История войны и владычества русских на Кавказе. Новые главнокомандующие на Кавказе после смерти князя Цицианова. Приготовления Персии и Турции к открытым военным действиям. Том 5
Шрифт:
– Хорошо ли, – начал он, – если посланник уезжает скоро? Наши обычаи таковы, что он должен видеть начальников, себя показать, как им, так и народу, дабы знали все, что он за человек. Между нами есть разница: у меня одна шапка, а у вас другая; у меня одеяние, а у вас – другое; вы сидите на стуле, а я на полу. Если у нас, против вашего обыкновения, замечаете, что недостаточно, – извините.
Касаясь политических дел, Безюрк старался выставить блестящее положение, в котором, по его словам, находилась Персия.
– К нам едет, – говорил он, – турецкий посланник с большими подарками, а другой, наш, возвращается из Франции.
Нас уведомляют, что из Франции, кроме того, едут к нам два посланника, чтобы одному всегда находиться при шахе, а другому при шах-заде, но скоро ли они будут – не знаем. Для меня удивительно, что французы, пока мы были дружны с вами, никогда не присылали к нам ни одного человека, а теперь, когда мы с вами в несогласии, они присылают к нам посланников.
Мы прежде воевали, – продолжал он, – и с турками и с вами. Слава богу, теперь с ними помирились, и если Бог захочет, то и с вами по-прежнему будем. С англичанами мы сохраняем приязнь и даже половину Индии уступили им, чтобы только не раздражить существующей дружбы. Французов никогда мы не сравняем с русскими. Разве я не знаю, что они убили своего государя, побили попов и разграбили церкви; возвели Бонапарте и его поддерживают, надеясь на его счастье и храбрость. Нам известно, что государь ваш природный и происходит от рода царей, а Бонапарте человек вчерашний. Я на французского посланника не променяю вас, ибо у них правды никогда не бывает. Люблю я русские законы, они тверды: как от Петра Великого положено, так и идет. У нас совсем напротив: после смерти шаха сын никогда не наследует, а, обнажая саблю говорит: «Я хочу заслужить престол», и чья сабля вострее, тот и прав, малый великого не боится. Худо, худо наше обыкновение, я знаю.
Пользуясь длинными вечерами, Мирза-Безюрк, по его собственным словам, хотел войти в подробные объяснения с Степановым и продолжал:
– Никогда ни шах, ни шах-заде не приказывали бакинскому хану коварным образом убивать князя Цицианова. От великих людей может ли последовать такое приказание? Ваш начальник также не приказывал майору (Лисаневичу) убивать Ибрагим-хана, но, конечно, как тот, так и другой сделали это из боязни.
Зная из предыдущих сношений, что русское правительство в основание мирных переговоров положило требование, чтобы реки Кура и Араке были установлены границами между двумя государствами, Безюрк старался убедить Степанова, что требование это будет невыгодно для России.
– Там, за Араксом, – говорил он, – живет народ мерзкий, коварный, от которого мы сами никакой пользы не видели. Вас просил Насим-бек и Джевад-хан (ганжинский), чтобы вы приблизили к ним свои войска, но были ли они верны? Первый изменил и ушел, а последний дрался. Селим-хан не просил ли у вас прислать помощь и защиту? Он присягнул, а что потом сделал? Ибрагим-хан ездил к вам на Курак-Чай и присягнул, но был ли верен? Сурхай-хан столько раз на вашу и на нашу сторону передавался; к нам прислал, клялся в верности и обещал войско. Прошлого года мы к нему денег послали до миллиона. Эриванский хан сколько просил князя Цицианова прийти с войском, но, когда пришли вы, что с вами сделал? Со вступления вашего в Грузию сколько вы потеряли людей, сколько казны и какую получили от того пользу?
Не уполномоченный вступать в какие бы то ни было объяснения, Степанов не мог отвечать на многочисленные вопросы Безюрка, и визирю наследника не оставалось ничего более, как прекратить свои посещения. Уходя, он снова обещал Степанову представить его Аббас-Мирзе и не задерживая отправить в Тегеран. 2 января наследник ездил на охоту, а на следующий день отправлял курьера к отцу, был занят делами и потому будто бы не мог принять русского посланного; наконец, 4 января свидание состоялось.
– Из России приехал посланник к услугам вашим, – проговорил чиновник, вводя Степанова к Аббас-Мирзе.
– Граф Иван Васильевич Гудович, – сказал вошедший, – посылая меня в здешний край, приказал явиться к вам, отдать поклон и пожелать здравия.
– Хош-келды, – отвечал Аббаз-Мирза.
Степанов поклонился.
– В добром ли здоровье? – спросил наследник.
– Слава богу.
– Здоров ли граф?
– Здоров.
– Имеете ли известие о здоровье императора Александра?
– При отъезде моем из Грузии слышал, что, к счастью нашему, здоров.
– Великий император! Великий император! – пробормотал несколько раз Аббас-Мирза. – Более его и лучше нет.
Аудиенция была окончена. Аббас-Мирза просил Степанова в случае нужды обращаться к нему не стесняясь; он поручил Безюрку устроить его как можно лучше, и если пожелает, то отправить в Тегеран. Степанова содержали очень хорошо; к нему приставлена была тьма прислуги, поминутно спрашивали, не желает ли он музыкантов, танцовщиков, и присылали разных чиновников, чтобы занимать и развлекать его [167] . Такая предупредительность простиралась только до тех пор, пока он не заявил своего желания ехать далее и не высказал Безюрку просьбы отправить его в Тегеран как можно скорее. Отговариваясь тем, что ни один посланник к владетелю персидских провинций не может проехать в Тегеран без предварительного сношения с наследником, Безюрк отказывался отправить Степанова далее. Визирь просил его донести о том графу Гудовичу и просить, чтобы он сообщил, с каким именно поручением отправлен посланный в Мирза-Шефи. При этом Безюрк сначала намекнул, а потом сказал прямо Степанову, что главнейшей причиною задержания его в Тавризе было ожидание подарков как наследнику, так и ему, визирю. Корыстолюбивый персиянин, не стесняясь, говорил, что такие подарки со стороны посланных всеми приняты и необходимы.
167
Дневник Степанова. Арх. Минист. иностр. дел, 1 – 10, 1806–1814, № 3.
Граф Гудович хотя и удивлялся подобному нахальству, но, зная, что Аббас-Мирза и его визирь имеют большое участие и влияние в делах Баба-хана и что наследник, более чем все другие, сторонник военных действий, отправил тотчас же в подарок Аббас-Мирзе соболий мех в 800 рублей и дамские бриллиантовые часы в 1470 рублей, а Мирзе Безюрку бриллиантовый перстень в 900 рублей [168] .
Подарки эти достигли Тавриза, когда Степанова уже там не было: он отправился в Тегеран по требованию Баба-хана, узнавшего, что русский посланный самопроизвольно задержан в Тавризе. Не смея ослушаться приказаний отца и желая все-таки выведать тайну, Аббас-Мирза призвал к себе секретно Степанова и просил сказать откровенно, с чем он посылается в Тегеран. Степанов отвечал, что наследнику известно содержание ответного письма главнокомандующего Мирза-Мусе Гилянскому и что письмо к Мирза-Шефи того же содержания, то есть что русское правительство согласно на заключение мира, самими персиянами предложенного.
168
Отношение графа Гудовича барону Будбергу, 5 февраля 1807 года. Акты Кавк. археогр. комиссии, том III, № 802.
20 января Степанов выехал из Тавриза в Тегеран, в сопровождении большего конвоя, данного ему Аббас-Мирзою. Следом за ним скакал курьером из Тифлиса поручик Меликов с предписанием Степанову внушить визирю Мирза-Шефи, чтобы он принял меры к скорейшему прекращению военных действий и к восстановлению дружественных отношений между двумя державами.
«Старайтесь, – писал граф Гудович майору Степанову, – чтобы вас скорее из Тегерана отправили с ответом, и для того внушите визирю, чтобы он не верил ложным разглашениям французским и турецким; у нас армия против французов превеликая и больше несравненно французской. Бонапарте имел баталию со всей своей армией, где сам командовал, с корпусом только нашим, а армия наша тогда была назади; но тут Бонапарте потерял баталию, разбит и прогнан и теперь лежит при смерти болен в прусском владении, может, уже и умер, а ежели и останется жив, то он занесся столь далеко, что пагуба его неизбежна, и Россия сокрушит его гордость. У турок взяли наши все крепости по Дунай, завладели всей Молдавией и Валахией.
Внушите секретно визирю, чтобы они спешили делать с нами мир, ибо, будучи в войне, потеряют только людей, а сделавши с нами союз, могут в одно лето приобрести от турок знатные, прежде бывшие персидские провинции, как, например, Эрзерум, Баязет, и я им помогу. Турки чрезвычайно слабы и на пагубу свою послушали совета Бонапарте, который старается обманывать. Ничего не значащий Черный Георгий [169] взял у них крепость большую Белград и соединился с нашими войсками. Англичане, союзники и друзья наши, пришли с большим военным флотом к самому Константинополю и могут стрелять по сералю. Вам и всем известно, что я турок в прошедшие войны везде бил, в последнюю войну я взял у них пять крепостей: Килию, Измаил, Анапу, Суджук-Кале и Хаджи-бей, что теперь называется Одесса; взял у них более 300 пушек, до 30 000 пленных и теперь погоню как овец.
169
Вождь сербского народа.