История Византийской Империи. Том 3
Шрифт:
«В осьмой день октября вышел патриарх Стефан вместе с протовестиарием Феофаном и с Марией, дочерью царя Христофора, и со всем сенатом в церковь Богородицы в Пигах» — это известный храм Балуклы, сожженный Симеоном и отстроенный Романом. Здесь проходило бракосочетание Петра и Марии, причем поручителями по невесте были протоспафарий Феофан и Сурсовул.
Летопись отмечает одно обстоятельство, что со времени этого брака царь Христофор стал поминаться на втором месте сейчас же после Романа, а Константин Порфирородный вслед за ним на третьем месте. Перестановкой хотели угодить болгарам, доказав им, что царевна Мария есть дочь второго царя, вообще по случаю бракосочетания болгарам уступлены были значительные преимущества по представительству и придворному этикету, о чем будет случай сказать ниже.
Но главное значение политического и церковного акта состояло в обеспечении мирных отношений между двумя соседними народами, продолжительная война
«Восстали и поднялись не чужестранцы против иноземцев, не иноязычные против говорящих на другом языке, но дети на отцов, братья на братьев, отцы на сыновей. Как Израиль, мы разделились на Иудино и Ефремове колено и из друзей и ближних стали непримиримыми врагами. И все это из-за временной славы и ради одного венца…»
/Отвлеченность содержания, обилие риторических фигур, библейские и мифологические образы, под которыми нужно искать намеков на современные имена и события, — представляют непреодолимые трудности для понимания этого типического произведения X в., которое между тем в свое врем» имело большое политическое значение и задавалось целью выяснить неожиданно последовавший поворот в политике. Описывая торжество мира, виновником которого был Петр Симеонович, оратор в следующих словах обозначает главный момент, т. е. брачный союз.
«И он пришел добровольно, ибо свыше было ему указание. И вы, разорвав отеческое ограждение и поцеловавшись и дав руку друг другу, согласились и довели переговоры до прекрасного мира. Так мы одержали победу над раздором и воздвигли высокую колонну над враждой»./
«Слово на мир с болгарами», не давая объяснений относительно мотивов, повлиявших на изменение отношений между враждовавшими сторонами, все же позволяет судить о важности политического события. В Византии оценивали значение поворота в политике в самых широких размерах.
«Ни поливии в своих историях, ни плутархи в параллельных биографиях, ни рапсоды в своих стихотворениях, ни красноречивые ораторы не в состоянии оценить смысл событий, — говорит оратор. — Ныне приятно ощущение бытия и радостно пользование жизнью. Теперь все помолодело, предается радости и воспевает виновника сих благ: только сыны Агари будут горевать и плакать, при одном слухе о нашем согласии у них уже похолодела кровь!»
С точки зрения мусульманских отношений, которые складывались весьма неблагоприятно для империи вследствие отвлечения ее сил на северную границу, соглашение с Болгарией было действительно большим дипломатическим выигрышем со стороны царя Романа. Можно даже предполагать, что Византия не только тогда шла навстречу желаниям, выраженным правительством Петра Симеоновича и Сурсовула, но что она и вызвала начало этих сношений, приведших к такому соглашению, которое удовлетворило обе стороны.
Заключенный между Византией и Болгарией мир касался как определения политического и церковного устройства Болгарии, так. и ее границ по отношению к империи. Все это было необходимо установить, так как продолжительный период войн сопровождался такими явлениями в политическом и церковном строе Болгарии, которые рассматривались как честолюбивые притязания, нарушавшие права империи. Разобраться в существе имевших тогда место переговоров, выяснить требования и взаимные уступки и, наконец, составить понятие о содержании
Прежде всего заветной мечтой болгарских князей был титул царя. Византия не могла примириться с притязаниями Симеона именоваться царем греков и болгар, потому что с этим необходимо соединялось умаление чести царя ромэев, но согласилась на то, чтобы принятый до сих пор в сношениях с болгарским князем титул архонта был отменен и чтобы в письмах, переговорах и во всех официальных актах болгарский князь именовался «возлюбленный и духовный сын, царь Болгарии» (4). Вместе с этим произошли значительные перемены в придворном церемониале, о которых дают понять недоразумения, происходившие в 968 г. по случаю приема посла императора Оттона I, епископа Лиудпранда. Он никак не мог помириться с тем, что выше его посадили за столом болгарского посла, и в крайнем на это раздражении встал и вышел из обеденного покоя. Тогда ему было объяснено, что, по существующему этикету, установленному со времени бракосочетания Петра с византийской принцессой Марией, болгарский царь, равно как представитель его, считается выше всех иностранных государей, даже немецкого императора.
«Друзья болгаре» с тех пор пользовались всяческими преимуществами в империи. Чтобы сделать им угодное, была произведена перестановка даже в порядке перечисления лиц императорской фамилии: тесть царя Петра Христофор был передвинут в табели с третьего места на второе, вместо Константина, который был при этом понижен. Вместе с этим сделана была уступка насчет организации и положения Болгарской Церкви.
При обращении в христианство, несмотря на неоднократные представления Богориса, Болгария была управляема греческим митрополитом или архиепископом, назначенным после 870 г. Но так как болгарские князья признавали необходимость устроить у себя независимое церковное управление и не встречали в этом отношении поддержки со стороны патриархии (5), то при Симеоне произошло, в связи с политическими обстоятельствами, отделение Болгарской Церкви со своим архиепископом, имевшим кафедру в Абобе-Плиске или в Преславе. Так как, по тогдашним взглядам, проведенным и в самой организации Константинопольского патриархата, по случаю перенесения столицы империи в Византию в царском городе должна быть патриаршая кафедра, то, уступив болгарскому князю титул царя, империя не могла выставлять серьезных препятствий и против возведения Болгарского архиепископа в патриархи. В последнем вопросе Византия тем более должна была быть уступчивей, что, по всем вероятиям, Симеон уже имел от Римского папы если не формальное разрешение, то по крайней мере согласие на просьбу о самостоятельном положении Болгарской Церкви. Один из царей второго Болгарского царства (6) (1202) вспоминает об этом в письме к папе в следующих словах: «Прошу апостольский престол почтить меня достоинством и дать корону, как это было при древних царях наших, — как значится в наших летописях».
Можно догадываться, что со стороны патриарха города Константинополя было поставлено условием, чтобы кафедра Болгарского патриарха основана была не в Преславе, а в Силистрии. В древнейшем каталоге (7) Болгарских архиепископов значится, между прочим, «Дамиан в Доростоле, или Силистрии, при котором Болгария признана автокефальной. Он был провозглашен патриархом по повелению царя Романа Лакапина».
/Как бы ни были скудны сохранившиеся сведения о древнейшем устройстве Болгарского царства, но считаем необходимым рассмотреть их, чтобы выяснить до некоторой степени вопрос о политических судьбах Болгарского царства, пережившего в течение X в. невероятные потрясения./
В царствование Симеона границы Болгарского царства раздвинуты были на счет империи до Месемврии и далее простирались южней Адрианополя, доходя почти до Солуни, на западе до Адриатики. Менее было удачи в Сер- бии и Хорватии, где Византия удержала распространение болгарского влияния, возбудив смуты и вражду между местными князьями и подняв хорватов на сербов, чем нанесен был удар партии Симеона. Когда умер Симеон, главная опасность его преемнику угрожала именно в северо-западном углу его обширной империи, равно как в политических и этнографических отношениях западных областей Болгарии, таким образом, в нынешней Северной Македонии и Албании уже в то время намечался очаг ближайших народных движений, повлекших за собой раздробление Болгарского царства. Отсюда понятно, что большой исторический интерес заключался бы в определении тех мотивов, которыми обусловливались намеченные выше движения. К сожалению, за скудостью данных мы должны пока довольствоваться догадками, которым твердую опору дают памятники церковной истории, относящиеся к царствованию Василия II (1020). Это суть знаменитые хрисовулы победителя болгар, которыми он обеспечивал права Болгарской Церкви и политические права побежденного народа. Они сохранились не в подлинном виде, а в копии, вошедшей в хрисовул Михаила Палеолога от 1272 г. (8)