История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя

Монография является первым и до сих пор практически единственным исследованием этой важной лексической группы, изучение которой сопровождалось и сопровождается сейчас острыми дискуссиями отнюдь не только узко лингвистического характера. Сама тема интердисциплинарна, так как требует аргументированного подхода не только к лингвистическим, но и к социально-историческим проблемам прошлого и настоящего. Она настолько глубока, что затрагивает несколько тем и содержит материал для решения вопроса о примате матриархата или патриархата в древне-европейском обществе. Богатство надежной фактической базы с полным справочным аппаратом и фундаментальность этимологического анализа делают ее актуальной и сегодня не столько для учебных, сколько для исследовательских целей. Проблема человек и общество, сложная сама по себе, продолжает усложняться с развитием цивилизационных процессов, поэтому, кроме кровного родства и родства свойственного, сюда примыкает много терминов развития и изменения общественной жизни и общественного строя.

Немного об авторе и особенностях его работы с лексикой, что облегчит читателю не только изучение, но и продолжение исследования этой важной темы.

Автор работы — русист, славист, индоевропеист академик Олег Николаевич Трубачев (1930–2002) написал ее, будучи аспирантом Института славяноведения в 1956 г. (26-ти лет от роду), защитил как кандидатскую диссертацию под названием «История славянских терминов родства и некоторых терминов общественного строя». В 1959 г. она была издана и почти сразу стала раритетом. Он посвятил книгу своим родителям — Николаю Мокеевичу и Елене Васильевне Трубачевым. Отец Олега Николаевича был врачом и страстным библиофилом. Домашняя библиотека в Сталинграде, где родился будущий ученый, изобиловала не просто любимой детьми литературой (книга «Робинзон Крузо» и т. п.), но и замечательным, хорошо иллюстрированным собранием сказок и песен, фольклорных произведений народов нашей страны («Витязь в тигровой шкуре», «Джангар») и мира («Мать» Андерсена на 26 языках, сказки Перро, «M"archenband») на русском и родных языках авторов. Ранний интерес к книгам с параллельными текстами к 13 годам сделал мальчика полиглотом, чему способствовал и тонкий музыкальный слух (его бабушка была пианисткой). И хотя сталинградская библиотека сгорела в осаде, навык и тяга к хорошей книге остались, остался и вкус к языку оригинала. Будучи студентом Днепропетровского университета он сам приучил себя, ему было так интереснее готовиться к сдаче экзаменов по западноевропейской литературе, читая каждого автора только в оригинале. К этому времени в Днепропетровске в семье была собрана новая библиотека, купленная в голодные годы в букинистических магазинах оставленного немцами города.

К окончанию университета Олег Николаевич понял, что он будет только лингвистом. Некоторое время он работал в иностранном отделе газеты «Комсомольская правда» и в других газетах, где требовались и печатались переводы, а затем поступил в аспирантуру Института славяноведения, где не только продолжал изучение языков (литовский, хеттский, древнегреческий), но уже любил читать словари, особенно этимологические, прослеживающие происхождение слова. Этот шаг к этимологии стал решающим в его жизни. И потому его ранние статьи, книги о названиях животных, о терминах родства, построенные на широкой сравнительно-языковой базе, стали, как скажут много лет спустя, «колыбелью русской этимологии». Выдающийся славист, литуанист, индолог Владимир Николаевич Топоров заметит и другое: «Каждая этимология исключительна и в этимологическом исследовании нет общих правил, не существует и универсальной отмычки для каждого слова, но труды О. Н. Трубачева в области этимологии учат стратегии возведения „лесов“, которые позволяют вплотную приблизиться к слову, к его сути и, как правило, определить то, что мешает разгадке» [1] .

…Он был и историком в лингвистике, и когда он писал о терминах родства и общественного строя, или о ремесленной терминологии, когда обращался к этнонимии и антропонимии и топонимии… И, может быть, самое замечательное в этом то, что он не просто хорошо знал историю и применял, когда нужно, свои знания, но то, что нечто пребывавшее в пространстве «вне исторического» он преформировал таким образом, что оно оказывалось в плотном «историческом контексте»… [2]

«С самых первых трудов Трубачева стало понятно, с ученым какого уровня мы имеем дело. О масштабе его научного дарования можно было судить по кандидатской диссертации Олега Николаевича, защищенной им в 1956 г. и поразившей специалистов (увы, тогда немногочисленных!) своей широтой…» [3]

Хотелось бы сказать и еще об одном качестве ученого: начатую тему он не оставлял в течение жизни, несколько раз обращался к ней в теоретических трудах и в тех словарях, которые он писал или переводил.

В 28 лет он начал переводить с немецкого «Этимологический словарь русского языка» Максимилиана Романовича Фасмера, делая дополнения к нему. Термины родства и общественного строя лучше всего отследить, в дополнение к названной книге, по электронному изданию с научным сопровождением, предпринятому фирмой «Дискавери» по инициативе Л. М. Суриса в 2004 г. Это издание компактно и не займет много места рядом с Вашей книгой. Второй словарь под ред. О. Н. Трубачева — «Этимологический словарь славянских языков: Праславянский лексический фонд» (т. 1–30, А–о) — издается с 1974 г., к сожалению, не компьютеризирован.

К его ранним работам, кроме «Истории терминов родства» (1959), относятся «Названия домашних животных» (1960), «Названия каш в славянских языках» (1960),

В вышедшем в издательстве «Языки славянской культуры» двухтомнике «Труды по этимологии. Слово. История. Культура» в т. I опубликована статья «К вопросу о реконструкции различных систем лексики» (с. 240–259). Она прямо продолжает тему названных трех работ (напечатана впервые в Лексикографическом сборнике. М., 1963. Вып. VI. С. 3–16), обобщая теоретически ход семантических изменений в разных лексических группах. Освещение терминов родства в западных книгах и словарях хорошо дополняет опубликованная во II т. «Трудов» (с. 639–644) «Рецензия на книгу. О. Szemer'enyi. Studies in the kinship terminologie of the Indo-European languages with special reference to Indian, Iranian, Greek and Latin» (Acta Iranica. Textes m'emoires, V. VI Extrait. Edition Biblioth`eque Pahlavi, T'eh'eran, Li`ege, 1977).

Закончить предисловие хотелось бы словами В. Н. Топорова: «Геродота греки называли „отцом истории“, хотя и до Геродота были известны тексты, содержавшие информацию исторического характера. В этом смысле и Олега Николаевича Трубачева смело было бы можно назвать „отцом русской этимологии“» [4] .

О. Н. Трубачев (1959) в год выхода первого издания книги «История славянских терминов родства…»

Задача настоящей работы — возможно полнее охарактеризовать развитие терминологии родственных отношений у славян с лингвистической точки зрения, а также с учетом данных смежных наук — истории общества, истории материальной культуры, этнографии. Исследование основывается на сознании необходимости историзма — именно такого, как его понимает материалистическая диалектика, изучающая общественнное развитие как закономерную эволюцию от матриархата к патриархату. Вопрос о развитии матриархата и патриархата является одним из основных в общественной истории, чем объясняется его значение и для настоящего исследования. Этот вопрос имеет в лингвистической литературе свою собственную историю, на которой следует остановиться подробнее.

В то время как прогрессивные этнографы и основоположники марксизма еще в прошлом веке (ср. «Древнее общество» Л. Моргана, «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса) пришли к важнейшему выводу об исторической первичности матриархата, лингвисты предлагали совершенно иную концепцию исторического развития индоевропейских народов. Эта концепция, которую было бы правильно назвать «филологической», позаимствовав это определение у Б. Дельбрюка, строилась в основном на длительном изучении классической древности, т. е. отдельных периодов древней истории греков, римлян, индийцев, а кроме того, на чрезмерном доверии к данным так называемой сравнительной мифологии при серьезной недооценке значительных уже в то время достижений смежных общественных наук. Естественно, что в таких исследованиях об индоевропейских древностях главное значение придавалось чисто лингвистическому анализу, сравнению форм. Отмечая и сейчас всю важность и далеко еще не исчерпанные возможности этого анализа, следует также признать и то, что вследствие тогдашнего уровня языкознания попытки исследований такого рода в значительной степени устаревали и воспринимались как наивные и бездоказательные уже многими лингвистами старших поколений. Так, очень быстро оказались устаревшими этимологические толкования Ф. Боппа, фундаментальное исследование Пикте «Les origines Indoeurop'eennes ou les Aryas primitifs». Но в то время как в поисках более точных, специально лингвистических решений недостатка не было, в общественно-исторической части этих исследований укрепилась рутина, в привычку вошло повторять старые утверждения об исконно патриархальном быте индоевропейцев. Такие воззрения на историю общественного развития сложились очень рано на основании недостаточного знания. Эта неправильная схема во всем существенном так и осталась достоянием индоевропейского языкознания, почти не обогатившись за все время, несмотря на прогресс ближайших отраслей наук. Поэтому Б. Дельбрюк в своем труде «Die indogermanischen Verwandtschaftsnamen» (Leipzig, 1889), стремясь к пересмотру большей части старых наивных толкований идоевропейских терминов родства, по сути дела присоединяется, хотя и с известной осторожностью, к «филологической» концепции, настаивая на первичности патриархата. Дальнейшие лингвистические исследования мало что добавили к этой точке зрения, вопрос, видимо, считается решенным удовлетворительно. К сожалению, фактическое пренебрежение исторической стороной вопроса, однобоко филологический характер исследований не прошли даром для индоевропейского языкознания, существенно обесценили его усилия в этом направлении и снизили значение его свидетельств для исторических наук.

После Б. Дельбрюка большую работу в этой области вел О. Шрадер, в исследованиях которого апофеоз «филологической» концепции получил наиболее законченную форму. Выражение «филологическая концепция» в применении к О. Шрадеру — крупнейшему историку индоевропейских древностей, постоянно привлекавшему материалы археологии и этнографии, — звучит парадоксально; при всем этом оно оправдано, так как Шрадер лишь обобщил упомянутую популярную в индоевропейском языкознании точку зрения. Его труды, содержащие обоснование теории исконности индоевропейского патриархата, грешат теми же существенными недостатками, о которых говорится выше: при внешне исчерпывающей осведомленности о материальной культуре индоевропейцев — фактическое пренебрежение достижениями этнографии и общественной истории и непонимание исторического процесса [5] . Шрадер считает возможным категорически отрицать наличие у древних индоевропейцев матриархата, полагая, что Б. Дельбрюком в вышеупомянутом труде и им самим в «Sprachvergleichung und Urgeschichte» (стр. 533 и след. 2-го изд.) «создана настолько ясная картина древнеиндоевропейского семейного устройства, что о матриархате на индоевропейской почве просто не может быть и речи» [6] . Для Шрадера характерно отрицательное отношение к столь плодотворным сравнениям древней эпохи жизни индоевропейцев с остатками первобытного устройства у современных отсталых народностей, т. е. признание для индоевропейцев особого пути исторического развития [7] . Свидетельства Страбова и Геродота об особом положении женщины у кельтов, фракийцев, скифов, ливийцев, лидийцев, карийцев, мизийцев, писидийцев он истолковывает соответственно своей концепции. В частности, Шрадер считает, что матриархат существовал не у индоевропейцев, а у доиндоевропейских племен, к индоевропейцам же он проник отчасти в позднюю эпоху, нарушив агнатический характер индоевропейской семьи [8] .