История всемирной литературы Т.4
Шрифт:
МЕЙДЕНСКИЙ КРУЖОКИ ПРОБЛЕМА МАНЬЕРИЗМА.
ХОФТ И ПОЗДНИЙ ГУМАНИЗМ
Традиции нидерландского гуманизма, косвенно преломившего в бурном развитии и размахе своих идей массовые исторические движения на рубеже XVI—XVII вв., развиваются, дифференцируются и опосредуются в филологических (Д. Хейнсий, Г. Фоссий), социологических и правовых (Г. Гроций, И. Алтузий), отчасти философских (Ю. Липсий) концепциях и трудах. Их воздействие на литературу осуществляется преимущественно среди наиболее образованной части писателей. Самым представительным в ней был так называемый Мейденский кружок.
Своим возникновением этот кружок, получивший название от замка Мейден — с 1609 г. резиденции правителя округа П. К. Хофта, обязан Румеру Фиссеру (1547—1619), ученому негоцианту, известному также сатирическими и юмористическими стихами (сборник «Болтун», 1614). Другой заметной фигурой был Каспар ван Барле, или Барлей (1584—1648), блестящий латинист, поэт (известна его поэма «Ной, созидающий ковчег», переведенная в конце XVIII в. на русский язык), человек ренессансной натуры, который утвердил в Мейдене стиль, больше тяготевший к языческой свободе, чем к христианской аскезе. Членами кружка были также Геррит Фос, или Фоссий (1577—1649), как и Барле, профессор амстердамского «Атенея», видный филолог, чьи работы оказали влияние на теоретическую мысль европейского классицизма; известный хирург Николай Тюлп, увековеченный в стихах Вондела, в первом «Уроке анатомии» Рембрандта, и др. На первом плане стояли фигуры Хофта и Хейгенса.
Сама увлеченность разработкой подчеркнуто светской (при пестром различии вероисповедания) гуманистической культуры словно бы «умершими для внешнего мира» (Хофт) мейденцами представляла собой духовную оппозицию реальной общественной практике, хотя и носила почти анахронический характер и была сопряжена с неизбежностью определенной самоизоляции в литературном творчестве. Данное обстоятельство на первый взгляд усугубляется активным интересом мейденцев к формальным достижениям поэтов Плеяды и маринистов. Все это, однако, не ведет к полному отрыву от родной почвы. «Отходная» ренессансным эстетическим традициям, которую справляли мейденцы (особенно второго плана — К. ван Барле, М. Тесселсхаде) в поэзии, нередко заглушается проникающими извне живыми голосами улицы, отзвуками политических распрей, эхом антииспанской войны. В свою очередь вся эта «злоба дня», если она и воспринималась мейденцами, то в предзакатном и поэтому ущербном свете уходившего гуманистического мировоззрения. Наиболее полно вместе с тем нидерландский маньеризм проявил себя в творчестве Хофта и Хейгенса.
Питер Корнелис Хофт (1581—1647), сын известного амстердамского бургомистра, представитель патрицианского слоя бюргерства, государственный деятель, вошел в историю как выдающийся поэт, прозаик и драматург. Хофт поднял культуру литературной речи, раздвинул границы отечественной прозы, пересадил на голландскую почву гуманистическую драму. Его трагедии «Ахилл и Поликсена» (1598), «Тесей и Ариадна» (1602) были первыми произведениями собственно нидерландской (голландской) драматургии.
Блестяще образованный, друг Гуго Гроция, наследник философии Корнхерта, Спигела, Монтеня, Хофт с юных лет воспитывал в себе демократическое правосознание, веротерпимость, рассудительный, стоически-детерминистский взгляд на бытие. В эпоху, когда еще не стерлись в памяти зверства герцога Альбы, когда после компромисса, закрепленного в государственном устройстве (Генеральные Штаты — статхаудер), в стране разгорелись распри провинциалистов и унитаристов, поддержанных кальвинистами, Хофт мечтал о мирном созидании, о «золотом веке» человечества. «Лучше покой, чем ветер бури», — пишет он и позже (1629). Хофт отстаивал идеи свободы, «этого дражайшего достояния», и народного суверенитета, учил, что правитель может оправдать свое существование только служением благу народному.
Искренний патриотизм Хофта — амстердамца, голландца, нидерландца — не мешал ему мыслить европейскими масштабами, чувствовать себя «гражданином мира», как некогда Эразм.
«Школой князей» называют первые национально-героические трагедии Хофта «Герардт ван Фелзен» (1613) и «Бато, или Происхождение голландцев» (1626). Сюжет их взят из истории Нидерландов. Граф Флорис V попирает интересы общества и несет заслуженную кару от руки своего вассала Герардта (исторического Флориса V поддерживали крестьяне и ненавидела сепаратистски настроенная феодальная знать). Герардт выражает волю народа, но затем узурпирует его права, приглашая на престол чужеземца. Бато — это голландский Эней, легендарный прародитель и первый князь батавов; он удаляется в добровольное изгнание, чтобы предотвратить гражданскую войну. В разжигании заговора замешана жрица Зегемонда, мечтающая о неограниченной власти. Актуальный смысл обеих трагедий не нуждался в расшифровке, хотя восприятие их было затруднено рыхлостью действия, длинными отступлениями, нагромождением поэтических фигур, сравнений, тропов. В трагедиях Хофта живы еще традиции редерейкерской драмы, но писатель соблюдает и некоторые требования классицистической поэтики, подражает Сенеке. Пьесы Хофта можно рассматривать как первые шаги нидерландского классицизма.
Показательные для кризиса европейского гуманизма на рубеже веков настроения пронизывают пастораль Хофта «Гранида» (1605). Это картинка из жизни Аркадии, где хижина предпочитается дворцу, а королевским почестям — любовь пастушки. И принцесса Гранида, и пастух Дайфило, как герои условные, говорят на одном языке, языке автора. Первая голландская пастораль, плод итальянского путешествия Хофта и дань его увлечению творчеством Тассо, «Гранида» особенно богата красотами любовной поэзии, в ее песнях и хорах проявился талант Хофта-лирика.
Под впечатлением от «Мавританки» Бредеро Хофт написал свою единственную комедию — «Простофиля» (1616). Творчески переработав комедию Плавта «Клад», Хофт создал живую, реалистическую картинку жизни голландских горожан, неожиданно для окружающих открыв этой «шуткой» свой талант комедиографа и почтив традиции клухта. Автор, однако, немного стеснялся и шумного успеха своей пьесы (а она понравилась также образованным друзьям, например Гроцию), и амстердамского диалекта ее героев, заставившего вернуться от александрийского к традиционному акцентному стиху.
С Хофтом родилась голландская поэзия, говорил его младший современник и биограф Герардт Брандт. Среди любимых поэтических жанров Хофта — сонет, ода, эпитафия, обада (ритмически свободная песня на популярный мотив), жанр эмблемы.
Восприняв от Ренессанса широту художественного вкуса, Хофт, оставаясь первым национальным поэтом, смог перешагнуть нидерландские дамбы в тематике стихов, а в их форме гибко и оригинально использовать опыт европейской поэзии — от Вергилия, Горация, Лукреция до Маро, Ронсара, Дю Бартаса, которых он особенно высоко ставил. Правда, усложненность и декоративность формы, потаенный философско-психологический смысл лишают многие его стихи общедоступности. Но Хофт и не стремился, как уже говорилось, к популярности; до 1613 г. он вообще печатался анонимно. Для Хофта и в особенности его мейденского окружения поэзия по преимуществу оставалась игрой, хотя и серьезного, возвышенного порядка. Однако у Хофта «натура» и «манера» тесно переплетаются, взаимооблагораживаются благодаря его поэтическому дару, безупречному вкусу и унаследованному от Ренессанса единству жизненного и творческого стилей.
Поэзия Хофта, за исключением его стихов «на случай» (например, «Жалоба принцессы Оранской», «На баталию у стен Хертогенбоса», 1613), в которых формально как раз и сосредоточен его маньеризм, кажется почти не связанной с его временем. Но такая связь есть, и она носит прежде всего морально-философский характер. Признавая за поэзией непреложную способность давать людям то, что позже назвали эстетическим наслаждением, Хофт (в «Речи о достоинствах поэзии», 1610) и дальновидно, и своевременно связывал с этим не менее важную воспитательную ее функцию, способность «подвигать людей на правые, поучительные и полезные деяния, повышать авторитет человека, нации, общества». Подтверждение этому находил он в многовековом опыте поэзии — от античных гимнов до песен гёзов, звавших «свергнуть тиранию и основать свободу».
В данном отношении и театр представлялся Хофту высшим выражением поэзии. Но еще сильнее поэзии, беззаботно обращающейся с правдой и даже с правдоподобием, пишет Хофт в 1642 г., «учит добродетели» реальный опыт «истории, в особенности отечественной, которая одинаково вызывает чувство ужаса и гордости».
Горячий поклонник и переводчик Тацита (он перечел его пятьдесят два раза), Хофт отдал последние двадцать лет жизни созданию нового «исторического зерцала» (название книги Марланта). Его хроника «Нидерландские истории» (1642, полностью — 1656), значительный труд в историографии Нидерландской буржуазной революции, была вместе с тем крупнейшим произведением отечественной прозы XVII в. Восхваляя Вильгельма Оранского, Хофт подчеркивал, однако, что «все главные реформы в стране осуществлялись по настоянию и благодаря доблестным деяниям простого народа». Стилевое мастерство демонстрирует также богатейшая переписка Хофта, закладывавшая основы эпистолярного жанра в нидерландской словесности. Хофт-прозаик был пуристом школы Корнхерта и Спигела. К. Бюскен-Хюет справедливо заметил, что Хофт и Вондел побудили лучшие умы других народов заняться нидерландским языком.