История Варлаама (Скитник)
Шрифт:
– Боже милостивый! Да ведь там горам нет конца!
– воскликнул Корней, потрясенный грандиозной чередой сверкающих на солнце снежных пиков.
Несмотря на прозрачность воздуха, белеющие вершины легко было спутать с облаками. Чистое и бездонное небо над головой такой нежной синевы, какая бывает лишь в благодатную пору ранней осени.
Только здесь, стоя на вершине перевала Корней осознал бесконечность горного края, в котором ,теряя очертания и как бы растворяясь, исчезали скалистые пики дальних хребтов.
На вершины хребтов лето приходит с опозданием.
Вообще же растительность на перевале скудная. Тощими зелеными языками растекались кое-где заросли кедрового стланника, жадно вцепилась в каменистую почву карликовая береза и только изредка, где-нибудь в затишке, можно увидеть невысокую скрюченную суровыми ветрами, морозами и туманами лиственницу.
А прямо перед ним , на гребне увала. среди огромных валунов и сплошных утесов паслась красивая семейка снежных баранов - толсторогов. Вожак, высоко подняв голову с круто загнутыми ребристыми рогами эффектно выделялся на фоне алого заката. Сколько городой силы и грации в его напряженной фигуре. Рядом с вожаком остановились две овечки, такие же высокие и бурые, как самец. Головы самок украшали маленькие дугообразные рожки. Тут же и маленький ягненок, едва по колено отцу. Он повторял все движения барана. Тот притопнул ногой, и ягненок тоже.
Скитник, видевший этих животных впервые. долго с удовольствием наблюдал за ними и все не мог насладиться их красотой и грацией.
Переночевав под укрытием каменных сомкнувшихся плит Корней встал с первыми лучами солнца. Ему предстояло спуститься с перевала на дно ущелья, которое должно вывести его на обширную равнину с оленьими пастбищами деда Митчены.
Когда отец объяснял дорогу он посоветовал сыну, чтобы быстрее и легче было найти кочевье, после выхода из ущелья подняться на боковой склон последнего отрога и оттуда ,с высоты, поискать на равнине столбы дымокуров. При хорошей погоде их издалека видно. Корней стал спускаться по крутому склону осторожно перебирая ногами чтобы не скатиться .Мелкие камушки так и сыпались из под ног и надо было следить в оба, чтобы каждый раз ставить ногу в надежное место.
Перевальная седловина и крутой спуск с нее были испещрены слабо заметными на каменной почве тропами баранов, соединяющие скальные уступы один с другим. Только эти грациозные создания, нарушали покой безмолвного царства скал.
Чем ниже спускался Корней, тем чаще попадались деревья. Некоторые из них прилепились прямо к отвесным стенам. Корней с восхищением взирал на неприхотливых храбрецов вцепившихся корнями в плоть скал. Причудливо изгибаясь корявыми стволами они упрямо тянулись в небесную высь, бодро топорщились хвоей и вовсе не горевали, что так неказисты и уродливы.
Ближе ко дну ущелья появились крупноствольные ельники. Смеркалось, на небе вызревали первые звездочки. Опустившаяся ночь потушила багровый закат. Горы помрачнели.
Корней высек кресалом огонь, разжег костер. Под колеблющимся светом пламени деревья то выбегали из темноты, то вновь скрывались из глаз. Где-то в стороне звонко-звонко журчал бегущий под камнями ручей.
Уткнув подбородок в колени он задумчиво глядел на пламя костра. Корней был доволен началом экспедиции. Столько новых впечатлений! Впервые он видел горных баранов и сразу столько много. Полюбовался невиданными ранее хребтами. Все так здорово!
– Наверное действительно счастье в открытиях!
– подумал скитник, обращаясь к старому спутнику и проверенному красноязыкому другу. Вечерами он всегда вел долгие задушевные беседы с костром.
Костер, по представлению Корнея был преданной, лежащей у ног, пламеннорыжей собакой. Та же собака, только в необычном виде. Когда она была рядом Корней чувствовал себя уверенней и уютней. При первой возможности он вытаскивал кремень и вызывал ударом огонь и после того, как костер оближет его руки и лицо горячими языками все проблемы сразу как-то разрешались.
Проснулся от бодрящего холода. Слабые, синюшные языки устало блуждали по черным головешкам. Слегка подкрепившись у вновь разгоревшегося костерка он продолжал путь.
По дну ущелья идти было намного легче. Дорогу выбирать не приходилось, так как наторенная зверовая тропа, мотаясь с одного берега ручья на другой, сама подсказывала путь.
Ближе к вечеру следующего дня наш путешественник уже подходил к широко раскрытому устью ущелья, за которым раскинулась мрачная, девственная темнохвойная тайга. Корней, памятуя совет отца, оценивающе поглядел на зависшее над горизонтом светило: успею ли я до темноты подняться на склон отрога и обозреть равнину? Если поторопиться, то можно успеть.
Скитник побежал легкой трусцой вдоль берега речки, тараня, чтобы не останавливаться, для скорости прибрежные заросли. Вдруг земля под ногами исчезла и он полетел вниз. И, не успев что-либо предпринять, погрузился в холодную воду. От холода и неожиданности у него перехватило дыхание. Отчаянно работая руками он вынырнул на поверхность, избавился от мешавшей заплечной котомки, но, увидев, что она хорошо держится на плаву и вовсе не тонет, вцепился в нее.
Напрягая все силы, он поплыл поперек течения к берегу, но стремительный поток уносил все дальше от места, где буквально за час до его появления обвалился берег.
Его несло к грохочущим водобоинам порогов, где поджидала неминуемая гибель. Выбиваясь из сил Корней предпринял отчаянную попытку достичь спасительного берега, но приблизился к нему не более чем на сажень. Он уже с трудом удерживал голову над водой и если бы не котомка-"поплавок", то давно нахлебался бы воды. Казалось, что ничто не может спасти его , как вдруг Корней врезался лицом в пружинящую гущу листьев и веток. Цепляясь за них он взобрался на вибрирующее под напором воды дерево лежавшее на камнях поперек бурного потока.