История русской революции. Том II, часть 2
Шрифт:
Дело идет о том, чтобы в течение ближайших 24 часов окончательно завладеть Петроградом. Это значит: захватить те политические и технические учреждения, которые еще остаются в руках правительства. Съезд советов должен заседать под советской властью. Практические меры ночного штурма разработаны или разрабатываются Военно-революционным комитетом и Военной организацией большевиков. ЦК должен подвести последнюю черту.
Принято прежде всего предложение Каменева: «Сегодня без особого постановления ни один член ЦК не может уйти из Смольного». Решено, сверх того, усилить в Смольном дежурства членов Петроградского комитета партии. Протокол гласит далее: «Троцкий предлагает отпустить в распоряжение Военно-революционного комитета двух членов ЦК для налаживания связи с почтово-телеграфистами и железнодорожниками; третьего члена – для наблюдения за Временным правительством». Постановляется: на почту и телеграф делегировать Дзержинского, на железные дороги – Бубнова. Сперва, очевидно, по инициативе
По партийной линии все нити сходились в руках Свердлова, который знал большевистские кадры, как никто. Он связывал Смольный с аппаратом партии, снабжал необходимыми работниками Военно-революционный комитет и вызывался туда для совещания во все критические моменты. Так как Комитет имел слишком широкий, отчасти текучий состав, то наиболее конспиративные мероприятия проводились через верхушку Военной организации большевиков или лично через Свердлова, который был неофициальным, но тем более действительным «генеральным секретарем» Октябрьского переворота.
Приезжавшие на съезд советов делегаты-большевики попадали прежде всего в руки Свердлова и ни одного лишнего часа не оставались без дела. 24-го в Петрограде насчитывалось уже две-три сотни провинциалов, и большинство их так или иначе включилось в механику восстания. К 2 часам дня они собрались в Смольном на фракционное заседание, чтобы заслушать докладчика от ЦК партии. Среди них были колеблющиеся, которые предпочли бы, подобно Зиновьеву и Каменеву, выжидательную политику; были и просто недостаточно надежные новобранцы. Об изложении пред фракцией плана восстания не могло быть и речи: что говорится в многолюдном собрании, хотя бы и закрытом, неизбежно выйдет наружу. Нельзя еще даже разрывать оборонительную оболочку наступления, не рискуя вызвать замешательство в сознании отдельных частей гарнизона. Но необходимо в то же время дать понять, что решающая борьба уже началась и что съезду останется только увенчать ее.
Со ссылкой на недавние статьи Ленина Троцкий доказывает, что «заговор не противоречит принципам марксизма», если объективные отношения делают возможным и неизбежным восстание. «Физический барьер на пути к власти надо преодолеть ударом…» Однако до сих пор политика Военно-революционного комитета не выходила еще за рамки обороны. Конечно, надо понимать эту оборону достаточно широко. Обеспечение выхода большевистской печати при помощи вооруженной силы или удержание «Авроры» на Неве – «это оборона, товарищи? – Это оборона!» Если бы правительство вздумало нас арестовать, то на этот случай на крыше Смольного установлены пулеметы. «Это тоже оборона, товарищи!» – А как же быть с Временным правительством? – гласит одна из поданных записок. Если бы Керенский попытался не подчиниться съезду советов, – отвечает докладчик, – то сопротивление правительства создало бы «полицейский, а не политический вопрос». Почти так оно в сущности и было.
В этот момент Троцкого вызывают для объяснения с только что прибывшей депутацией городской думы. В столице, правда, пока спокойно, но ходят тревожные слухи. Городской голова ставит вопросы. Собирается ли Совет устраивать восстание? И как быть с порядком в городе? И что станется с думой, если она не признает переворота? Эти почтенные люди хотят знать слишком много. Вопрос о власти – гласит ответ – подлежит решению съезда советов. Приведет ли это к вооруженной борьбе, «зависит не столько от советов, сколько от тех, которые, вопреки единодушной воле народа, удерживают в своих руках государственную власть». Если съезд отклонит власть. Петроградский Совет подчинится. Но само правительство явно ищет столкновения. Отдано предписание об аресте Военно-революционного комитета. На это рабочие и солдаты могут ответить лишь беспощадным сопротивлением. Грабежи и насилия преступных шаек? Изданный сегодня приказ Комитета гласит: «При первой попытке темных элементов вызвать на улицах Петрограда смуту, грабежи, поножовщину или стрельбу – преступники будут стерты с лица земли». В отношении городской думы можно будет, в случае конфликта, применить конституционный метод: роспуск и новые выборы. Делегация ушла неудовлетворенной. Но на что она, собственно, рассчитывала?
Официальный визит отцов города в лагерь мятежников явился слишком откровенной демонстрацией бессилия правящих. "Не забывайте, товарищи, – говорил Троцкий, вернувшись во фракцию большевиков, – что несколько недель тому назад, когда мы приобрели большинство, мы были только фирмой – без типографии, как кассы, без отделов, – а теперь депутация городской думы приходит к арестованному Военно-революционному комитету «справляться о судьбе города и государства».
Петропавловская крепость, политически завоеванная только накануне, сегодня закрепляется. Команда пулеметчиков, наиболее революционная часть, приводится в боевой вид. Идет усердная чистка пулеметов Кольта: их 80 штук. Для контроля над набережной и Троицким мостом пулеметы устанавливаются на крепостной стене. К воротам выставлен усиленный караул. В окружающий район высланы патрули. Но в горячке утренних часов выясняется, что внутри самой крепости положение не может еще считаться прочно обеспеченным. Неопределенность вносит батальон самокатчиков. Подобно кавалеристам, из зажиточных и богатых крестьян, самокатчики, из промежуточных городских слоев, составляют самые консервативные части армии. Тема для идеалистических психологов; стоит человеку, в отличие от других, почувствовать себя на двух колесах с передачей, по Крайней мере в бедной стране, как Россия, – и его спесь начинает надуваться, как его шины. В Америке для такого эффекта уже нужен автомобиль.
Вызванный для подавления июльского движения батальон усердно брал в свое время дворец Кшесинской и был затем в качестве особо надежной части водворен в Петропавловке. Во вчерашнем митинге, определившем судьбу крепости, самокатчики, как выяснилось, не принимали участия: дисциплина еще сохранилась у них настолько, что офицерству удалось удержать солдат от выхода на крепостной двор. В расчете на самокатчиков комендант крепости высоко держит голову, часто сносится по телефону со штабом Керенского и даже собирается будто бы арестовать большевистского комиссара. Нельзя терпеть неопределенного положения ни одной лишней минуты! По приказанию из Смольного, Благонравов идет противнику наперерез: комендант подвергается домашнему аресту, телефонные аппараты снимаются во всех офицерских квартирах. Из правительственного штаба возбужденно запрашивают, почему умолк комендант и что вообще происходит в крепости. Благонравов почтительно докладывает по телефону, что крепость отныне исполняет только распоряжения Военно-революционного комитета, с которым правительству и надлежит в дальнейшем сноситься.
Все части крепостного гарнизона принимают арест коменданта с полным удовлетворением. Но самокатчики держатся уклончиво. Что скрывается за их угрюмым молчанием: притаившаяся враждебность или последние колебания? «Решаем устроить специальный митинг для самокатчиков, – пишет Благонравов, – и пригласить на него наши лучшие агитационные силы, и в первую голову Троцкого, пользующегося громадным авторитетом и влиянием на солдатские массы». Часа в четыре пополудни весь батальон собрался в помещении соседнего цирка Модерн. В качестве правительственного оппонента выступал генерал-квартирмейстер Пораделов, считавшийся эсером. Его возражения были настолько осторожны, что казались двусмысленными. Тем сокрушительнее наступали представители Комитета. Дополнительная ораторская битва за Петропавловскую крепость закончилась, как и следовало предвидеть: всеми голосами против 30 батальон одобрил резолюцию Троцкого. Еще один из возможных вооруженных конфликтов был разрешен до боя и без крови. Это и есть октябрьское восстание. Таков его стиль.
На крепость можно было отныне опираться со спокойной уверенностью. Оружие из арсенала выдавалось без помех. В Смольном, в комнате фабрично-заводских комитетов, стояли в очереди делегаты предприятий за ордером на оружие. Столица видела за годы войны немало хвостов: теперь впервые образовался хвост на винтовки. Из всех районов тянулись к арсеналу грузовики. «Петропавловскую крепость нельзя было узнать, – пишет рабочий Скоринко. – Воспетая ее тишина была нарушена пыхтением автомобилей, скрипом подвод, криками. У складов была особенная толкотня. Здесь же, мимо нас, проводят первых пленных – офицеров и юнкеров». В этот день получил винтовки 180-й пехотный полк, разоруженный за активное участие в июльском восстании.
Результаты митинга в цирке Модерн обнаружились и с другой стороны: самокатчики, несшие с июля охрану Зимнего дворца, самовольно снялись с караула, заявив, что далее охранять правительство не согласны. Это был серьезный удар. Самокатчиков пришлось заменить юнкерами. Военная опора правительства все больше сводилась к офицерским школам, что не только сужало ее до крайности, но и окончательно обнажало ее социальный состав.
Рабочие путиловской верфи, и не только они, предлагали Смольному приступить к скорейшему разоружению юнкеров. Если бы эта мера, после соответственной подготовки, по соглашению с нестроевыми командами школ, была проведена в ночь на 25-е, взятие Зимнего дворца не представляло бы никаких затруднений. Если бы юнкера были разоружены хотя бы ночью на 26-е, после взятия Зимнего, не произошло бы попытки контрвосстания 29 октября. Но руководители еще во многом проявляли «великодушие», на самом деле избыток оптимистической уверенности, и не всегда достаточно внимательно прислушивались к трезвому голосу низов: отсутствие Ленина сказалось и в этом. Последствия упущений пришлось поправлять массам, при излишних жертвах с обеих сторон. В серьезной борьбе нет худшей жестокости, чем несвоевременное «великодушие».