История всемирной литературы Т.4

Бердников Георгий Петрович

К «Сновидениям» примыкают другие сатирические памфлеты, варьирующие основную тему и мотивы этого произведения («Рассуждение о всех дьяволах», 1628; «Час воздаяния, или Разумная фортуна», 1636). «Час воздаяния, или Разумная фортуна», часто включаемая в «Сновидения», по жанру и идейной направленности может быть названа «философской повестью», предвосхитившей повести Вольтера.

Демократическая направленность и реалистические тенденции творчества Кеведо проявились в романе «История жизни пройдохи по имени дон Паблос, пример бродяг и зерцало мошенников» (краткое название ”El Busc'on“ — «Пройдоха»), который был написан в 1606—1609 гг., а опубликован в 1626 г. Первое издание (сарагосское) было весьма несовершенным, как и ряд последующих. С 1646 г. к ошибкам, неточностям и пробелам, вызванным недосмотром издателей, прибавились более существенные искажения,

возникшие в результате пристрастного «досмотра» инквизиторской цензуры. Только в 1917 г. известный испанист Р. Фульше-Дельбоск сумел выпустить критическое издание «Истории жизни пройдохи», содержащее восстановленный текст оригинала.

Пикаро — это не жанровая выдумка, а социальный тип, пришедший в литературу из жизни. Принцип реалистической заданности, обусловленности героя средой и обстоятельствами предполагает изменение типовых черт пикаро в зависимости от новой среды и новых обстоятельств.

Паблос — это плут, порождение действительности Испании, вступающей в новый век. Он существует как бы вне классов, общественных групп и прослоек. Это предоставляет герою свободу перемещения не только в географическом, но и в социальном пространстве, а писателю — возможность подробно, в самых различных вариантах изучить связь между «свободным» пикаро и средой, состоящей сплошь из пройдох разных рангов, вплоть до самых высокопоставленных, которых автор переставляет в любом порядке, создавая неожиданные сочетания и комбинации.

Такое нарочитое нарушение социальной стратификации не было новинкой. Еще Сервантес в повести «Ринконете и Кортадильо» показал, что воровская братия заслуживает не более резкого осуждения, чем шайка тунеядцев-дворян. Язвительный сарказм этой удручающей печальной повести состоит в том, что воровской мирок Мониподьо выведен в ней в некоторых отношениях даже лучше устроенным, чем так называемое «добропорядочное» общество. В воровском цехе царит дух товарищества и взаимопомощи, каждый член братства «честно» выполняет свои обязанности, у каждого твердые, хотя и превратные представления о сословной чести, справедливости и «профессиональном» долге. Кеведо в отличие от Сервантеса не конструирует социальных идиллий даже в «перевернутом» виде, ибо никаких идеальных моделей общественного устройства, по его мнению, не существует. Раннереалистическая жажда фактов удовлетворяется за счет использования объектов и явлений, извлеченных из самых низин жизни. Прежние эстетические запреты оказываются снятыми.

Сила романа не в утверждении, а в отрицании. «Роман Кеведо, — пишет К. Н. Державин, — книга горькой правды о жизни своего времени, о гримасах и язвах, обнаруживших себя на фоне внешнего великолепия той монархии, в границах которой не заходило солнце». «История жизни пройдохи» своей критической направленностью связана с сатирическим творчеством Кеведо в целом и является одним из значительных памятников обличительной прозы не только в испанской, но и в мировой литературе.

Особый род прозаических произведений Кеведо, о котором почти не упоминается в литературных обзорах, составляют многочисленные (свыше двухсот) письма, отражающие различные этапы творчества писателя (период создания «Истории жизни пройдохи», «Сновидений», знаменитых сонетов, назидательных стихотворений, благочестивейших богословских трактатов и «еретических» памфлетов), подробности литературных полемик, перипетии политической деятельности и превратности личной судьбы. Это философские письма, письма-эссе, письма-трактаты, начиненные ученой премудростью, проникнутые проповедническим пафосом, морализирующие, серьезные, шутливые, едкие. Принадлежащее перу Кеведо «Письмо Христианнейшему королю Людовику XIII» — один из первых (если не первый) европейских образцов «открытого письма».

Хотя плутовской роман уходит своими корнями в восточную новеллу, в Испании он получил оригинальное развитие и превратился в своего рода эталон европейской плутовской повести и романа. Именно этапы испанской «novela picaresca» вычерчивают траекторию развития этого жанра от народных фольклорных источников, автобиографического повествования архипресвитера из Иты Хуана Руиса (1283—1353) в «Книге о благой любви», от анонимной повести середины XVI в. «Жизнь Ласарильо с Тормеса» до серии плутовских повестей и романов XVII в.

Небольшая повесть «Жизнь Ласарильо с Тормеса», представляющая собой «натуральный» рассказ героя (или антигероя), слуги многих господ, о своих мытарствах и злоключениях, кажется, даже не претендует на выдумку (invenci'on) и по своему идейному настроению и стилевой тональности, более или менее благополучной концовке, мотивам сострадания, по примерам малых благородных поступков принадлежит гуманистическому XVI в. Однако сатирическая направленность повести, элементы затейливого острословия, простодушного цинизма, а главное — отбор жизненного материала (он сам по себе дает повод для пессимистического взгляда на жизнь) явились той основой, на которой гипертрофически развиты пикарескные приметы жанра в барочной литературе XVII в.

В известном смысле плутовской роман и повесть начала XVII столетия в лучших своих образцах («Ринконете и Кортадильо» Сервантеса, «Гусман де Альфараче» Матео Алемана, «Повесть о жизни оруженосца Маркоса Обрегон» Висенте Мартинеса Эспинеля) занимают промежуточное положение между «классической» повестью о Ласарильо и явно барочными по своим стилистическим приметам модификациями этого жанра у Кеведо и его ученика Луиса Велеса де Гевары. Разумеется, в произведениях Матео Алемана и Висенте Мартинеса Эспинеля мы замечаем и отказ от сжатости, и нагнетание хаотичности, и пристрастие к нравоучениям, и пессимистические черты мировоззрения, но в них нет ни намеренной двусмысленности, ни терзающих слух и душу невозможных совмещений слов и реалий, ни нарочитой, «идеологической» зашифрованности стиля.

Появление и развитие плутовского жанра ознаменовали приход в литературу «низового» героя, что вызвало, в свою очередь, большой интерес к novela picaresca у «низового» читателя. Массовый читатель определял в какой-то степени и общедоступный языковой стандарт. Черты замысловатости, вычурности, неестественности, которые можно заметить в «Плутовке Хустине» (1605) Франсиско Лопеса де Уведы или в диалогизированной повести «Алонсо, слуга многих господ» (1624—1626) Херонимо де Алькала Яньеса и Риверы (1563—1632), объясняются скорее недостатком мастерства и вкуса авторов, чем сознательной установкой на «темный стиль» консептизма.

Примечательным произведением пикарескного жанра был роман «Хромой бес» (1641) Луиса Велеса де Гевары (1579—1644). Он принес автору большую известность у испанского и европейского читателя, чем несколько сот сочиненных им драм. Луис Велес родился в Эсихе (Андалусия), в семье местного идальго, который по своему «достатку» вполне мог служить Сервантесу прототипом сеньора Кихано Доброго. Получив степень бакалавра (1596) в городе Осуна, Луис Велес закончил на этом свою ученую карьеру и вынужден был пойти на службу. Начал он ее пажем архиепископа Севильи, окончил в звании королевского спальника. Остроумно-изобретательный идальго из Эсихи был мало ценим своими господами, но не раз удостаивался похвал Лопе, Сервантеса, Саласа-де-Барбадильи как личность, обладавшая талантом, литературным и человеческим.

«Хромой бес» появился в 1641 г. и в известном смысле завершает развитие «классического» плутовского романа и повести. Как во всяком значительном произведении, в нем есть черты не только традиционные, но и новаторские. К этим последним можно отнести «умножение» героя. Теперь их два: представитель преисподней Хромой бес и студент дон Клеофас Леандро Перес Самбульо, «кавалер многих сквозников на перекрестке четырех имен». При помощи двух точек зрения — бесовской и обыденной, земной — автор достигает особой стереоскопичности в изображении социальных, бытовых и «идеологических» явлений современной ему жизни. Смена обычной для плутовского жанра формы повествования от первого лица на рассказ от третьего лица, иными словами «умножение» рассказчика, еще более усиливает стереоэффект. Фантастичность героя-беса широко использовалась в испанском фольклоре, однако Луис Велес по-своему реализует неограниченные возможности демонической личности. В частности, линейный и несколько монотонный маршрут прежних пикаро становится теперь прерывистым, скачкообразным (недаром все десять глав повести носят название «Скачки»), что дает автору-режиссеру право наиболее целесообразно отбирать материал для «Скачков» и продуманно построить сюжет вплоть до развязки. Последний «Скачок» имеет необычный для плутовской повести характер: Хромой бес попадает в преисподнюю, а его товарищ возвращается в Алькала, чтобы продолжить учение. Тон повести Луиса Велеса отличается от других произведений этого жанра отсутствием ипохондрической мрачности: о мрачном, противоестественном и даже мерзостном говорится язвительно, остроумно, озорно, но без драматического надрыва. Автор кончает повесть призывом к читателю «не слишком строго судить сочинителя».