История Византийской Империи. Том 3
Шрифт:
Ниже мы должны будем возвратиться еще раз к рассмотрению содержания этих памятников, теперь же отметим, что в них заключается важный материал и для занимающей нас эпохи Петра Симеоновича. Издавая хрисовулы, царь Василий, с одной стороны, утверждал нераздельность и целость болгарской церковной области и нерушимость ее земельных владений после перехода Болгарии под власть Византии — с другой, вместе с тем он давал авторитет и юридическую санкцию старым грамотам и привилегиям, изданным предшественниками его, царями болгар.
«Мы постановляем, чтобы нынешний святейший архиепископ владел всеми болгарскими епископиями, над которыми прежние архиепископы имели верховную власть при царях Петре и Самуиле. Хотя мы владеем теперь этой страной, но сохранили неприкосновенными ее привилегии и подтверждаем их нашими хрисовулами и печатями и повелеваем, чтобы нынешний святейший архиепископ Болгарии владел тою же самой церковною областию, какая была в его власти при царе Петре, и чтобы господствовал над всеми епископиями Болгарии». Утверждая права епископии Силистрии — Дристры на владение 40 клириками и 40 париками, хрисовул присоединяет следующее объяснение. «Ибо при Петре, прежнем болгарском царе, этот город славился честью архиепископской кафедры; после же того архиепископия переходила из города в город — в Софию, в Водену и Моглены, — пока не перешла в
Трудно найти лучших подтверждений, что в хрисовулах мы имеем первостепенный памятник для определения церковной, а следовательно, и политической границы Болгарии в период установления мирных отношений с империей при царе Петре. Отсюда понятна их историческая важность и глубокий интерес, возбуждаемый ими в научной литературе. Оказалось, что более тщательное изучение хрисовулов позволило открыть в них драгоценные данные как для этнографии Балканского полуострова, так и для старославянского языка.
«Очевидно, — говорит Новакович (9), — перед составителем был список епархий на старославянском языке. Еще важней, что канцелярия Охридской архиепископии издала греческую копию, составленную на основании старославянского оригинала, хранившегося в архивах архиепископии. В начале XI в. по македонским церквам еще сохранялся в целости старославянский язык с его отличительными чертами немых, носовых и смешанных гласных, что можно видеть в самой греческой транскрипции.
Список имен городов и жуп, вошедших в хрисовулы, составляет основу для славянской топографии от X–XI вв. Это было время, когда славянская колонизация полуострова могла считаться законченной, а следовательно, и географическая номенклатура установившимся фактом. На основании географических имен можно делать заключения о путях сообщения и о большей или меньшей населенности».
Нельзя сказать, чтобы изучение топографических данных, заключающихся в хрисовулах, могло считаться законченным, тем более что филологические толкования особенностей языка могут встретить споры [126] . Но и в смысле приурочения географической номенклатуры можно извлекать из хрисовулов в пользу Болгарской Церкви весьма важные данные. Легко понять, что в историческом отношении гораздо важней юго-западная и северо-западная границы подчиненной Охридской патриархии территории, чем северная или восточная. Здесь болгарская церковная власть должна была отмежеваться от Константинопольской патриархии, равно как славянский этнографический элемент от греческого, и, следовательно, в официальном акте империи здесь должна была наблюдаться особенная точность. И тем не менее сообщаемые в хрисовулах местные имена дают бесспорные основания к заключению, что церковная область Болгарского патриархата сильно вдавалась в греческую Македонию, Фессалию и Эпир. Весьма интересно в этом отношении определение границ некоторых епархий. Такова Костурская епархия с кафедрой в Корче и с городами Деволь, Колония и Мория, в особенности Главиницкая, находившаяся с кафедральным городом Главиница на берегу Адриатического моря, близ Янины, и неподалеку от города Канина. Это главная полоса, где архиепископия доходила до Адриатического моря. Юго-восточный угол этой площади, организованный как епархия Сербица, вдавался в греческую Фессалию и составлял здесь границу болгарских владений и архиепископии. Еще любопытней появление в хрисовуле географических имен Черника, Химара и Стага с именами соответствующих епархий. Это ведет в окрестности Эльбассана и Аргирокастро, где была епископия Дриинопольская, составлявшая крайний предел распространения Болгарского царства и Охридской архиепископии. Можно пожалеть, что не добыто таких же точных данных для определения границ Болгарии на северо-западе, где известно лишь в общих чертах, что граница шла по Дрину до Савы.
[126] Как можно судить по возражениям на статью С. Новаковича болгарского ученого Иванова в 1 кн. «Списание на българската академш» (1911).
Насколько позволяют судить приведенные данные, заключенный в 927 г. мир давал Болгарии значительные преимущества, установив политическую границу Болгарского царства и автокефальность архиепископии. Нет сомнения, что весь церковный строй был сколком с византийского. Церкви пожалованы были большие земельные угодья с населяющими их зависимыми крестьянами, и по образцу византийского строя и соответственно каноническим правилам Болгарская Церковь получила административные и судебные привилегии. Но самым важным преимуществом нового порядка вещей, который, казалось бы, должен был иметь влияние и на внутреннее объединение всей территории, населенной различными и разноплеменными народами (кроме сербов и болгар албанцы, влахи, греки и др.), был общий церковнославянский язык, наследие просветительной миссии славянских проповедников Кирилла и Мефодия. Следует видеть большое несчастие для истории южных славян в том, что обстоятельства времени не позволили окрепнуть началам, на каких было основано царство Петра Симеоновича. Именно с этой точки зрения весьма важно войти в рассмотрение внутренних отношений небольшого периода Болгарского царства до разделения его на две половины, хотя бы эта задача несколько больше задержала нас на северной окраине, чем это желательно. Прежде всего имеются известия о внутренних движениях против царя Петра, которые свидетельствуют, что поводов к недовольству было достаточно как в центре, так и на окраинах обширного царства. Уже при самом вступлении его на престол партия бояр, возвысившаяся при Симеоне, составила заговор, имевший целью политическим переворот в пользу младшего брата Петра, царевича Иоанна. Но заговор был своевременно открыт и потушен с обычною в таких случаях жестокостью, а царевич Иоанн наказан был ссылкой в Константинополь, где, однако, его не заключили в монастырь, как то предполагалось, а, напротив, наградили саном патрикия и наделили почестями и богатствами.
Вскоре обнаружилось новое восстание, имевшее целью также политический переворот в пользу старшего царевича Михаила, который уже ранее был пострижен в монахи. На этот раз предполагалось образование самостоятельного княжения в западных областях царства, но за смертию Михаила повстанцы должны были искать спасения в пределах империи, где и поселились в Северном Эпире у Артского залива. Наконец, в последние годы правления Петра последовало новое восстание, имевшее уже кроме династического и территориально-политический характер. Хотя об этом последнем движении, поднятом в западных пределах царства знаменитыми колштопулами, не сохранилось точных известий, но так как оно сопровождалось разделением Болгарского царства на восточную и западную половины и появлением новой династии Шишманичей, то в нем следует видеть один из существенных моментов разложения Болгарского царства и объяснение его нужно искать в географических и этнографических условиях образования Симеоновой державы. Комит Шишман и четыре его сына с библейскими именами Давида, Моисея, Аарона и Самуила,
Склоняясь больше к последнему мнению, мы приводим здесь резкие отзывы о болгарском духовенстве, идущие от писателей того же времени, как пресвитер Косьма (11), и др., которые достаточно выясняют и отсутствие популярности духовенства, и неспособность его послужить спайкой для разнородных частей Болгарии, и, по всей вероятности, его не-славянское происхождение. Сочинение пресвитера Косьмы, имеющее целью обличение богомилов — ереси, усилившейся в Болгарии в царствование Петра, — дает, кроме того, драгоценный материал для характеристики внутреннего положения страны в эту критическую эпоху. Будучи обличителем ереси, Косьма был в то же время горячий патриот и не скрывал своих взглядов на недостатки общества, в особенности правящих классов, духовных и светских. Остается до сих пор не выясненным, однако, сколько в обличениях Косьмы реальной правды, взятой из живой действительности, и сколько отвлеченного аскетизма и монашеской нетерпимости и односторонности. Таковы его нападки на монашество и на излишнее стремление светских людей постригаться в монахи, таковы в особенности нападки на современное правящее духовное сословие, епископов и священников. В нерадении о своих пастырских обязанностях пастырей, в их увлечении роскошью жизни и праздностью он видит главную причину усиления еретиков, которые весьма искусно пользуются доверчивостью простого народа и умело привлекают его на свою сторону. Но когда встречаем у него обличение за игру на гуслях, песни и пляски и когда причину этого он сводит на недостаток усердия к чтению книг и приписывает лености иерейской, то невольно склоняемся к выводу, что наш обличитель находится под влиянием отвлеченной системы и не всегда может давать себе отчет в реальности. Признавая, однако, недостатки современного духовенства, мы все же затруднились бы объяснением того, откуда образовалось такое раздвоение между пастырями и пасомыми, о котором говорит пресвитер Косьма. То обстоятельство, что у некоторых находились богатые библиотеки с большими собраниями книг и что эти сокровища оказывались закрытыми для граждан, — на наш взгляд, также не свидетельствует в пользу реальности наблюдений Косьмы. В половине X в. еще только создавалась славянская письменность: если у кого могли быть собрания рукописей, то не у болгар, а у греков.
Более важным в произведении пресвитера Косьмы является отдел об ереси павликиан или богомилов, которая в царствование Петра пустила глубокие корни в Болгарском царстве, будучи перенесена сюда колонистами из Малой Азии, поселенными в Филиппопольской области 12. Эта космологическая система, построенная на основе дуализма, нашла весьма подготовленную почву среди славян Балканского полуострова и держалась между ними как национальная, тесно связанная с деревенскими народными слоями вера в течение всех средних веков. Основателем этого нового вероучения был поп Богомил, от которого получила наименование и самая ересь. Хотя полного развития богомильство достигает в XI и в XII вв. и мы будем иметь еще случай к нему возвратиться как к вероучению, продолжавшему действовать во весь византийский период, но здесь необходимо отметить условия, способствовавшие его распространению между славянами Балканского полуострова. Богомильство, как и павликианство, есть в высшей степени антицерковная система. В кратких чертах она заключается в следующем. Бог есть Творец высшего мира и не имеет власти в нашем земном мире, который создан злым началом. Как видимый мир, так и человеческое тело есть произведение злого начала, только душа наша создана добрым Богом. Павликиане отвергали Ветхий Завет, пророков называли обманщиками и ворами. Христос пришел освободить людей от рабства демиургу или злому началу. Он прошел в своем эфирном теле через деву Марию как через канал; страдания его были только кажущимися. Поэтому они отвергали поклонение кресту, как знамению проклятия и орудию демиурга. Таинства не признавались священными действиями, сообщающими благодать. Над всем человеческим родом тяготеет иго злого начала, которое называется также Сатанаилом. Созданные человеческими руками храмы населены демонами, каждый человек есть вместилище демона. Только богомилы суть истинно верующие, их боятся демоны, как носящих в себе Св. Духа. В богомильстве сосредоточились самые резкие антицерковные элементы: отрицание храмов, которые они населили демонами, отрицание церковной иерархии и таинств, а в догматическом отношении они проводили антихристианское начало, отрицая все таинство божественного домостроительства.
Весьма вероятно, что богомильство заключало в себе и антигосударственные начала. По свидетельству Косьмы, еретики учили не повиноваться властям, хулили царя, укоряли бояр, считали непозволительным работать на царя и повиноваться господам. Из этих данных можно видеть, что богомильское учение отличалось всеми качествами противогосударственной и противоцерковной системы и что его распространение в едва лишь начавшем складываться Болгарском государстве должно иметь объяснение столько же в свойствах славянской расы и в нравственном состоянии тогдашнего общества, сколько в недостатках церковной организации, которая подвергалась сильным нападкам современников. Тем не менее со стороны северной границы во все время царствования Константина VII наблюдались совершенно точно обозначенные отношения духовного отчества и сыновства, которые имели свое основание в договорных и брачных отношениях 927 г.