История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Новыми были и сюжет, и тема, и герои. Смелым было и само обращение к бурной эпохе XVI в., и выбор героя — мелкопоместного рыцаря Геца фон Берлихингена, поднявшего бунт против усиления княжеской власти. Изображение двора князя — епископа бамбергского не уступало по силе обличения самой острой политической драме 70-х годов — «Эмилии Галотти» Лессинга. Некоторая нарочитая исключительность образа Адельгейды, демонической женщины, приближенной князя, не мешает автору раскрыть типичные черты не только придворных нравов, но и княжеской политики. Беззастенчивостью, коварством и жестокостью Адельгейда превосходит придворного Маринелли у Лессинга.
Лишь в немногих драмах «Бури и натиска» был представлен активной силой народ. Гете вывел на сцену восставших крестьян. В их грозном облике не все вызывало
Гец борется против князей во имя восстановления неких патриархальных отношений между императором и рыцарями. Но таково было историческое заблуждение многих честных людей того времени, и Гете правдиво передает этот запутанный клубок тогдашних политических конфликтов, многими чертами предвосхищая художественные открытия романтиков, новаторство В. Скотта. Гете вместе с тем вносит в драму о XVI в. идеи и мотивы своего времени. Герой ее сродни «бурным гениям» 70-х годов. И трагедия его — трагедия одиночки, судьба сходна с судьбой героев Клингера или молодого Шиллера. Поэтизируя в Геце простоту и патриархальность, в сцене смерти героя даже вкладывая в его уста мысль о слиянии с природой, Гете парадоксально соединял руссоистско-гердеровские идеи и бытовые реалии XVI в.
При этом в финале он как бы сдвигает времена. Гец произносит речь, обращенную в будущее: «Я оставляю тебя в развращенном мире, — говорит он жене, — приходит время обмана, ему дана полная свобода. Негодяи будут править хитростью, и честный попадется в их сети». Читателю предлагалось подумать, не относятся ли эти слова и к его времени.
Мировую славу приносит Гете роман в письмах «Страдания юного Вертера» (1774). Герой его — молодой человек из третьего сословия, который задыхается в обществе, где царят невежество и предрассудки. Он ищет успокоения и радости в общении с природой, погружается в патриархальный мир эпических поэм Гомера, находит непрочное прибежище в своей любовной мечте о Шарлотте, простой скромной девушке, которая также воплощает для него наивность и безыскусственность самой природы.
В романе из реального немецкого быта Гете отказывался от героя-бунтаря. И все же в Вертере живет мятежный дух «бурных гениев». Это яркая индивидуальность, и, подобно другим литературным героям эпохи, он ищет выхода из мучающих его сомнений и неудовлетворенности в утверждении своей личности, своего свободного «Я».
Форма романа в письмах дала возможность глубоко раскрыть мир чувств героя, показать сложный процесс восприятия и осмысления впечатлений от немецкой действительности. Это роман сентиментальный, психологический и одновременно социальный, в котором точно найдены детали общественного быта и на ряде эпизодов раскрыты общественные противоречия. В начале второй книги романа все чаще начинают звучать ноты негодования. Героя возмущает «общество мелких людишек, кишащих вокруг». Речь идет о чиновниках, среди которых он оказался, поступив на службу в канцелярию посланника: «Какая борьба мелких честолюбий; все только и смотрят, только и следят, как бы обскакать друг друга хоть на шаг». Вертер в полной мере испытал на себе высокомерие местных аристократов, униженный, он вынужден был подать в отставку. Столкновение с официальным обществом обострило у него чувство одиночества. В финале романа упоминается «Эмилия Галотти» Лессинга — многозначительная деталь, подчеркивающая социальный смысл трагедии героя.
Идеи «Бури и натиска» находят в романе не только ярчайшее воплощение, но и переосмысление и критическую оценку. В первой части романа Вертер весь в плену руссоистских иллюзий — он искренне и убежденно противопоставляет жестокости и бесчувственности окружающего мира идеал естественной природы. Но реальный опыт разрушает эти иллюзии. Во второй части томик Гомера в руках у Вертера сменяется песнями-плачами Оссиана. Гармония разрушена, и поставлен под сомнение весь штюрмеровский индивидуализм: благородная личность — носитель высоких идеалов — оказывается бессильной в своем одиночестве.
В этом плане Вертер явился ранним предшественником образов молодого человека в европейской литературе XIX в.: с ним преемственно связаны так называемые «лишние люди» в произведениях многих романтиков и критических реалистов.
Роман «Страдания юного Вертера» — первое произведение немецкой литературы Нового времени, получившее международный резонанс. Однако его влияние не было однозначным — роман неодинаково воспринимался в разных странах и в различных общественных кругах. Основной конфликт романа часто истолковывался как романтический, т. е. в контексте литературы начала XIX в. Такая трактовка характерна, например, для Ш. Нодье во Франции.
Эмоциональным настроением, полнотой выражения чувства к «Вертеру» близко примыкает сентиментальная драма «Стелла» (1775) — одна из самых динамичных в драматургии Гете. Примерно спустя пять лет на немецкой сцене утвердилась сентиментальная мещанская драма, сочетавшая слезливость с плоским морализаторством (А. В. Иффланд, А. Коцебу). И характером конфликта, и стилем «Стелла» принадлежит к совершенно иному типу. В ней дана апология чувства в высоком — руссоистском и штюрмеровском — смысле слова. Герой драмы Фернандо показан в момент, когда он неожиданно встречает двух женщин — Стеллу и Цецилию, которых он в разное время оставил. И ту и другую он по-своему любит и жалеет, а каждая из них, любя его, готова пожертвовать своим счастьем, считая, что ее соперница имеет на него больше прав. В финале все трое бросаются друг другу в объятия под возглас Цецилии: «Мы — твои!»
Это был достаточно смелый вызов официальной морали, и в таком виде пьеса не увидела сцены. В 1806 г. Гете поставил «Стеллу» с другим финалом: самоубийством Фернандо и Стеллы.
Новым шагом в создании образа современного человека был роман «Театральное призвание Вильгельма Мейстера» (1777—1785), работа над которым была начата спустя полтора года после переезда в Веймар. Вильгельм Мейстер — новый для Гете тип героя. Это не бунтующий Прометей, но и не пассивный мечтатель Вертер. Вильгельм по-юношески энергичен, деятелен, он стремится принести пользу обществу, действуя в той сфере, которая реально возможна в тогдашних условиях, — как реформатор театра.
Прототипом одной из героинь романа (мадам Ретти) стала известная театральная деятельница Германии Каролина Нойбер. Но в образе Вильгельма автор стремился представить реформатора более крупного масштаба. Гете мечтает о немецком Шекспире (на это намекает самое имя героя — Вильгельм), драматурге и театральном деятеле, призванном положить начало национальному театру, программа которого была начертана в «Гамбургской драматургии» Лессинга.
Роман «Театральное призвание Вильгельма Мейстера» хронологически выходит за рамки периода «Бури и натиска», в основном завершившегося с переездом Гете в Веймар в 1775 г. Но идейно-тематически он продолжает ту линию в творчестве молодого Гете, которая связана с поисками правдивого изображения социального быта Германии и нашла выражение в его доштюрмеровской пьесе «Совиновники» (1768), в сентиментальной драме «Стелла» и ярче всего в романе о Вертере. В целом эта линия не стала центральной в творческом развитии Гете, а позднее, с позиций веймарского классицизма, была целиком отвергнута. Роман «Театральное призвание Вильгельма Мейстера» не только не был завершен, но и не был при жизни автора опубликован (рукопись обнаружена в 1910 г.). В конце 90-х годов Гете вернулся к образу Вильгельма, чтобы создать другой роман.
На долгом, 65-летнем, творческом пути Гете годы «Бури и натиска» были короткими. Но «феномен молодого Гете», как его называют историки литературы, составил целую эпоху в немецкой и мировой литературе. Гете смело проложил новые пути в лирике, создав поэтические шедевры, прочно запечатлевшиеся в народной памяти. Драма «Гец фон Берлихинген» предвосхищала исторические жанры эпохи романтизма. Не случайно В. Скотт начинал свой творческий путь с перевода этой драмы на английский язык. О значении романа «Страдания юного Вертера» Т. Манн писал: «Казалось, будто читатели всех стран втайне, неосознанно только и ждали, чтобы появилась книжка какого-то еще безвестного молодого немецкого бюргера и произвела переворот, открыв выход скрытым чаяниям целого мира». «Прафауст» еще не был известен, но уже обозначил контуры будущего великого творения Гете.