История русской революции. Том 1. Февральская революция

Троцкий Лев Давидович

Сегодня, как и накануне, демонстранты не шли низвергать правительство, хотя большинство их, надо полагать, уже серьезно задумывалось над этой задачей; часть же готова была и сегодня увлечь демонстрацию далеко за пределы настроений большинства Чхеидзе предложил манифестации повернуть обратно, в свои районы. Но руководители сурово ответили, что рабочие сами знают, что им делать. Это была новая нота, и Чхеидзе придется к ней в течение ближайших недель привыкать.

В то время как соглашатели уговаривали и тушили, кадеты вызывали и разжигали. Несмотря на то что Корнилов не получил вчера санкции на применение оружия, он не только не гокидал своего плана, но, наоборот, именно сегодня с утра принимал меры к тому, чтобы противопоставить демонстрантам конницу и артиллерию. В твердом расчете на лихость генерала кадеты особым листком вызвали своих сторонников на улицы, явно стремясь довести дело до решающего конфликта. Хоть и без успешного десанта

на Дарданелльское побережье, Милюков продолжал развертывать свою оффензиву с Корниловым в качестве авангарда, с Антантой в качестве тяжелого резерва. Нота, посланная за спиной Совета, и передовица «Речи» должны были играть роль эмской депеши либерального канцлера Февральской революции. «Все, кто стоит за Россию и ее свободу, должны сплотиться вокруг Временного правительства и поддержать его», — так гласило воззвание кадетского Центрального комитета, приглашавшее всех добрых граждан на улицы для борьбы против сторонников немедленного мира.

Невский, главная артерия буржуазии, превратился в сплошной кадетский митинг. Значительная демонстрация, возглавлявшаяся членами кадетского Центрального комитета, двигалась к Мариинскому дворцу. Всюду видны были свежие, только что из мастерской, плакаты: «Полное доверие Временному правительству», «Да здравствует Милюков!» Министры выглядели именинниками: у них оказался свой «народ», тем более заметный, что эмиссары Совета выбивались из сил, распуская революционные митинги, направляя рабочие и солдатские демонстрации из центра на окраины и удерживая казармы и заводы от выступлений.

Под флагом защиты правительства происходила первая открытая и широкая мобилизация контрреволюционных сил. В центре города появились грузовики с вооруженными офицерами, юнкерами, студентами. Выступали георгиевские кавалеры. «Золотая молодежь» организовала на Невском судилище, тут же на месте устанавливавшее ленинцев и «немецких шпионов». Были уже стычки и жертвы. Первое кровавое столкновение, как передавали, началось с попытки офицеров отобрать у рабочих знамя с лозунгом против Временного правительства. Столкновения становились все ожесточеннее, началась перестрелка, ставшая после полудня почти непрерывной. Никто не знал точно, кто и зачем стреляет. Но были уже жертвы этой беспорядочной, отчасти злоумышленной, отчасти панической стрельбы. Температура накалялась.

Нет, этот день ничем не походил на манифестацию национального единства. Два мира стояли лицом к лицу Патриотические колонны, вызванные на улицы кадетской партией против рабочих и солдат, состояли исключительно из буржуазных слоев населения, офицерства, чиновничества, интеллигенции. Два человеческих потока, за Константинополь и за мир, выходили из разных частей города, разные по социальному составу, ни в чем друг на друга не похожие по внешнему виду, с враждебными надписями на плакатах, и, сталкиваясь, они пускали в ход кулаки, палки, даже огнестрельное оружие.

До Исполнительного комитета дошла неожиданная весть, что Корнилов выкатывает на Дворцовую площадь пушки. Самостоятельная инициатива командующего округом? Нет, характер и дальнейшая карьера Корнилова свидетельствуют, что храброго генерала всегда кто-нибудь водил за нос, — функция, которую на этот раз выполняли кадетские лидеры. Только в расчете на вмешательство Корнилова и чтобы сделать это вмешательство необходимым, они и вызвали свои массы на улицу. Один из молодых историков правильно отмечает, что попытка Корнилова стянуть военные училища на Дворцовую площадь совпала не с моментом действительной или мнимой необходимости защищать Мариинский дворец от враждебной толпы, а с моментом наивысшего подъема кадетской манифестации.

План Милюкова-Корнилова, однако, сорвался, и весьма позорно. Как ни просты были вожди Исполнительного комитета, но они не могли не понять, что дело идет об их головах. Еще до первых известий о кровавых столкновениях на Невском Исполком разослал во все воинские части Питера и окрестностей телеграфное распоряжение: не отправлять без предписания Совета ни одной части на улицы столицы. Теперь, когда намерения Корнилова вышли наружу, Исполком, вопреки всем своим торжественным декларациям, наложил обе руки на руль, не только потребовав от командующего немедленно отозвать войска, но и поручив Скобелеву и Филипповскому вернуть вышедшие войска обратно именем Совета. «Без зова Исполнительного комитета в эти тревожные дни не выходите на улицу с оружием в руках. Только Исполнительному комитету принадлежит право располагать вами». Отныне всякий приказ о выводе войск, помимо обычных нарядов, должен быть отдан на официальном документе Совета и скреплен подписью не менее чем двух уполномоченных на то лиц. Казалось, Совет недвусмысленно истолковывал этим действия Корнилова как попытку со стороны контрреволюции вызвать гражданскую войну. Но сводя своим приказом на нет командование округом, Исполком и не подумал сменить самого Корнилова: можно ли посягать на прерогативы

власти? «Руки дрожат». Молодой режим был обложен фикциями, как больной — подушками и компрессами. С точки зрения соотношения сил поучительнее всего, однако, тот факт, что не только воинские части, но и офицерские училища, еще до получения приказа Чхеидзе, отказались выступить без санкции Совета. Непредвиденные кадетами неприятности, сыпавшиеся одна за другой, были неизбежными последствиями того, что русская буржуазия ко времени национальной революции оказалась антинациональным классом, — это можно было на короткий срок замаскировать двоевластием, но исправить это было нельзя.

Апрельский кризис, по видимости, собирался разыграться вничью. Исполнительному комитету удалось удержать массы на пороге двоевластия. Со своей стороны, благодарное правительство разъяснило, что под «гарантиями» и «санкциями» надлежит понимать международные трибуналы, ограничение вооружений и тому подобные превосходные вещи. Исполком поспешил ухватиться за эти терминологические уступки и 34 голосами против 19 признал вопрос исчерпанным. Для успокоения своих встревоженных рядов большинство провело еще такие постановления: усилить контроль над деятельностью Временного правительства; без предварительного осведомления Исполкома не должен издаваться ни один крупный политический акт; состав дипломатического представительства должен быть радикально изменен Фактическое двоевластие было переведено на юридический язык конституции. Но ничто при этом не изменялось в природе вещей. Левое крыло не смогло добиться от соглашательского большинства даже отставки Милюкова. Все должно было остаться по-старому. Над Временным правительством возвышался гораздо более действительный контроль Антанты, на который Исполнительный комитет и не думал посягать.

Вечером 21-го Петроградский Совет подводил итоги. Церетели докладывал о новой победе мудрых руководителей, которая кладет конец всяким лжетолкованиям ноты 27 марта. Каменев от имени большевиков предлагал образование чисто советского правительства. Коллонтай, популярная революционерка, перешедшая во время войны от меньшевиков к большевикам, предлагала устроить народное голосование по районам Петрограда и окрестностей о желательности того или иного Временного правительства. Но эти предложения прошли почти мимо сознания Совета: вопрос казался улаженным. Огромным большинством, против 13 человек, была принята утешительная резолюция Исполкома. Правда, большинство депутатов-большевиков находились еще при своих заводах, на улицах, в демонстрациях. Но остается все же несомненным, что из основной толщи Совета не было никакого сдвига в сторону большевиков.

Совет предписал воздержаться на два дня от всяких уличных демонстраций. Постановление было принято единогласно. Ни у кого не было и тени сомнения в том, что все подчинятся решению. И действительно: рабочие, солдаты, буржуазная молодежь, Выборгская сторона и Невский проспект, никто не посмел ослушаться советского приказа. Успокоение было достигнуто без каких бы то ни было принудительных мер. Стоило Совету почувствовать себя хозяином положения, и он оказывался им на деле.

В редакции левых газет стекались тем временем многие десятки заводских и полковых резолюций с требованием немедленной отставки Милюкова, иногда и всего Временного правительства. Всколыхнулся не только Петроград. В Москве рабочие бросали станки, солдаты выходили из казарм, заполняя улицы бурными протестами. В Исполнительный комитет стекались в ближайшие дни телеграммы от десятков местных советов, против политики Милюкова, с обещанием полной поддержки Совету. Такие же голоса шли и с фронта Но все должно было оставаться по-старому.

«В течение 21 апреля, — утверждал впоследствии Милюков, — настроение, благоприятное правительству, возобладало на улицах». Он имеет, очевидно, в виду улицы, которые ему пришлось наблюдать с балкона, после того как большинство рабочих и солдат вернулось к себе. На самом деле правительство оказалось совершенно обнаженным. Никакой серьезной силы за ним не было. Мы только что слышали об этом от Станкевича и самого князя Львова. Что же означали заверения Корнилова, будто у него достаточно сил, чтобы справиться с мятежниками? Ничего, кроме крайнего легкомыслия почтенного генерала. Оно достигнет расцвета в августе, когда заговорщик Корнилов двинет против Петрограда несуществующие войска. Дело в том, что Корнилов все еще пытался судить о воинских частях по командному составу. Офицерство в большинстве своем было, несомненно, с ним, т. е. готово было, под видом защиты Временного правительства, переломать ребра Совету. Солдаты стояли за Совет, будучи по настроению неизмеримо левее Совета. Но так как сам Совет стоял за Временное правительство, то выходило, что Корнилов мог на защиту Временного правительства вывести советских солдат, возглавляемых реакционными офицерами. Благодаря режиму двоевластия, все играли друг с другом в жмурки. Однако едва вожди Совета приказали войскам не покидать казарм, как Корнилов повис в воздухе вместе со всем Временным правительством.