История русской революции. Том II, часть 2
Шрифт:
Слух о принятых правительством решениях сейчас же распространился по городу. В здании Главного штаба, рядом с Зимним, в ночь на 24-е несли караул солдаты Павловского полка, одной из наиболее надежных частей Военно-революционного комитета. При солдатах велись речи о вызове юнкеров, о разводке мостов, об арестах. Все, что навловцам удавалось услышать и запомнить, они сейчас же передавали в районы и в Смольный. В революционном центре не всегда умели использовать сообщения этой самопроизвольной разведки. Но она выполняла все же незаменимую работу. Рабочие и солдаты всего города узнавали о намерениях врага и укреплялись в своей готовности дать отпор.
С раннего утра власти приступили к подготовке враждебных действий. Юнкерским училищам столицы приказано привести себя в боевую готовность. Стоящему на Неве крейсеру «Аврора» с большевистски настроенной командой – выйти в море на присоединение
Особенно лихорадочную деятельность штаб военного округа успел развить в типографской сфере. Документ следовал за документом: никаких выступлений допущено не будет; виновные понесут суровую ответственность; частям гарнизона без приказа штаба не покидать казарм; «всех комиссаров Петроградского Совета отстранить»; об их незаконных действиях произвести расследование «для предания военному суду». В грозных приказах не указано, однако, кто и как обеспечит их исполнение. Под страхом личной ответственности, командующий требовал от собственников автомобилей доставить их «в целях предотвращения самочинных захватов» в распоряжение штаба; но никто в ответ не пошевелил и пальцем.
Центральный исполнительный комитет тоже не скупился на увещания и угрозы. По его пятам шли: крестьянский Исполнительный комитет, городская дума, центральные комитеты меньшевиков и эсеров. Литературными ресурсами все эти учреждения были достаточно богаты. В воззваниях, залеплявших стены и заборы, речь неизменно шла о кучке безумцев, об опасности кровавых боев и неизбежности контрреволюции.
В 5 ч. 30 м. утра в типографию большевиков явился правительственный комиссар с отрядом юнкеров и, оцепив выходы, предъявил приказ штаба о немедленном закрытии центрального органа и газеты «Солдат». Что такое? Штаб? Разве это еще существует? Здесь не признают ничьих приказов без санкции Военно-революционного комитета. Но это не помогло: стереотипы разбиты, помещение опечатано. Правительство может зарегистрировать первый успех.
Рабочий и работница большевистской типографии прибегают запыхавшись в Смольный и находят там Подвойского и Троцкого: если Комитет даст им охрану от юнкеров, рабочие выпустят газету. Форма первого ответа на правительственное наступление найдена. Пишется приказ Литовскому полку немедленно выслать роту на защиту рабочей печати. Посланцы из типографии настаивают, чтобы привлечь к делу также и 6-й саперный батальон: это близкие соседи и верные друзья. Телефонограмма тут же передается по двум адресам. Литовцы и саперы выступают без промедления. Печати с помещения сорваны, матрицы отлиты заново, работа кипит. С запозданием на несколько часов запрещенная правительством газета выходит в свет под охраной войск Комитета, который сам подлежит аресту. Это и есть восстание. Так оно разворачивается.
Тем временем с крейсера «Аврора» обращаются в Смольный с запросом: выходить ли в море или оставаться в невских водах? Сами матросы, охранявшие в августе Зимний от Корнилова, горят сейчас желанием расквитаться с Керенским. Правительственное предписание Комитетом тут же отменено, и команда получает приказ № 1218: «На случай нападения на петроградский гарнизон со стороны контрреволюционных сил крейсеру „Аврора“ обеспечить себя буксирами, пароходами и паровыми катерами». Крейсер с восторгом выполняет задание, которого он только и ждал.
Эти два акта отпора, подсказанные рабочими и матросами и проведенные, благодаря сочувствию гарнизона, совершенно безнаказанно, стали политическими событиями первостепенной важности. Последние остатки фетишизма власти рассыпались прахом. «Сразу стало ясно, – говорит один из участников, – что дело уже окончено». Если и не окончено, то оказалось, во всяком случае, гораздо проще, чем представлялось накануне.
Покушение на закрытие газет, постановление о предании суду Военно-революционного комитета, приказ об отстранении комиссаров, выключение телефонов Смольного – этих булавочных уколов как раз достаточно, чтобы обвинить правительство в подготовке контрреволюционного переворота. Хотя восстание может победить лишь как наступление, но оно развертывается тем успешнее, чем более похоже на оборону. Кусочек казенного сургуча на дверях большевистской редакции – в качестве военной меры это немного. Но какой превосходный сигнал к бою! Телефонограмма по всем районам и частям гарнизона оповещает о случившемся. «Враги народа ночью перешли в наступление… Военно-революционный комитет руководит отпором натиску заговорщиков». Заговорщики – это органы официальной власти. Под пером революционных заговорщиков это определение звучит неожиданно, но оно вполне отвечает обстановке и самочувствию масс. Вытесняемое из всех позиций, вынужденное встать на путь запоздалой обороны, неспособное мобилизовать необходимые для этого силы, ни даже проверить, имеются ли они в наличности, правительство совершает разрозненные, необдуманные и несогласованные действия, которые в глазах масс неизбежно выглядят как злонамеренные покушения. Телефонограмма комитета предписывает:
«привести полк в состояние боевой готовности и ждать дальнейших распоряжений». Это голос власти. Подлежащие устранению комиссары комитета продолжают с двойной уверенностью отстранять тех, кого находят нужным.
«Аврора» на Неве означала не только превосходную боевую единицу на службе восстания, но и готовую к услугам радиостанцию. Неоценимое преимущество! Матрос Курков вспоминает: «Мы получили от Троцкого передать по радио… что контрреволюция перешла в наступление». Оборонительная форма прикрывала и здесь призыв к восстанию, обращенный на этот раз ко всей стране. Гарнизонам, охраняющим подступы к Петрограду, приказано, по радио «Авроры», задерживать контрреволюционные эшелоны и в случае недостаточности увещаний применять силу. Всем революционным организациям вменено в обязанность «заседать непрерывно, сосредоточивая в своих руках все сведения о планах и действиях заговорщиков». Недостатка в воззваниях не было, как видим, и со стороны Военно-революционного комитета. Но у него слово не расходилось с делом, а комментировало его.
Не без запоздания приступлено к более серьезному укреплению самого Смольного. Покидая здание в 3 часа ночи на 24-е, Джон Рид обратил внимание на пулеметы у входных дверей и на сильные патрули, охранявшие ворота и прилегающие перекрестки: караулы были уже накануне подкреплены ротой Литовского полка и ротой пулеметчиков с 24 пулеметами. В течение дня охрана непрерывно возрастала. «В районе Смольного, – пишет Шляпников, – наблюдались знакомые мне картины, напоминавшие первые дни Февральской революции около Таврического дворца»: то же обилие солдат, рабочих и всякого рода оружия. Бесчисленные штабеля дров, сосредоточенные во дворе, могут как нельзя лучше послужить в качестве прикрытия от ружейного огня. Грузовые автомобили подвозят продовольственные и боевые запасы. «Весь Смольный, – рассказывает Раскольников, – был превращен в боевой лагерь. Снаружи у колоннады – пушки, стоящие на позициях. Возле них – пулеметы… Почти на каждой площадке все те же „максимы“, похожие на игрушечные пушки. И по всем коридорам… быстрая громкая, веселая поступь солдат и рабочих, матросов и агитаторов». Суханов, не без основания обвиняющий организаторов переворота в недостаточной военной распорядительности, пишет: «Только теперь, днем и вечером 24-го, к Смольному стали стягиваться вооруженные отряды красногвардейцев и солдат для охраны штаба восстания… К вечеру 24-го охрана Смольного стала на что-то похожа».
Вопрос этот не лишен значения. В Смольном, откуда соглашательский Исполнительный комитет успел украдкой перебраться в помещение правительственного штаба, сосредоточены ныне головки всех революционных организаций, руководимых большевиками. Здесь же собирается в этот день заседание Центрального Комитета партии для принятия последних решений перед ударом. Присутствует 11 членов. Ленин еще не появлялся из своего убежища в Выборгском районе. Отсутствует Зиновьев, который, по темпераментному выражению Дзержинского, «скрывается и в партийной работе участия не принимает». Наоборот, Каменев, единомышленник Зиновьева, очень активен в штабе восстания. Нет Сталина: он вообще не появляется в Смольном, проводя время в редакции центрального органа. Заседание, как всегда, идет под председательством Свердлова. Официальный протокол скуп; но он отмечает все основное. Для характеристики руководящих участников переворота и распределения между ними функций он незаменим.