История Венецианской республики
Шрифт:
В конце концов это было не первое отлучение от церкви, которому подвергалась республика: одно было в 1284 году, другое — в 1309, и еще одно — в 1483. Что отличало этот случай от всех предыдущих, так это то, что Венеция специально ограничила свое сопротивление мирскими рамками. В духовном же аспекте она не желала ничего иного, как только оставаться верной дочерью церкви. Если папа настаивал на исключении республики из своей паствы, то не по ее вине; более того, это был его промах. Это было ново: старая проблема, касающаяся того, что принадлежит кесарю, а что — Богу, теперь предстала в новом свете в глазах постреформационной Европы. Таким образом, хотя три предыдущих интердикта не вызвали слишком большого интереса у окружающего мира, но теперешнее противостояние обсуждалось во всех странах христианского Запада. В книгах и памфлетах, на кафедрах и на людных площадях Венецию восторженно защищали или злобно поносили.
Пока полемика набирала силу и становилась все более горячей, Паоло Сарпи оставался в центре внимания, он писал бесчисленные письма, вел дебаты, проповедовал, спорил, старался
Вскоре стало очевидно, что такой жизненно важный вопрос не может оставаться только теоретическим. Страны, как и полемисты, тоже приняли одну из сторон. Испания, естественно, была настроена враждебно; Англия и Голландия предложили свою активную поддержку. Во Франции Генрих IV уже балансировал на опасной грани: он не мог заявить о своей позиции настолько открыто, как ему бы хотелось. Однако он все-таки дал понять Венеции, на чьей стороне его симпатии, и предложил свои услуги в качестве посредника. Но к этому времени Венеция была не слишком настроена идти на уступки. Благодаря блестящей защите Сарпи ее позиция нашла поддержку в гораздо более широком масштабе, чем ожидалось. Ее религиозная жизнь продолжалась, как всегда; церкви были едва ли не более заполнены людьми, чем раньше. Ее дело было справедливым, а совесть была чиста. Шли недели и месяцы, и республика начала ощущать растущую гордость и радостное возбуждение: это была великая духовная битва, и она ее выигрывала. Оставалась единственная тревога: папа может попытаться навязать свою власть при помощи военной силы, с Испанией в качестве добровольного союзника. Только по этой причине Венеция могла задуматься о том, чтобы прийти к соглашению; но оно должно быть заключено на ее условиях.
Папа Павел и его курия оказались перед лицом ужасной правды. Отлучение не принесло результатов, на которые они рассчитывали. Самое страшное оружие в папском арсенале — то самое оружие, одной угрозы применить которое в Средние века было достаточно, чтобы поставить королей и императоров на колени, — утратило свою мощь. Хуже того, об этой неудаче стало известно всему миру. Последствия для папского престижа, уже неисчислимые, множились с каждым днем, пока действовал этот нелепый приговор. Его нужно было отменить, и немедленно. Сделать это было нелегко, но так или иначе способ нужно было найти.
Такими были доводы курии. В течение некоторого времени Павел был неспособен даже обдумывать такой сокрушительный удар, нанесенный его гордости, но наконец даже он был вынужден согласиться. Предложение Франции о посредничестве было принято, и переговоры начались. Венеция, руководствуясь, как всегда, советами Сарпи, запросила многого. Например, она наотрез отказалась просить о снятии анафемы. Любая подобная просьба должна исходить от короля Франции, и в таком случае республика позволит, чтобы ее ассоциировали с ним; дальше этого она не пойдет. Что касается двух преступников, как только анафема будет снята, республика передаст их французскому послу в знак уважения королю, но сохраняя за собой право судить и наказывать их. Ни в коем случае Венеция не допустит снова на свою территорию иезуитов; другие изгнанные ордена, за исключением определенных лиц, могут вернуться, но она отказывается зафиксировать это в письменной форме. В заключение было тщательно подготовлено постановление, в котором говорилось, что ввиду того, что папа изменил точку зрения и отменил приговор, Венеция, в свою очередь, аннулирует свой торжественный протест; в постановлении, однако, не было ни слова, позволяющего предположить, что она признает свою неправоту или сожалеет о своих действиях.
Таким образом, в апреле 1607 года, по прошествии почти целого года, в течение которого оно только дискредитировало своих инициаторов, отлучение было отменено. Оно было последним в истории церкви; урок, преподанный Венецией, стал вечным предупреждением, и ни один папа больше не осмелился рисковать, а папская власть над католической Европой уже никогда не была прежней. Но снятие отлучения не означало примирения в иных, неявных аспектах. Павел V был публично унижен; более того, было несколько пунктов, которые остались неурегулированными — церковная проповедь, проверка и утверждение епископов и патриархов, будущее Ченеды — и о которых он не собирался забывать. Однако его ум главным образом занимало твердое намерение отомстить тем священникам, которые бросили вызов его эдикту, и прежде всего тому, которому он был обязан своим поражением, — Паоло Сарпи.
Сарпи не сразу оставил свою должность после возобновления нормальных отношений с Римом. Для него все еще находилась работа, и он продолжал совершать ежедневную пешую прогулку из монастыря сервитов во Дворец дожей, отмахиваясь от всех предупреждений, что его жизнь может быть в опасности. 25 октября 1607 года, после полудня, Сарпи возвращался в монастырь и спускался по ступеням моста Санта-Фоска, на него напали убийцы, которые, прежде чем убежать, трижды ударили его ножом — дважды в шею и один раз в голову, где нож, войдя в правое ухо, глубоко застрял в скуле. Чудом он оправился от ран; позднее, когда ему показали оружие, он осмотрел острие, болезненно улыбнулся и нашел в себе силы пошутить,
После этого случая Сарпи отказался от предложенного республикой дома на Пьяцце, но согласился совершать свое ежедневное путешествие в гондоле и разрешил соорудить закрытый проход, по которому он мог в безопасности дойти от двери своего монастыря до пристани. Несмотря на эти предосторожности, на него еще дважды совершали покушения, причем одно из них прямо в монастыре. На этот раз ему тоже удалось уцелеть. Сарпи умер в своей постели рано утром 15 января 1623 года. Его последними словами были «Esto perpetua» — «Пусть она живет вечно», — те, кто их слышал, решили, что они относятся к республике, которой он служил так успешно. Но папская злоба преследовала его и в могиле; когда сенат предложил поставить памятник в его честь, нунций стал яростно возражать, грозя, что в этом случае святая палата объявит этого монаха нераскаявшимся еретиком. На этот раз Венеция уступила; и только в 1892 году была возведена бронзовая статуя в центре кампо Санта-Фоска, в нескольких ярдах от того места, где Сарпи так близко разминулся со смертью. [278]
278
Сарпи был похоронен в монастырской церкви, откуда в 1828 году его останки были перемещены в церковь Сан Микеле. В библиотеке Марчиана есть его портрет, написанный, когда Сарпи был уже стариком, и на котором отчетливо виден шрам на его лице. Тот самый кинжал сохранился, сейчас им владеет семейство Джустиниани. К сожалению, от монастыря сервитов остались развалины; в начале XIX века он был конфискован, и прекрасное здание XIV века спустя несколько лет было разрушено. Развалины были выставлены на продажу в 1852 году — «земля и все камни», как писал Рескин.
Глава 40
ИЗМЕНА И ЗАГОВОР
(1607–1622)
С убийцами, с ворами заодно
Броди по этим улочкам кривым!
Грабеж, без жалости татьба, разбой —
Кровавая в ночи вершится жатва! [279]
Великие победы, военные, дипломатические или моральные, почти всегда положительно сказываются на популярности вождя победившей стороны. Однако Леонардо Дона был исключением из этого правила. Лидером в республике во время отлучения был Паоло Сарпи, и хотя впоследствии Дона правил Венецией еще пять лет, он никогда не пользовался народной любовью. Причина слишком очевидна. Снова и снова, особенно в тот период венецианской истории, проявляется один и тот же прискорбный факт: венецианцы судили о своих дожах по единственному качеству — их щедрости. Имеются свидетельства о том, как только что выбранный Дона во время своего обхода Пьяццы не проявил и доли ожидаемой щедрости, а трое племянников, которые его сопровождали, оказались скупыми до такой степени, что возмущенная толпа начала забрасывать их снежками. Тот же аскетизм проявлялся на протяжении всего правления Дона. Количество процессий было уменьшено, государственные расходы безжалостно урезаны; официальные приемы, которые традиционно сопровождались таким великолепием и помпой, что частенько доставляли больше удовольствия явившемуся без приглашения простонародью, чем самим гостям, были сокращены, количество гостей и выделяемых денег уменьшено. Как раз в то время, когда это было нужно больше всего, жизнь Венеции лишилась большей части своего колорита. Граждане с тоской вспоминали времена прежнего дожа, щедрого старого Марино Гримани, и впадали в уныние.
279
Перевод К. Ковешникова.
Во всех других отношениях Дона был замечательным правителем. Он обладал выдающимся умом — и, кстати, являлся близким другом Галилея, — был трудолюбивым, добросовестным и глубоко порядочным человеком; говорили, что он не пропустил ни одного заседания Большого совета, сената или Совета десяти, кроме тех редких случаев, когда ему мешала болезнь, и что ни одна даже самая мелкая деталь не ускользала от его внимания. Как ни странно, но этот высокий, суровый, неулыбчивый человек, с необычайно блестящими, проницательными глазами, очень сильно переживал свою непопулярность. В феврале 1612 года, на Сретение, во время ежегодного посещения церкви Санта Мария Формоза, толпа встретила его глумливыми возгласами и криками: «Да здравствует дож Гримани!». Этот случай произвел на него настолько болезненное впечатление, что он отказался впредь совершать публичные шествия. И сдержал слово. Пять месяцев спустя, 16 июля, после особенно горячих дебатов в коллегии, он внезапно упал и в течение часа скончался. [280]
280
Дона был похоронен в соборе Сан Джорджо Маджоре, его могилу можно увидеть у западной стены. В зале Буссола во Дворце дожей находится его замечательный портрет работы Марко Вечеллио, сына Тициана.