История Византийской Империи. Том 3
Шрифт:
Константин начал основательную чистку в военных сферах. Прежде всего удалены были начальник гвардейских частей, или доместик схол, Панфирий, родственник Романа, вместе с ним друнгарий флота Радин, как наиболее близкие к павшей династии чины. Выбор заместителей определялся самым положением вещей, и нужно признать, что Константин имел большое счастие опереться на лучших людей того времени.
Следует припомнить, что Лакапины в своих честолюбивых притязаниях встретили серьезных соперников в лице Льва и Барды, имевших прозвание Фока. Что было натуральней при начавшейся реакции против старого порядка, как выдвинуть фамилию Фоки, которая не только могла разделять с Константином VII чувства обиды и недовольства старым порядком, но вместе с тем представляла собой большую материальную и духовную силу, весьма полезную для вновь организовавшейся правительственной системы? Представителем фамилии Фоки был Варда, брат того Льва Фоки, который проиграл партию в борьбе с Романом двадцать с лишком лет тому назад и был ослеплен. Ему был передан важный военный пост доместика схол вместе с саном магистра. Сыновьям Варды поручены были важнейшие военные начальственные места в азиатских фемах. Никифор Фока, будущий император и знаменитый воитель, назначен стратигом анатолийской фемы, Лев — стратигом каппадокийской, а Константин — селевкийской. Равным образом командование флотом после отставки Радина поручено было Константину Гонгиле, еще при матери Константина VII Зое призванному к высшим служебным званиям. Наконец, главное начальство над иноземными дружинами возложено было на Василия Петина, который вместе с тем возведен в патрикии. Из других лиц, выдвинувшихся с переходом власти к Константину Порфирородному, укажем Мариана Аргира, возведенного в сан патрикия и комита, или начальника конюшенного ведомства, Мануила Куртикия, также получившего сан патрикия и начальника царской стражи, или друнгария виглы. До известной степени обезопасив себя этими новыми назначениями от сторонников павшей династии, царь Константин не провел, однако, до беспощадных последствий своей системы и принужден был впоследствии, когда вновь возникали попытки
«Кир Роман был простой человек и неграмотный и не был ознакомлен с придворными нравами и с обычаями, заимствованными из Римской империи; не происходя из царского рода и не имея благородных предков, он не сообразовался в своих действиях с хорошими принципами, а поступал как вздумается, не следуя ни голосу Церкви, ни велениям великого Константина» (9).
Для просвещенного же писателя X в., которому принадлежат приведенные слова, высокие принципы были законом, и, подчиняясь велениям обычая и придворного устава, равно как следуя традициям, идущим от деда и отца, император Константин с полным одушевлением предавался полезным делам, за какие восхваляют его сочувствующие ему писатели. Он был и кроток, и снисходителен, и милостив. Он был озабочен планами облегчить тягости податной системы, приносил жертвы на выкуп пленных, не щадил средств на устройство новых больниц и богаделен, принимал меры к тому, чтобы правосудие исполнялось нелицеприятно и без подкупа. Константин заботился об устройстве новых учебных заведений и о поддержании старых, понимая, что из хорошей школы могли выйти достойные общественные деятели: ученые, преподаватели, судьи, правители областей и епископы. Но как все это осуществлялось на практике, об этом скажем ниже, при рассмотрении событий его царствования.
Обращаясь к изложению внешних событий, обнимающих обширный период царствования Константина VII, мы должны начать речь с тех окраин, которыми Византия соприкасалась с мусульманским миром. Мусульманские государства, окружавшие империю со всех сторон, за исключением ее северной границы на Балканском полуострове, представляли собой три политические системы:
1) восточный калифат со столицей в Багдаде, с зависимыми от калифа эмирами в Азии под властью Аббасидов,
2) африканский под управлением Фатимидов с подвластными эмирами в Южной Италии и Сицилии, а также в Египте и Сирии и, наконец, 3) испанский под властию Омейядов и с эмирами в Танжере и Марокко. В начале X в. империя испытала от арабов два сильных поражения, которые надолго изменили не в пользу империи взаимное отношение сил, это было взятие и разграбление арабами второго по богатству и торговому значению города — Солуни и уничтожение греческого флота при Лемносе. Этими преимуществами арабы не успели воспользоваться Лишь вследствие исключительных обстоятельств, какие переживал в особенности Багдадский калифат; в противном случае Византия, поставленная часто в безвыходное положение неудачными делами на северной границе, должна бы была поступиться в пользу арабов многими областями в Малой Азии.
Немедленно по смерти Александра последовало возмущение Константина Дуки. Это был сын Андроника, бывшего вместе с Имерием начальником флота, посланного против арабов. Он сделался орудием интриги, сотканной коварным Самоной, не исполнил воли царя, приказавшего ему соединиться с Имерием и начать вместе с ним движение против арабов, а затем из страха перед ответственностью бежал на границу арабских владений, вместе со своими родственниками и приверженцами начал восстание и укрепился близ Конии в местечке Кабала. Но так как долго сопротивляться императорским войскам он не мог, то решился перейти в арабские владения, где и был ласково принят, отправлен в Багдад и там перешел в мусульманство. Впоследствии Андроник, однако, сожалел о своем поступке, вступил в переписку с патриархом Николаем Мистиком, которому это было поставлено в вину и вменено в измену (10). Сын Андроника Константин, бежавший от арабов и принятый на службу в империи, составил себе большое имя военными делами против арабов и вместе с тем приобрел в народе популярность своими приключениями и знакомством с восточными землями. При вступлении Константина на престол он занимал важнейший военный пост доместика схол и считался самым способным вождем, который один мог вывести империю из затруднительного положения, создавшегося угрожавшими империи замыслами Симеона на северной границе. При таких условиях Константин Дука был призван своими приверженцами и некоторыми членами регентства в Константинополь и провозглашен царем. Из ипподрома, где происходило провозглашение, Константин Дука направился через Халку в Большой дворец и готов был захватить пребывавшего в нем малолетнего царя. Но тогдашний командир иноземных отрядов Еллада выступил против него с бывшими и его распоряжении силами и одержал верх над повстанцами. Константин Дука пытался спастись бегством на коне, но был сброшен на землю и обезглавлен. Его тесть Ивирица и известный Лев Хиросфакт искали спасения в церкви св. Софии, но были оттуда вытащены и пострижены в монахи. Преследование партии Дуки было жестокое, весь род его был истреблен. Появляющиеся во второй половине XI в. Дуки происходили из боковой линии.
Мы уже видели выше, что первые годы управления регентства за малолетством Константина были в высшей степени тревожным периодом, который и способствовал Роману Лакапину под личиной спасителя отечества достигнуть высшего положения в государстве. Неудачная война с Симеоном требовала крайнего напряжения материальных сил, сосредоточения войска в западных провинциях и весьма естественно содействовала тому, что арабы на восточных границах начали наступление. Правителем пограничной области с центром в Тарсе и начальником флота в восточных водах Средиземного моря после Дамиана, известного победителя Имерия, был назначен ибн-Малик. По обычной системе, давно уже установившейся, Византия была в нескончаемой войне с арабами, которые ежегодно с наступлением весны предпринимали наезды в фемы Анатолику и Каппадокию, успевали произвести опустошения в пограничных селениях и городах и с большим полоном возвращались назад. Было бы слишком утомительно следить за отдельными подробностями в этой малой пограничной войне (11), которая склонялась попеременно то в пользу арабов, то в пользу греков. Можно отметить лишь появление нового элемента в отношениях между враждующими сторонами, участие которого постепенно склоняло перевес на сторону греков в Месопотамии, это были армяне, с которыми цари Македонской династии вступили в особенно близкие отношения и которые приняли деятельное участие в войнах с арабами в X в. Иметь на Востоке хотя некоторую опору в союзном христианском народе побуждало империю то обстоятельство, что она принуждена была иногда все восточные войска переводить на Балканы. При сознании грозной опасности со стороны Симеона Тогдашняя правительница, мать Константина Зоя, решилась вступить в переговоры с багдадским калифом о заключении более или менее прочного мира, который должен был сопровождаться обменом пленными, накопившимися на той и другой стороне в огромном числе, начиная с взятия Солуни и с походов Имерия. В связи с этими обстоятельствами находится посылка на Восток патрикия Иоанна Радина и Михаила Токсары; об этом посольстве, только упомянутом в византийской летописи (12), весьма подробные сведения сохранились у арабских писателей. Когда послы дошли до города Текрита на Тигре, их приказано было задержать там на два месяца. 25 июня 917 г. они прибыли в Багдад и помещены были в ожидании приема в особенном
Слишком подробно описаны достопримечательности Багдада, которые были показаны послам по желанию калифа. Здесь было много такого, чем византийские императоры у себя в Константинополе приводили в восхищение европейцев: серебряное дерево с золотыми птицами, древесные листья, приводимые в движение легким ветерком, изображения 15 всадников с длинными дротиками в руках, великолепные конюшни с золотыми и серебряными конскими украшениями, сад с дикими зверями. Во всех дворцах, посещенных послами, славянские евнухи предлагали для питья холодную воду. После осмотра достопримечательностей послы были вновь приняты калифом, который передал им свой ответ на послание царя и наградил их богатыми подарками. Вследствие этих переговоров произошел обмен пленными на реке Ламус, но столько желаемого империей мира не было достигнуто, так что на восточной границе вновь происходили военные столкновения. Таковы были отношения на восточной границе в первые годы царя Константина VII.
Роман Лакапин пришел к мысли воспользоваться союзом с Арменией для более правильного и систематического воздействия против арабов. Патриарх Николай Мистик в 920 г. писал армянскому католику Иоанну, приглашая его поднять кавказских владетелей на борьбу с арабами и обещая с своей стороны посылку вспомогательных отрядов из Византии. На это приглашение последовал ответ, чрезвычайно ярко рисующий политическое и религиозное значение империи на Востоке.
«За надежной стеной вашей силы и ради страха, какой вы внушаете врагам, мы находимся как бы в укрепленном лагере или среди прекрасного города. Мы ставим себя под вашу защиту, мы ваши верные слуги. Враг окружает и осаждает нас со всех сторон; защитите ваших детей и слуг, которые все пьют из чаши южного тирана… Мы ищем союза с империей ромэев, что представляется нам наиболее верным и отвечающим нашему положению».
За этой перепиской последовало посещение христианской столицы армянским царем Ашотом, который поразил греков своей необыкновенной силой, так как мог согнуть в кольцо железный стержень (13). Обласканный вниманием и одаренный дарами Ашот получил от царицы Зои военный отряд, при помощи коего утвердил в Армении свою власть. На первых порах, впрочем, союз с армянами мало давал себя чувствовать. Правда, в 922 г. арабы из Тарса одержали над греками победу при Малатии, т. е. на территории тогдашних арабских владений, точно так же упоминаются в это же время греческие отряды, посланные в Армению. Но решительных действий Византия не была в состоянии развить на Востоке, будучи отвлечена войной на Балканах. Напротив, сношения Симеона с африканскими арабами, имевшие целью совместное нападение на империю, совершенно парализовали силы Романа и заставляли его держаться выжидательного положения. В то время как Симеон угрожал Константинополю в 924 г., начальник арабского флота прошел Дарданеллы и приблизился к столице и вступил в сношения с болгарами. При подобных обстоятельствах империя должна была ограничиваться оборонительными мерами, пока на восточной границе суровая военная школа не образовала энергичного и талантливого полководца, который, хорошо изучив местные условия, умел направить их к пользе христианской империи. Это был византийский генерал армянского происхождения Иоанн Куркуа, предки которого начали службу в империи при основателе Македонской династии. Его отец Роман командовал полком иканатов, а сам И. Куркуа при Романе получил самое важное место в военной администрации — доместика схол, которое обыкновенно давалось самым доверенным лицам и которое редко оставалось продолжительное время во власти одного и того же лица. И. Куркуа между тем оставался во главе схол и всех восточных фем в течение более 22 лет и имел, таким образом, полную возможность изучить положение дел и оказать империи важные услуги. Писатели высоко ставят его военную доблесть и позволяют видеть в нем одного из крупнейших представителей военного искусства в Византии, который расширил границы империи до Евфрата и Тигра и присоединил до тысячи городов (14). В высшей степени большая потеря, о которой нельзя не пожалеть, что история «этого второго Траяна или Велисария», написанная современником протоспафарием Мануилом, не сохранилась до нашего времени (15). По всей вероятности, в этом сочинении было выяснено значение мусульманского вопроса для того времени, о чем имеются в настоящее время лишь намеки как в переговорах Симеона с африканскими арабами, так и в сношениях его с восточными мусульманами. Важность момента схвачена в одном церковно-ораторском произведении, где воспевается значение соглашения с болгарами после 927 г., освободившего империю от войны на северной границе: «Это соглашение приносит печаль и возбуждает плач у сынов Агари, у них при одном слухе о нашем согласии холодеет кровь» (16). Следствием замирения с болгарами было начало наступательного движения на восточной границе, которому сообщил политический и военный смысл доместик схол Куркуа. Движение было направлено в Армению, где уже заранее были пробуждены симпатии к христианской империи и надежды на освобождение от мусульманской власти. Временная неудача в мусульманской Армении при Дебиле (Товин) не остановила доместика; он имел на границах Армении надежного сотрудника в лице брата своего, стратига Халдии патрикия Феофила, который также отличался военными талантами и энергией, свойственными этой семье, и опустошил мусульманские селения до Феодосиополя, или Эрзерума. С своей стороны и доместик Куркуа постепенно шел на восток, угрожая городам Хилату и Битлису и разоряя открытые места. Мало-помалу арабы должны были покидать пограничную область, оставляя за греками часть Армении и Месопотамии, города Малатия и Амида перешли под власть императора. Но эти успехи на севере не были достаточно обеспечены, пока в Тарсе оставался оплот власти сирийских арабов. Правитель Тарса Сумль в 931 г. предпринял обычную летнюю экспедицию в византийские владения. На этот раз мусульмане дошли до Амория, который успел отстроиться после разрушения 838 г., и, взяв здесь большую добычу, повернули к Анкире. Эта экспедиция доставила неприятелю множество пленников и добычи и ясно показала, что движение в Месопотамию далеко не обеспечивает Византию от сирийских арабов. Большим успехом было в дальнейшем занятие Самосата и договор с эмиром Мелитены Абу-Хафсом, по которому этот последний обязался вступить под протекторат империи и быть на стороне ее в войне с мусульманами. Но и со стороны мусульман приняты были к тому времени новые средства для удержания своего положения. В эмирах Мосула и Алеппо, происходивших из династии Хамданидов, калиф нашел на продолжительное время защиту своей власти в Сирии и вместе с тем достойных соперников византийскому стратигу Иоанну Куркуа. В 934 г. названный вождь с огромным войском в 50 тысяч и с вспомогательным армянским отрядом под начальством Мелик ал-Армени пошел в область Малатию, остававшуюся еще спорною, и после продолжительной осады принудил к сдаче город Мелитену, причем многие мусульмане обращены были в христианство. Скоро затем занят был и Самосат. Блестящим результатом не столько военной, как дипломатической деятельности доместика нужно признать то, что он побудил принять византийский протекторат и христианство могущественное арабское племя бени-хабиб, которое отличалось воинственностью и набегами на имперские области. Это обстоятельство, усилившее византийское влияние на границе 12 тысячами всадников на прекрасных конях и в полном вооружении, в сущности было равносильно приобретению прекрасной армии, одушевленной самым могучим чувством, обеспечивающим победу, т. е. племенной ненавистью к Хамданидам, и вооруженной знанием местных условий войны в Месопотамии. Император, оценивая все выгоды услуг, какие это племя может оказать, наделил его щедрыми милостями и удобными землями и пользовался его преданной службой для распространения влияния империи на независимые арабские племена.
Соперником Иоанна Куркуа является в это время Сейф ад-Дауле из племени Хамданидов (17), которые в X в. получили чрезвычайно важное значение в истории Византии. Хамдан ибн-Хамдун происходил из племени таглиб в области Мосула. От него происходили Хасан и Али, основатели династии Хамданидов в Мосуле и Алеппо, которые, пользуясь постепенным ослаблением Багдадского калифа-та, достигли независимости в своих областях. Это был пе- риод наибольшего падения Аббасидов, когда калифы стали игрушкой в руках персидской или турецкой гвардии и когда отдельные провинции стали организоваться в независимые княжения под властью самостоятельных эмиров. Более известный в истории Византии Али, иначе Сейф ад-Дауле, правитель Алеппо, почти каждый год предпринимал военные вторжения в византийские области и оставил по себе печальную известность в летописи. Но этот «нечестивый Хамда» был в тоже время покровителем науки и любителем художников и поэтов, которые жили при его дворе и воспевали его подвиги, таковы поэты ал-Мутанадби, Абу-Фирас и др. В первый раз о походах его упоминается в 936 г., когда доместик Куркуа начал наступательное движение на восток и угрожал Амиде и Самосату и, несмотря на сопротивление, утвердился в этой области. История двух Хамданидов, из коих один находил себе поддержку в сирийских арабах и в эмире Тарса, а другой опирался на мусульманские владения Армении и Месопотамии, приобретает в занимающую нас эпоху исключительное значение и приковывает к себе внимание историка. Старший брат после неудачной попытки вмешаться в борьбу из-за калифа-та был лишен своего независимого положения и обращен в состояние вассала. Младший же не только сохранил независимость, но и расширил свои владения на счет христианских и магометанских владетелей Армении и Месопотамии. Сейф ад-Дауле не только храбрый воитель, предпочитавший лагерную жизнь спокойной домашней обстановке в своем роскошно убранном дворце, но вместе с тем рыцарь и поэт. Он не мог провести ни одного года без отважного похода на христианские соседние области и сделался предметом лести и похвал со стороны придворных его рапсодов. Это был выразительный тип сарацинского эмира героической эпохи, который был способен на самые возвышенные подвиги и вместе с тем не чуждался самых низких и постыдных действий. По свидетельству его певцов, двор его привлекал посетителей, к нему стремились путешественники и находили помощь нуждающиеся, здесь было пристанище поэтов и писателей. Нигде (разве только при дворе калифа) нельзя было встретить столько знатных поэтов. Дворец его блистал роскошью и богатствами, в нем происходили празднества и состязания ученых и литераторов, какими мог похвалиться тогдашний мусульманский мир.