опасением в противном случае отобрания этих вотчин на государя, хотя в то же время своевольные бояре раздали множество вотчин и всякого рода угодий монастырям и архиереям.

Когда Иван Васильевич IV начал сам царствовать, он думал повторить попытку своего деда об отобрании церковных имуществ и обратился с запросом к митрополиту Макарию. Макарий отвечал обширным посланием, в котором, несомненно, воспользовался ответом Собора 1503 г. на такой же запрос Ивана III, но изложил мысли гораздо подробнее и последовательнее. Он в первой части послания раскрывал ту мысль, что все цари греческие, от первого христианского царя Константина и до последнего, никогда не дерзали отнимать церковные вотчины, страшась грозных за то прощений святых Соборов и святых отцов, напротив, сами давали церквам и монастырям села и разные угодья, следуя примеру равноапостольного Константина и его завещанию; что равно и все великие

князья русские, начиная со святого Владимира, никогда не дерзали отнимать церковные имущества, страшась тех же соборных прещений, напротив, сами давали церквам и монастырям села и угодья, следуя примеру равноапостольного Владимира и его завещанию, или церковному уставу; что даже нечестивые ханы татарские никогда не отнимали имений у русского духовенства, напротив, давали в ограждение их ярлыки Русским митрополитам и что, следовательно, тем более не подобает благочестивому и боговенчанному царю отбирать у Божиих церквей и монастырей недвижимые имущества, а подобает самому по примеру своих царских прародителей и родителей подавать Богу в наследие благ вечных. Затем во второй части послания Макарий раскрывал другую мысль, именно ту, что как в Церкви Вселенской все святейшие папы, патриархи, митрополиты и прочие святители никогда не попускали продавать или отдавать церковные имущества, напротив, оградили их на Соборах страшными клятвами, так и в Церкви Русской все митрополиты, начиная от первого, и все архиепископы, епископы и настоятели монастырей никогда не попускали того же, потому и он, митрополит Макарий, давший при самом рукоположении своем торжественную клятву пред всею Церковию хранить неизменно ее законы и правила, хотя бы за то угрожали ему смертию, не может не только дерзнуть, но и помыслить, чтобы отдать или продать недвижимые имущества "из дому Пречистыя Богородицы и великих чудотворцев". В заключение митрополит писал: "И того ради молим твое царское величество и много со слезами челом бьем, чтобы еси царь и государь великий князь Иван Васильевич, всея Руси самодержец, по тем Божественным правилом у Пречистые Богородицы и у великих чудотворцев из дому тех недвижимых вещей, вданных Богови в наследие благ вечных, не велел взяти" Если, отстаивая в послании неприкосновенность и неотъемлемость церковных владений вообще, Макарий выражался, однако ж, что не дерзает ни отдать, ни продать собственно имений своей митрополичьей кафедры, если умолял царя не брать недвижимых вещей именно из дому Пречистой Богородицы и великих чудотворцев, то или потому, что писал ответ государю только от своего лица, а не от лица Собора, или потому, что на эти-то имения митрополичьи, может быть, государь прежде всего и предъявил свое притязание митрополиту, с них-то и намеревался начать отобрание архиерейских и монастырских вотчин. Послание Макария писано, несомненно, прежде Стоглавого Собора и вполне подействовало на Ивана Васильевича, потому что в 1551 г. он дал митрополиту льготную грамоту на все его вотчины и на Стоглавом Соборе уже не возбуждал вопроса об отобрании церковных имуществ, а между тем отцы Собора, несмотря на это, сочли нужным изложить в своем соборном уложении все доказательства неприкосновенности и неотъемлемости означенных имуществ, и некоторые даже дословно, в том самом виде, как они изложены в послании Макария (Стоглав. Гл. 60 - 63, 75). Стоглавому Собору царь только указал в своих вопросах на нравственные и экономические беспорядки в монастырях, происходившие преимущественно от обладания ими вотчинами и богатствами. И Собор, решая эти вопросы и принимая меры против указанных беспорядков относительно самих имуществ монастырских, постановил лишь три следующие правила: а) монастырских и вообще церковных имений не отдавать, не продавать, кроме тех случаев, когда сами вкладчики напишут в своем завещании, что пожертвованные ими вотчины могут или должны быть возвращены их потомкам за известный выкуп; б) монастыри, имеющие у себя довольно земель и сел для своего содержания, не должны просить у царя ни новых угодий, ни льготных грамот, разве только в случае крайней нужды (Стоглав. Гл. 75); в) монастыри и монастырские казны ведают великокняжеские дворецкие и дьяки, и приказывают по книгам новым архимандритам, игуменам и строителям с соборными старцами, и считают или поверяют их во всяком приходе и расходе (гл. 49, 68. С. 235, 298). Царю, однако ж, этого показалось недостаточно, и он после того уже, как окончено было соборное уложение, в особом приговоре вместе с отцами Стоглавого Собора постановил еще следующее: 1) отобрать у архиереев и монастырей все те владения, которые приобретены ими незаконно, в частности: а) отобрать те поместные и черные земли, которые владыки и монастыри насильно поотнимали за долги у детей боярских и у крестьян или которые неправильно записали за владыками и монастырями писцы, и возвратить старинным владельцам; б) отобрать села, волости и всякие угодья, которые розданы владыкам и монастырям боярами в малолетство государя, и возвратить тем, кому принадлежали при Василии Ивановиче; в) отобрать и те вотчины, которые вопреки узаконению Ивана III и Василия Ивановича жители городов Твери, Микулинска, Торжка и других, также потомки князей суздальских, ярославских и стародубских подавали монастырям на помин душ без ведома государева; впрочем, эти последние вотчины отобрать у монастырей за определенную денежную им плату из казны и раздать в поместья боярским детям. 2) Впредь архиереи и монастыри не должны ни у кого покупать и никто не должен продавать им вотчин без доклада государю; равно архиереи и монастыри ни от кого не должны принимать и никто не должен им давать вотчин по душах без доклада же государю, иначе все эти вотчины, купленные, проданные, подаренные, будут

безденежно отбираемы на государя. 3) Вотчин, которые как прежде даны были, так и впредь будут даваемы монастырям на помин душ, никому у монастырей не выкупать, но если сами вкладчики в своей данной или духовной грамоте написали или напишут, кто из их родственников имеет право выкупить эти вотчины и за какую цену, в таком случае названные родственники могут воспользоваться своим правом, как было при великом князе Иване III и Василии Ивановиче (Стоглав. Гл. 101. С. 430-434).

Государь и на этом не остановился. Он ясно видел тот нравственный вред, какой причиняло монастырям обладание селами и разными угодьями и при случае высказывал свои мысли и архиереям и монашествующей братии. Об этом же нравственном вреде для иноков и о неприличии им владеть вотчинами говорили тогда и другие, как духовные лица, так и мирские. То же самое и еще с большею резкостию проповедовали тогда известный еретик Феодосий Косой и его последователи, ссылаясь на князя-старца Вассиана и на Максима Грека, так что монах Зиновий, опровергая лжеучение этого еретика, вынужден был защищать против него и вотчинные права наших монастырей и святителей. А между тем более и более чувствовалась потребность в свободных землях для наделения ими служилых людей и для других целей государственных. И вот в 1573 г. по приказу государеву митрополит, и весь освященный Собор, и все бояре приговорили: "В большие монастыри, где земель много, впредь вотчин не отказывать; если же кто завещает вотчину, то ее не записывать за монастырем в Поместной избе, а отдавать роду и племени - служилым людям, чтобы в службе убытка не было и земля из службы не выходила, но кто даст вотчину малым монастырям, у которых земель мало, те вотчины с доклада государю записывать, а без доклада и без боярского приговора не записывать (А. и. 1. С. 270). Наконец, в 1580 г. по воле государя состоялся Собор всех русских архиереев со множеством настоятелей монастырей и других старцев, который ввиду бедственных обстоятельств отечества, истощенного продолжительными войнами с соседями, и, сознавая, что у правительства оскудели средства для служилых людей воинского чина, между тем как у владык и монастырей много вотчин, даже излишних, и много богатства, нередко употребляемого на позорную жизнь, уложил вместе с царским синклитом следующее: 1) всякие земли и угодья, которые доселе принадлежали митрополиту, владыкам и монастырям, должны оставаться за ними неприкосновенно, и никто никаким судом и тяжбою не должен отнимать у них этих вотчин и выкупать, хотя бы какое место и не было утверждено за ними крепостями, и впредь с монастырями о вотчинах не тягаться. 2) Но те земли, которые ныне состоят в закладе за митрополитом, владыками и монастырями, отобрать на государя, а в деньгах ведает Бог да государь, как своих богомольцев пожалует. Также и в вотчинах княженецких, т. е. служилых князей, которые прежде сего пожертвованы были владыкам и монастырям, волен Бог да государь, как своих богомольцев пожалует, а которые вотчины княженецкие доселе купили себе владыки и монастыри, те отобрать на государя, в деньгах же волен Бог да государь, как своих богомольцев пожалует. 3) Впредь вотчинникам своих вотчин по душам в монастыри не отдавать, а давать за вотчины монастырям деньги, сколько какое село стоит; самые же села передавать наследникам, хотя бы и дальним. Равно впредь митрополиту, владыкам и монастырям земель себе не покупать и не принимать под залог, а если кто и после сего купит себе землю или начнет держать под залогом, те земли отбирать на государя безденежно. Вообще, впредь митрополиту, владыкам и монастырям не прибавлять себе земель никаким образом и жить только на тех землях, что ныне за ними. А если какой монастырь убог и у него земли мало или вовсе нет, пусть бьет челом государю, и государь, приговоря с митрополитом соборне и с боярами, устроит тот монастырь землею, чтобы ему можно было жить. Таким образом, если, с одной стороны, Собор утвердил за владыками и монастырями все прежние их владения и торжественно признал неотъемлемость и неотчуждаемость этих владений, то с другой - сам же исключил некоторые из них и передал на государя и на его волю, а главное - безусловно запретил владыкам и монастырям на будущее время увеличивать свои владения каким бы то ни было образом, кроме одного пожалования, обещанного, впрочем, лишь монастырям убогим. Это было последнее и самое важное решение вопроса о церковных имуществах в царствование Ивана IV, перешедшее и к его преемникам. Надобно, однако ж, сознаться, что как, по-видимому, ни старался царь Грозный ограничивать вотчинные права духовенства, какие ни утверждал против них узаконения, он сам же первый и нарушал эти узаконения. Несмотря, например, на приговор 1573 г., чтобы в большие монастыри, где земель много, впредь не давать вотчин, он дал в 1575 г. одному из богатейших монастырей Кирилло-Белозерскому два села по боярине своем Иване Бельском, одно в Ростовском, другое в Московском уезде, со многими деревнями и пустошами. Несмотря на соборное постановление 1580 г., запрещавшее впредь всякое увеличение монастырских владений, пожаловал в 1583 г. тому же Кирилло-Белозерскому монастырю еще три села с деревнями и починками, одно в Бежецком верху да два в Костромском уезде.

Как же владела и управляла Русская Церковь своими недвижимыми имуществами и каков был характер ее владения и управления? Так называемые церковные имения в России не были общим достоянием всей Церкви или всего духовенства и не находились под ведением и распоряжением высшей церковной власти, хотя последняя с половины XVI в. и делала не раз по воле государя некоторые общие постановления относительно этих имений. Нет, церковные имения у нас были лишь частною собственностию отдельных церковных учреждений и принадлежали то архиерейским домам, или кафедрам, то монастырям, то церквам. Каждый архиерей распоряжался имениями своей кафедры совершенно самостоятельно и независимо от митрополита и от Собора отечественных иерархов; каждый настоятель монастыря с своею братиею и каждый настоятель церкви с причтом точно так же совершенно самостоятельно распоряжались имениями своего монастыря или своей церкви и совершенно независимо от своего епархиального архиерея. Все эти духовные землевладельцы и вотчинники по одному собственному усмотрению и принимали в дар жертвуемые им земли и вотчины, и сами покупали себе села и разные угодья, и меняли их, и продавали, по крайней мере до издания известных соборных определений, и вообще пользовались всеми правами, какими пользовались тогда у нас и прочие частные землевладельцы и вотчинники. Но, с другой стороны, наши духовные вотчинники имели и важные преимущества пред прочими частными вотчинниками по отношению к населенным своим землям, преимущества, состоявшие в таких льготах, какие предоставляемы были духовенству жалованными грамотами наших князей. Сначала льготы эти давались только на отдельные вотчины, и на некоторые в большем размере, на другие в меньшем, так что один и тот же духовный владелец в разных своих вотчинах пользовался неодинаковыми правами, но потом, с конца XV столетия, более и более обобщались и распространялись на все церковные владения, по мере того как великие князья выдавали архиереям, монастырям и церквам одни и те же свои жалованные грамоты разом на все их вотчины. По силе этих льгот управление наших духовных владельцев их недвижимыми населенными имениями отличалось особенным характером: оно походило не столько на управление частных собственников принадлежавшими им вотчинами, сколько на управление самого государя его дворцовыми вотчинами и областями всего государства.

Главная льгота, которою пользовались владельцы духовного звания, состояла в том, что их земли и вотчины, подобно вотчинам самого государя, были освобождены из-под зависимости от местных государственных властей или чиновников и в административном, и в судебном, и в финансовом отношениях, тогда как владения прочих частных вотчинников не были свободны от этой зависимости, по крайней мере, в двух последних отношениях. Другая льгота, восполнявшая первую, была та, что духовные владельцы сами ведали свои вотчины с полною самостоятельностию и имели в них, по примеру государя - в его вотчинах и во всем государстве, своих особых чиновников, свои собственные органы власти. Для управления государством государь поставлял над городами и уездами своих наместников, а над волостями и станами волостелей с подведомыми им низшими чинами: тиунами, недельщиками, праведчиками, доводчиками, приставами, становщиками и другими. От этих-то властей, которым подчинены были в их округах по управлению, суду и отбыванию податей и повинностей все лица и земли, освобождены были церковные имения, как и дворцовые; этим-то чинам, состоявшим на государственной службе, строго было заповедано, чтобы они в церковных вотчинах, как и дворцовых, не вмешивались ни во что, не вступались ни в земли, ни в поселян, не судили их ни в чем, кроме душегубства, разбоя и татьбы с поличным, и даже не въезжали к ним ни за чем и не брали с них ни кормов, ни подвод и ничего другого. Для управления своими дворцовыми вотчинами государь имел особых чиновников: во главе всех - дворецкого, который жил при дворце, заведовал всею хозяйственною в нем частию, всеми должностными лицами по этой части и домовою прислугою, всеми имениями великого князя и доходами с них и облечен был высшею судебною властию в пределах своего ведомства, а затем в дворцовых волостях - волостелей, в отдельных вотчинах - приказчиков, в селах - посольских, равно как и низших чиновников - тиунов, недельщиков, приставов и других, которые употреблялись по делам управления, суда и собирания доходов в дворцовых вотчинах. По примеру государя и наши архиереи имели каждый при своем архиерейском дворе дворецкого, сосредоточивавшего в себе главное заведование как имуществом и прислугою архиерейского дома, так и всеми архиерейскими вотчинами и служившими в них лицами; иногда наместников - в тех городах и уездах, где находились архиерейские имения, каков был, например, в городе Владимире наместник митрополита из светских людей, служивший именно по делам вотчинным, волостелей, приказчиков, посольских - в архиерейских волостях, отдельных вотчинах и селах, а равно и прочих служилых людей - тиунов, доводчиков, недельщиков, приставов и др. У монастырей если и не было дворецких для главного заведования вотчинами, потому что оно сосредоточивалось обыкновенно в лице самого настоятеля и монастырского Собора, не было также наместников и волостелей, то были свои приказчики, посольские, тиуны, недельщики, доводчики и другие. Даже церкви и церковные причты, владевшие обыкновенно немногими землями и вотчинами, хотя большею частию сами непосредственно заведовали ими, иногда имели для того и своих приказчиков. Из всех перечисленных чинов дворецкие, наместники, волостели, приказчики, иногда и посольские совмещали в себе, каждый в круге своего ведомства, троякую власть: по управлению, по суду и по собиранию доходов и оброков. Но одни из этих чинов (дворецкие) были не у всех духовных владельцев; другие (наместники, волостели, посельские) не у всех и не всегда, а самыми постоянными и у всех духовных владельцев управителями имений являются приказчики. Права и обязанности чиновных лиц, непосредственно заведовавших населенными вотчинами, определялись в особых наказах или уставных грамотах, какие выдавали им, равно как самим поселянам, духовные владельцы.