История русской торговли и промышленности

Кулишер Иосиф Михайлович

Н. Семенов, писавший через несколько лет после Неболсина (в 1859 г.), признает, что, «не имея собственных торговых домов за границей, русское купечество принуждено обыкновенно обращаться с поручениями к иностранным домам», иностранец же, действуя как комиссионер заграничных домов, «и при отправлении за границу наших товаров избирает для этой перевозки преимущественно перед русским свой отечественный корабль». Русские судохозяева не в состоянии «состязаться с чужеземными кораблями даже в собственных портах, а тем менее в иностранных, где русских торговых контор вовсе не существует и где консулы наши, большею частью будучи тамошними уроженцами, не берут на себя труд достать нашему кораблю какой-либо груз». Отсюда «нахождение всей нашей внешней торговли в руках иноземцев» и «охлаждение духа нашего купечества к заведению своих собственных кораблей для непосредственных заграничных сношений».

В целях борьбы с этим Семенов рекомендует «приспособлять и образовать детей купцов» в области «истинно торгового образования», давать им «практическое торговое направление»; этому препятствует запрещение выдавать заграничные паспорта до достижения 21 года,

так что невозможно посылать детей за границу. «Дабы возвысить в понятии народном почетное поприще отечественной внешней торговли», он считает необходимым «отличить наименованием» «образованного человека, производящего заграничный торг, от простого сидельца в лавке», а не включать их в те же гильдии. «Справедливость в оборотах и торговая честность, — поясняет автор, — теряется почти совершенно в большинстве мелких лиц, одного с ним сословия, но далеко отстоящих от него в образовании и понятиях о чести; следствием подобной несообразной смеси просвещения и необразованности бывает уклонение от сословия многих благовоспитанных детей купечества».

Развитие судоходства в наших портах Семенов изображает в следующих цифрах:

Получается, что за полвека число судов увеличилось в 2 ¹/ ₂раза, а тоннаж их в 3 раза, но для русских судов повысилось лишь с ¹/ ₁₁до ¹/ ₈, а тоннаж их с 9 до 11%, причем в значительной мере, как он сам прибавляет, это явилось результатом присоединения финляндских судов.

Что касается, наконец, капитала, помещенного в торговле, то он отмечает увеличение его, но находит, что много капиталов вместо помещения в торговых предприятиях лежат праздно в кредитных учреждениях. На рост капитала в стране указывают учреждение многочисленных частных промышленных предприятий, крупные обороты по казенным подрядам и винным откупам, быстрое распространение акций Главного общества железных дорог, возникновение 15 обществ на паях с капиталом в 23 млн. руб., наконец, наличность вкладов в кредитных установлениях, по отчету 1856 г., на 1 млрд. руб., причем прирост их (за вычетом извлеченных вкладов) в этом году составил 47 ¹/ ₂млн. ^{563}

* * *

С начала XIX ст. среди вывозимых из России товаров постепенно приобретает все большее и большее значение экспорт хлеба. Как мы видели выше ^{564} , в XVII ст. хлеб принадлежал к числу заповедных товаров, и вывоз его допускался лишь с особого каждый раз разрешения и по специальным ходатайствам иностранных государств. И в XVIII ст. еще многократно устанавливались запрещения вывоза хлеба, ибо опасались недостатка его в стране и подъема цен. Иностранные государства по общему правилу довольствовались своим хлебом и только в неурожайные годы обращались в другие страны, в том числе и в Россию, только южная Европа более или менее систематически получала хлеб, привозимый голландцами главным образом из Пруссии, Польши, Мекленбурга. Положение стало изменяться лишь с конца XVIII ст., когда Англия ввиду быстрого роста своего населения и отлива большого числа рабочих рук в города на вновь возникшие фабрики оказалась не в состоянии кормиться собственным хлебом и стала привозить его из-за границы. С этим совпадает и начало экспорта русского хлеба из вновь присоединенных новороссийских губерний и на вновь завоеванные Россией черноморские и азовские порты ^{565} , в 1786 г. вывезено оттуда 69 тыс. четвертей пшеницы, а в 1793 г. вдвое больше — 162 тыс.

В дальнейшем вывоз хлеба возрастал следующим образом (в среднем за год):

Ценность всего вывоза — Ценность хлебного вывоза — Отношение ценности хлебного вывоза к ценности всего вывоза (в %)

В млн. руб. ассигн.

1802-1807 …… 63,01 — 1,8 — 18,7

1812-1815 …… 171,3 — 18,0 — 10,5

1816-1820 …… 237,7 — 74,2 — 31,2

1821-1825 …… 207,2 — 17,5 — 8,4

1826-1830 …… 226,8 — 35,6 — 15,7

1831-1835 …… 222,0 — 34,1 — 15,4

1836-1840 …… 308,3 — 55,7 — 14,8

В млн. кредитных руб. [42]

1841-1845 …… 88,4 — 14,5 — 16,4

1846-1850 …… 106,5 — 33,3 — 31,3

1851-1855 …… 92,9 — 27,6 — 29,7

1856-1860 …… 165,6 — 58,1 — 35,1

42

Для сравнения кредитных рублей с ассигнациями нужно первые увеличить приблизительно в 3 ¹/ ₂раза.

Вывоз отдельных хлебов выразился в следующих цифрах (в среднем за год в тыс. пуд.):

Уже в начале XIX ст. хлеб выдвигается среди предметов нашего экспорта, хотя значение его в последнем еще не успело вполне определиться. Напротив, в двадцатилетие 1825 — 1845 гг. участие его прочно установилось в размере 15% (около шестой части) всего вывоза, а к середине столетия оно удвоилось, дойдя до третьей части вывоза. Однако, размеры как всего хлебного экспорта, так и вывоза отдельных хлебов значительно колеблются не только по отдельным годам, но и по пятилетиям в связи с войнами, в особенности же с урожаями; в частые неурожайные годы вывоз хлеба сводится к минимуму. Большую роль играла и таможенная политика иностранных государств, главным образом Англии, примеру которой следовали и другие страны (Нидерланды, Франция, Швеция, Португалия). С 1791 г. в Англии появляются высокие покровительственные пошлины на пшеницу, и привоз ее допускается лишь при достижении ценой на внутреннем рынке определенного уровня, почему в некоторые годы привоз становится совершенно невозможным. С 1828 г. установлена была скользящая шкала, согласно которой размер пошлин менялся в зависимости от цены пшеницы, повышаясь вместе с падением цены на внутреннем рынке. Такую же систему приняли и другие страны. Только в 1846 г., когда эта крайне стеснявшая привоз хлеба подвижная шкала была упразднена и пошлины на хлеб, в сущности, вовсе отменены (оставалась незначительная постоянная ставка), хлебная торговля оживилась, тем более что вслед за Англией и прочие страны отменили свои переменные пошлины ^{566} . Влияние этой перемены в таможенной политике немедленно же отразилось на экспорте русского хлеба: с 27 млн. пуд. в 1841 — 1845 гг. он сразу возрос в следующее пятилетие до 51 млн., или почти на 90%. Крымская война задержала дальнейший рост его, но в конце 50-х годов он снова обнаружился в значительных размерах.

Это заметно в особенности в экспорте пшеницы, который медленно растет вплоть до 40-х годов, со значительными колебаниями, и только в 1841 — 1845 гг. удваивается по сравнению с первыми годами XIX ст.; но затем в следующее пятилетие (после отмены «хлебных законов» в Англии) он сразу увеличивается на 75%, по сравнению с предыдущим, и стоит в дальнейшем на этом уровне. Что касается ржи, то вывоз ее не обнаруживает вплоть до 40-х годов никакого движения вперед — только тогда были достигнуты, а в 50-х годах превзойдены первоначальные размеры вывоза (1816 — 1820 гг.). Наконец, экспорт ячменя и овса до половины XIX ст. вообще не играет никакой роли — только с 50-х годов замечается движение вперед.

В сущности, до этого времени экспорт русского хлеба почти равнозначен экспорту пшеницы. Из 8 пятилетий эпохи 1816 — 1855 гг. в течение шести пшеница составляет от 60 до 80% всего вывоза и только два раза опускается ниже 60%. Из 44 млн. четвертей, вывезенных нами в течение четверти века 1824 — 1827 гг., 39 млн. отпущено было через южные порты (23 млн. на одну Одессу); на их долю приходилось 90% всего экспорта пшеницы (участие Одессы равнялось 54%), тогда как из портов Балтийского моря было отправлено всего 6%. Напротив, южные порты вывезли за это время всего 12% ржи, балтийские же более половины всего ее количества (54%). Точно так же ³/ ₄всего ячменя вывозилось Балтийским морем, а 42% овса из Архангельска. Но так как вывоз ячменя и овса, вместе взятых, составлял за эти четверть века всего 10 млн. четвертей, то получилось, что южные порты, не экспортируя, в сущности, никаких хлебов, кроме пшеницы, вывезли почти две трети (62%) всех отправленных за границу хлебов. Таким образом, вывоз нашего хлеба в первой половине XIX ст. заключался преимущественно в экспорте пшеницы, производимой в Новороссийском крае и доставляемой в Одессу и прочие черноморско-азовские порты.

Эта пшеница направлялась, по-видимому, преимущественно в Англию. К сожалению, в точности установить это невозможно, ибо известны лишь те порты, куда отплывали суда, но не те места, где хлеб поступал на внутренний рынок. Между тем то и другое не совпадало. Поскольку пшеница вывозилась непосредственно в северные и западные порты Европы, в двадцатилетие 1827—1846 гг. две трети ее (из 6,3 млн. четв. 4,3 млн.) получила Англия. Однако на эти порты направлялась лишь небольшая часть ее, тогда как 80% всей вывезенной за тот же период пшеницы было отправлено в порты Средиземного моря, а особенно в итальянские (Геную, Ливорно) и в Константинополь. Из* Константинополя, который указывают суда, выходящие из Одессы, в качестве места назначения и где они получают дальнейшие приказы, как и из Ливорно, Триеста и Марселя, она шла дальше, и наибольшая часть ее выгружалась в английских гаванях [43] .

43

По той же причине нет возможности определить долю русской пшеницы в английском импорте, ибо и тут известен лишь непосредственный привоз из русских портов, но не русский хлеб, идущий через Данциг, Штеттин, Геную, Константинополь.

Такое посредничество портов Средиземного моря в вывозе русской пшеницы из Черного и Азовского морей вызывалось в значительной мере существованием упомянутой выше скользящей шкалы пошлин в Англии. Последняя состояла в том, что при низких ценах на пшеницу на английском рынке привоз иностранного хлеба в Англию был невозможен, но по мере того, как цены на пшеницу росли, пошлины падали, привоз все более облегчался и выгодность его возрастала; с каждым повышением цены на хлеб импортер выигрывал вдвойне — и на увеличенной цене, и на пониженной пошлине. Задача, следовательно, заключалась в том, чтобы, выждав подъема цен, немедленно же воспользоваться им и ввезти хлеб в Англию, прежде чем вызванный понижением пошлины усиленный привоз успеет снова уронить цену и, следовательно, опять поднять пошлину. Но ловить такой благоприятный момент могли только такие грузы, которые находились в сравнительно недалеко расположенных от Англии портах. В этом и заключалось преимущество Марселя или Генуи, где спекулянты и держали закупленные по сходной цене запасы южнорусской пшеницы, выжидая выгодной конъюнктуры. Еще выгоднее было положение ввиду их близости к Англии таких портов, как Амстердам, Гамбург, Бремен; прусские порты закупали хлеб главным образом в ближайших местностях — Пруссии, Мекленбурге и успевали доставить его в Англию раньше, чем могли подоспеть корабли с русской пшеницей. Поэтому-то вывоз пшеницы из наших северных портов, к тому же далеко лежащих от хлебородных местностей, не мог успешно развиваться, а обнаруживал даже упадок.