История села Мотовилово. Тетрадь 8 (1926 г.)
Шрифт:
– Нет, не знаю, – как-то безучастно ответил Колька, упористо с налёгом втыкая шило в подмётку ремонтированного им ботинка.
Степан в поисках подмёток, ринулся в угол, где навалом сложена целая куча старой кожаной и валяной обуви, ожидающей ремонта. Там же в углу валялись колодки и лоскутья деловой кожи. Не успел Степан нагнуться над этим старьем, как ему на спину вспрыгнул козлёнок и растопырившись задрав кверху хвост стал мочиться. Степан не сразу согнал со спины козлёнка, он видимо, придерживаясь правила не пугать зря скотину. Медленно выпрямился и козлёнок произвольно сполз с его спины на пол. Со Степановой спины на
– Вот вражья скотина! – хладнокровно выругался Степан, продолжая поиски подмёток.
– Куда это я их запьютил! – досадовал на себя Степан, – вроде вот тут я их засовывал. Ах, вот они! Наконец-то, – обрадовался Степан. – Вот и подмётки нашлись. Сейчас я берусь за ремонт ваших сапогов, – проговорил Степан, обращаясь к Ваньке.
– Так, что, приходи завтра! Они будут готовы.
Ванька вторично пришёл не «завтра», а через день, с полной надеждой получить свои отремонтированные сапоги. Но картина была та же – сапоги оказались не починены. Видимо, позавчера, как только Ванька ушел и захлопнул дверь Степановой избы, Степан махнул Ванькины сапоги в угол. Ванька был вынужден ходить к Степану до трёх раз. Ведь какой дурак неотложно берётся за выполнение работы, за которую оплачено вперед.
В третий-то раз отец наказал Ваньке, не уходить от Степана до тех пор, как он при нем к сапогам подобьёт подмётки.
Прибежав от сапожника, Ванька уселся за стол, занялся чтением книги. Он задался целью прочитать от корки до корки все книжки, которые скопились в санькиной домашней библиотечки, а в ней насчитывалось около 20 разнообразных книг. Из-за чтения книг Ванька избегал товарищей и не всегда с ними выходил на улицу, отказываясь – «некогда», и тем, что гулять в пост перед самым рождеством грешно. Вот придёт праздник, тогда и гулять можно.
Рождество. Святки. Минька Савельев
Вот и наступило Рождество – второй по значимости христианский праздник. Народ нарядно одевшись чинно и благородно сходив на торжественное богослужение в церковь и сытно, по-праздничному пообедав, после продолжительного поста и сочельника в который не едят до звезды, выходит на улицу – блаженно отдыхает. Девки разрядившись в красивые, цветные, шерстяные полушалки, проходя по улицам села, показывают на себе свои наряды. Щелкая семечкам и орехами, они заботливо прикидывают у себя на уме, как лучше, красивее и уютнее разукрасить келью под святки. Парни-женихи, оглашая звуками гармоний, горделивыми петухами разгуливаясь вокруг села, любезно заигрывают с девками. На улицах нарядные толпы людей. Тут шум, гам, весёлый смех, песни, семечки, орехи и прочее.
Василий Ефимович Савельев, разодевшись во френч, на ногах бурки, сходил в лавку, накупив там всякой всячины на праздник. Он не забыл также купить там литровочку «Русской горькой» и пачку папирос «Фортуна», для угощения гостей, которые, не дожидаясь его приглашения, сами пожалуют к нему в дом. Первым, конечно, придёт дядя Федя Молодцов и Николай Смирнов тоже сюда заглянет. Да еще несколько мужиков не заставят долго ждать. После степенной выпивки завяжется деловой разговор под щелканье семечек и орехов, от курящихся папирос запахнет городом.
Василий Ефимович, к этому времени в возрасте 36 лет, среднего роста, упитанной комплекции,
Алеша Крестьянинов долго хвалился перед мужиками:
– В былое время, куривал я у Василия Ефимовича сигары. Он ими всех угощал. Сначала-то я и не знал, которым концом сигара-то в рот берется, а потом разобрался, по ходу дыма. Бывало, покурим, покурим, а она словно и не убывает. Загасив отдадим ему обратно, а он ее снова в шкап положит до следующего раза. А запах от нее такой приятный и душистый, что ни кури, то хочется, так бы и не выпускал ее изо рта. Пахнет от нее не только городом, а даже заграницей, – расхваливал Васильевы сигары Алеша.
На второй день Рождества, разряженные девки в кельях парням на плечо клали традиционного «вьюна». Парни-женихи «припевая» своих невест, удостаивались девичьего поцелуя, расплачиваясь при этом серебром.
Минька Савельев еще не забыл прошлогодней драки со своим соперником Ванькой Никитиным, после которой они стали непримиримыми врагами.
Миньке парни говаривали:
– Берегись, Ванька за побои тебе грозит!
– Видывали мы таких-то! – гордо и самонадеянно отговаривался на это Минька.
И драка, ровно через год, повторилась. Зашла Минькина артель товарищей-парней гулять в Шегалев. Ваньке вздумалось отомстить за прошлогоднее, он, воодушевленный тем, что случай подвернулся подходящий – соперник появился на их улице в Щегалове. Подбодряемый своими товарищами, Ванька подошёл в Миньке вплотную и преградив ему дорогу, вызывающе сказал:
– Ах, вот ты где мне попался!
Освобождая себе дорогу, Минька с силой оттолкнул Ваньку в стороны, тот не устояв на ногах рухнул в снег.
Ванька поднявшись, ярым петухом пошёл на Миньку:
– Ах, ты зашёл в наш конец да драться!
– А ты думал, как? – отважно, не робея и чувствуя близость своей артели парней, твёрдо заявил Минька.
– А за твою выходку осталось тебе только в рожу дать, за чем, конечно дело не встанет, – и Минька с размаху приложил свой увесистый кулак к Ванькиным скулам. Драка не разгорелась, а сама по себе прекратилась. Минькина артель парней спокойненько, мимо церкви, пошла на Мотору. Вслед уходящим парням Ванька размахивая кулаками кричал Миньке: