История советского библиофильства
Шрифт:
В «Известиях ВЦИК» (1918, № 206) было опубликовано постановление Президиума Московского Совета об отмене в срочном порядке конфискации книжного магазина Карцева. Возможно, это решение было вызвано особым характером данного предприятия, единственного, кажется, в Москве специального медицинского книжного магазина (А. А. Карцев и сыновья. Магазин существовал с 1884 г.; находился на Моховой, 20).
На смену частновладельческим антикварным и букинистическим магазинам в 1918–1919 гг. пришли книжные лавки, открывавшиеся действительными или фиктивными кооперативами бывших книжников. Однако в истории советского библиофильства и антикварной книжной торговли эти книжные магазины не оставили никаких следов. В то же время стали возникать книжные лавки писателей. Последние появились как-то стихийно в Москве, Ленинграде, Казани и, возможно, и в других городах.
Первая Книжная лавка писателей в Москве была открыта в сентябре 1918 г. по инициативе П. П. Муратова и просуществовала до 1922 г. В число ее пайщиков входили
Действительно, в 1918–1921 гг., отчасти и позже, наряду с распылением старых библиотек, иногда переходивших из поколения в поколение с XVIII в., в большом числе возникали замечательные новые собрания. Не нужно думать, что в первые революционные годы все книги шли за бесценок («полкопейки золотом», «копейка» и т. д.). Тот же автор отмечал: «Карандашные наши пометки цены гласили: сто рублей, тысяча рублей, миллион рублей книга, цены росли на 50—100 % в день, — но на проверку это значило: фунт муки, пуд муки, щепотка муки. И часто случалось, что вместо денег за книги мы так и брали: мукой, мылом, маслом, сахарным песком». Значит, чтобы приобресть облюбованную книгу, «покупатель-чудак» должен был отказывать себе в пище, в мыле; ведь все это выкраивалось из скудного пайка периода военного коммунизма.
Поэтому не следует принимать за чистую монету мнение А. Ф. Изюмова, писавшего в 1928 г. в статье «Судьба старой русской книги», с одной стороны, о гибели многочисленных библиотек, с другой, о причинах и способах сохранения некоторой части книжных ценностей: «Был и еще путь, по которому старая книга избегала уничтожения. Это образование новых частных библиотек. Библиофилу, коллекционеру, ученому за эти годы было очень легко подбирать нужные книги. Таким образом составлялись исключительные собрания по разным вопросам» (57).
С формальной стороны А. Ф. Изюмов прав: на книжном рынке в 1918–1921 гг. было как никогда много самых разнообразных изданий, и в этом смысле «было очень легко подбирать нужные книги»; верно, что в эти годы составлялись исключительные собрания по разным вопросам, но какой ценой, путем каких лишений достигалось это для большей части собирателей! Поэтому надо особенно оценить труды и самоотверженную любовь к книге библиофилов периода военного коммунизма, предпочитавших поголодать или отказаться от топки печурки-времянки и приобрести ту или иную книгу.
Примеру организаторов Московской книжной лавки писателей последовали и другие артели деятелей литературы и искусства. В.Г. Лидин вспоминает, что в 1920 г., кроме упомянутой книжной лавки в Леонтьевском переулке, существовала книжная лавка «Содружество писателей» (на Тверской, ныне ул. Горького, рядом с Моссоветом), организованная литературоведом Ю. И. Айхенвальдом, философом Г. Г. Шпетом и самим автором воспоминаний, В. Г. Лидиным; на Большой Никитской (теперь ул. Герцена) помещалась книжная лавка работников искусств (в состав артели входили историк искусства проф. Б. Р. Виппер и искусствовед П. Д. Эттингер); там же находилась Книжная лавка поэтов-имажинистов, руководимая поэтами С. Есениным и А. Мариенгофом, А. М. Кожебаткиным, в прошлом владельцем издательства «Альциона», и библиофилом Д. С. Айзенштадтом (83, с. 10–11).
В последнее время об этих книжных лавках стали появляться в печати воспоминания, преимущественно о Есенине и о Книжной лавке имажинистов, несколько расходящиеся в деталях, как всякие мемуары, но в целом дорисовывающие картину, набросанную М. А. Осоргиным и В. Г. Лидиным (140).
В Петрограде аналогичная книжная лавка была открыта еще в 1917 г. Единственным печатным следом ее существования является стихотворение поэта М. А. Кузмина «Стихи на открытие книжной лавки писателей (Акростих)», датированное 1917 г. Вот его текст:
Книга — лучшая подруга, Не изменит в трудный час, И займет в часы досуга Животрепетный рассказ, Небылица или быль, А стряхни скорее пыль, — Я — всегдашняя подруга. Лишь устроить нам витрину, А гравюры, книги есть! Вторник — праздник магазину, Коль окажете нам честь. А до Перца [4] как дойдешь, По Морской чуть повернешь, — И увидишь вдруг витрину. Сами пишем и торгуем, А гостям предложим чай. Так просты, что не надуем… Если… разве невзначай… Лавка сможет процветать, Если будут посещать, — А на славу заторгуем!4
Перец — популярный ресторанчик, помещавшийся до 1918 г. при гастрономическом магазине Акимова-Перетца, уг. Невского и Морской. (Прим. М. Кузмина).
Более подробных сведений об этой Книжной лавке писателей, — возможно, если доверять дате стихотворения Кузмина, первой вообще лавке писателей в Советской стране, — найти не удалось.
Вторая книжная лавка, — правда, не под названием писательской, хотя она и была основана писателями, — возникла в начале января 1918 г. Это был книжный кооператив «Petropolis». О его основании и характере деятельности интересно рассказал один из учредителей Петрополиса литературовед Г. Л. Лозинский: «1917-ый год, — писал он, — ознаменовался непрестанным удорожанием русских и иностранных книг; приток последних к концу года прекратился. Петербургские библиофилы очутились в тяжелом положении, и у некоторых из них зародилась мысль попробовать применить к книжной торговле принцип кооперативный». Во главе организационного комитета кооператива стояли проф. Д. К. Петров, французский проф. Жюль Патуйе, проживавший тогда в Петрограде и Г. Л. Лозинский. Секретарем правления в течение всего времени существования «Петрополиса» был Я. Н. Блох. Одновременно с книжной торговлей, — в основном поэтическими новинками, среди которых, по указанию Г. Л. Лозинского, первое место занимали новые сборники стихов А. А. Ахматовой, «Петрополис» уже в 1918 г. занялся издательской деятельностью и выпустил одно из первых изданий советского периода по экслибрисам, — брошюру «Книжные знаки», содержащую библиографию русского экслибриса и подлинные книжные знаки членов кооператива, наклеенные на 24 листах. Всего было отпечатано 200 экземпляров брошюры, и она сразу же сделалась редкостью. «Книга редка и в этом отношении, — пишет Г. Л. Лозинский, — что только в половине экземпляров, если даже не в меньшем количестве, имеется знак В. Адарюкова, не доставившего обещанного количества репродукций своего красивого ex-libris'a, помещенного им впоследствии в книге собственного издания. „Книжные знаки“ были выпущены в обложке двух цветов: рыжеватой и темно-зеленой» (92).
Издательство и магазин «Петрополиса» помещались в доме № 56 по Надеждинской ул. (ныне ул. Салтыкова-Щедрина). Они просуществовали до 1922 г.
В деятельности писательских книжных лавок следует отметить одну любопытную подробность — продажу автографов современных поэтов и прозаиков, рукописных «автоизданий», изготовлявшихся в одном-двух, самое большее в 7 экземплярах. М. А. Осоргин рассказывает об этом так: «Когда стало невозможно издавать свои произведения, мы надумали, с полной последовательностью, издавать коротенькие вещи в одном экземпляре, писанном от руки. Сделали опыт, — и любители автографов заинтересовались. Ряд писателей подхватили эту мысль, и в нашей витрине появились книжки-автографы поэтов, беллетристов, историков искусства, представлявшие самодельную маленькую тетрадочку, обычно с собственноручным рисунком на обложке. Книжки хорошо раскупались и расценивались довольно прилично, а у нас рождалась иллюзия, что продукты нашего писательского творчества все же публикуются и идут к читателю. Лавка приобретала для своей коллекции по одному автографу каждого писателя, дававшего нам свои произведения на комиссию: эта коллекция была нами позже подарена Всероссийскому Союзу писателей, где, думается, и посейчас находится. Остальные уники революционной поры разбрелись по рукам частных любителей, и только Исторический музей в Москве догадался приобрести несколько любопытных образцов» (125).