История русской литературной критики. Советская и постсоветская эпохи
Шрифт:
Понятно, что религиозность и связанные с ней традиции разнообразных духовных практик, репрессированные советской культурой, представляли одну из фундаментальных традиций неофициальной культуры в целом и критики в частности. Неофициальная литература позиционировала себя не только как наследницу дореволюционной культуры, но и как хранительницу религиозных устоев, что, без сомнения, повышало самооценку. Противостояние с официальной культурой включало в себя оппозиции духовное — бездуховное, религиозное — атеистическое. Поэтому в рамках нонконформистской культуры такое значение имели многочисленные религиозные семинары и издания [1498] , а духовность оставалась одной из основ ленинградской второй культуры [1499] .
1498
Здесь среди наиболее важных можно упомянуть Религиозно-философский семинар, основанный Т. Горичевой при участии В. Кривулина, Е. Пазухина, С. Стратановского (1974–1980); сборник «Церковь, культура, идеология» (1980); журнал «37», с его религиозно-философской
1499
Здесь, кстати, проходил один из водоразделов между московской и ленинградской неофициальными культурами. Заменяя «духовность» «ментальностью», московские концептуалисты уже в начале 1980-х любую идеологию и духовную практику рассматривали как необоснованную претензию на тотальность и включали их в число возможных, но не доминирующих, и это оказалось куда ближе запросам читателей.
Как следствие, большая часть критики носила спиритуальный, духовный, метафизический характер, который сразу выводил объект исследования за пределы компетенции советской культуры. Этому, естественно, способствовала религиозная укорененность многих текстов неофициальной литературы. Характерный пример — статья Н. Ефимовой «Восьмерка Логоса» (о поэзии Елены Шварц). В ней утверждалось:
…Поэзия Елены Шварц подлинна и необходима, потому что она религиозна. В ней все настоящее — и боль, и злоба […] и жизнь, и смерть, и отношение к Богу […] Е. Шварц — поэт не только религиозный, но и мистический […] и этим ее поэзия отличается от поэзии символистов и акмеистов [1500] .
1500
Статья была опубликована в журнале «Часы» (1979, № 17), а затем частично перепечатана журналом «Сумма» (1979, № 2). Цит. по: Сумма (За свободную мысль). СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2002. С. 171.
Нельзя сказать, что религиозность литературной критики не встречала возражений. По поводу практики Е. Шварц в самиздатской периодике появился ряд достаточно резких статей, где предпринимались попытки анализа без апелляции к духовности и спиритуальности. Это и статья Б. Останина «Марсий в клетке (О поэзии Е. Шварц)» [1501] , и статья (скандальная) В. Кушева «Красавица в маске» («Часы», 1982, № 38), где место духовности заняла физиология, а мистическая практика уподоблена менструациям.
1501
Под псевдонимом «И. Бонч» статья Б. Останина была опубликована в журнале «Часы» (1978, № 14), а затем переиздана в «Новом литературном обозрении» (1998, № 29). Среди других статей о поэзии Е. Шварц можно упомянуть: Горичева Т. Творец и тварь: Идеологическое введение к «Простым стихам» Е. Шварц // 37. 1977. № 11; Топчиев Р. (псевдоним Д. Панченко). Кинфия Елены Шварц// Метродор. 1980. № 9.
Статья Кушева появилась после открытия «Клуба-81», расширившего сферу публичности и несколько повысившего статус неофициального произведения не только для официальной советской культуры, но и для неофициальной. С этого момента в самиздатской периодике начинают появляться более свободные статьи о современниках. Среди наиболее значительных — монография К. Бутырина «Поэзия Стратановского», опубликованная под псевдонимом К. Мамонов в первом номере собственного журнала автора «Обводный канал» (1981, № 1) и в журнале «37» (1981, № 21). Здесь шел поиск языка описания новейшей (по определению В. Кривулина) поэзии, хотя большая часть, без сомнения, весьма корректной в научном смысле монографии построена на воспроизведении приемов, уже известных по работам лучших советских литературоведов [1502] .
1502
Среди характерных образцов неофициальной критики, также обращенных к современнику: Каломиров А. (псевдоним В. Кривулина). Иосиф Бродский. Место // 37. 1976. № 7/8).
Именно отсутствие нового и адекватного объектам исследования языка описания тормозило развитие литературной критики второй культуры, как, впрочем, и критики, обращенной в сторону литературы официальной. Казалось бы, противостояние, тотальное дистанцирование от советской литературы делало естественной критику ее разнообразных практик, но и здесь, очевидно, сказывалось отсутствие разработанного аппарата новой критики. Редкие работы о советских писателях появлялись в самиздатских журналах, но не часто, и никогда не становились событием. Среди наиболее симптоматичных и корректных: К. Бутырин «После Высоцкого» [1503] , В. Кривулин о прозе Ю. Трифонова [1504] , Б. Останин о стихах Кушнера [1505] , Е. Игнатова «Соблазны пошлости» [1506] и др.
1503
Опубликовано в журналах «Обводный канал» (1982, № 2) и «Часы» (1984, № 52).
1504
Под псевдонимом: Бережное Арк. Интеллигент перед лицом смерти (Последние книги Ю. Трифонова) // 37. 1980/1981. № 21.
1505
Под псевдонимом: П. Неслухов. Одежды Кушнера // Часы. 1979. № 22.
1506
Обводный
При этом поиски нового языка описания шли параллельно и были прежде всего связаны с появлением в ленинградской периодике текстов московских концептуалистов, которые сопровождались статьями Михаила Шейнкера, Бориса Гройса и др.
Уже в 1978 году в 15-м номере журнала «37» появляется публикация текстов Льва Рубинштейна с предисловием М. Шейнкера и в этом же номере — статья Б. Гройса [1507] «Московский романтический концептуализм», ставшая, пожалуй, самой знаменитой статьей неофициальной советской критики, если не новой русской критики в целом. Появление этих статей, а также языка описания, примененного авторами, явилось во многом следствием работы двух многолетних семинаров, оказавших существенное воздействие на развитие критического языка. Первым был семинар по общей теории систем, основанный по инициативе математика С. Маслова сначала в Ленинградском государственном университете, а затем, с 1972-го, — на квартире самого С. Маслова. Помимо непосредственно математиков в работе семинара участвовали Борис Вахтин, Л. Гинзбург, Борис Гройс, В. Долинин, Лев Копелев, Григорий Померанц, А. Рогинский, Ефим Эткинд. В какой-то степени большинство известных ленинградских самиздатских журналов вышли из этого семинара: не только реферативный журнал «Сумма» самого С. Маслова, но и «37», в редколлегию которого входил Б. Гройс, «Часы» Б. Останина, «Память» А. Рогинского. Однако не менее важно, что междисциплинарное и культурологическое обсуждение самых разных общественно-политических, методологических, религиозных и культурных проблем способствовало пониманию острой необходимости выработки нового языка, способного описать новые явления культуры.
1507
Статья была опубликована под псевдонимом «Б.Г.».
Другой, без сомнения, важный семинар примерно в тот же период проходил в Москве; он появился на базе филологического семинара М. Шейнкера, и сначала в нем участвовали филологи и поэты (В. Сайтанов, Ольга Седакова и др.), заинтересованные возможностью исследования новой русской поэзии. Затем семинар переехал на квартиру Александра Чичко. Здесь проблемы нового искусства и языка его описания обсуждали художники, поэты, исследователи, в основном из среды московских концептуалистов: И. Чуйков, Эрик Булатов, Илья Кабаков, Олег Васильев, Гройс, Генрих Сапгир, Всеволод Некрасов, Дмитрий А. Пригов, Лев Рубинштейн, А. Сидоров, Михаил Айзенберг, Владимир Паперный, Е. Шифферс и др. На основе этого семинара также вырабатывался культурологический язык, использованный впоследствии при создании художественного журнала «А — Я», который сумел вывести советское нонконформистское искусство на мировую сцену. Первый номер этого журнала, вышедший в 1979 году, начался программной статьей «Московский романтический концептуализм», перепечатанной из журнала «37». Статья отчетливо формировала вектор перехода от ленинградской неофициальной культуры к московской и еще более отчетливо — с литературы на актуальное искусство. Это был один из первых сигналов о предстоящей потере русской культурой литературоцентристской ориентации.
Симптоматично, что не только ленинградский, но и московский самиздат никак не отреагировал на этот теоретический вызов [1508] . По сути дела, в рамках нонконформистской критики 1978–1979 годов прошла репетиция будущего переворота в русской культуре; были обозначены векторы движения, способы радикальной смены иерархии ценностей и предложены новые механизмы исследования и описания культурных объектов; было объяснено, что новый язык описания неприменим к старым культурным объектам — вне зависимости от их официального или неофициального происхождения.
1508
В качестве исключения может быть приведена дискуссия на Второй конференции неофициального культурного движения в декабре 1979 года после доклада Б. Гройса под провокационным названием «Зачем нужен художник здесь и сейчас?», в которой Б. Иванов отстаивал традиционное (постигаемое) понимание искусства. Также в реферативном журнале «Сумма» Б. Иванов (под псевдонимом И. Петров) поместил реферат статьи Б. Гройса («Вещи, говорящие о самих себе» // Сумма (За свободную мысль). СПб.: Изд-во журнала «Звезда», 2002. С. 595). Больше ни одной письменной реакции на новые теоретические заявления не зафиксировано.
Для московского журнала «Поиски», выходившего в это же время, легитимными объектами критического исследования оставались публикации из эмигрантской периодики (журналы «Континент», «Вестник РХД», книги издательств «Посев» и YMKA-Press). Журнал «Евреи в СССР» имел несколько более широкую палитру интересов — от В. В. Розанова до Исаака Башевиса Зингера [1509] , для ленинградского самиздата легитимными были неофициальные произведения местных авторов плюс переводы, не публиковавшиеся в СССР.
1509
Статья под псевдонимом К. «О Василии Васильевиче Розанове» была опубликована в том же, 18-м, номере журнала «Евреи в СССР» за 1979 год, что и редакционная статья о получившем Нобелевскую премию И. Б. Зингере.
Несколько более отчетливую реакцию на появление нового художественного и теоретического дискурса представил выходивший в Ейске журнал теории и практики «Транспонанс». Изначально ориентированный на неоавангард, исследовавший и продолжавший поиски русского авангарда начала XX века, журнал в лице его редакторов Сергея Сигея и Ры Никоновой сумел включить в число постоянных авторов Константина Звездочетова, Илью Кабакова (в № 25 размещена его программная статья «Автор два раза смотрит на свое произведение»), Андрея Монастырского, Д. А. Пригова. Часто публиковались в нем отклики на актуальные события в культурной жизни Москвы и Ленинграда [1510] .
1510
См.: Констриктор Б. Дышала ночь восторгом самиздата // Лабиринт / Эксцентр. (Свердловск.) 1991. № 1; Сигей С. Идите и останавливайте время // Новое литературное обозрение. 1997. № 26.