История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
В области метрики Лиднер не порывает с александрийским стихом, но приспосабливает его к передаче неклассических, негармонических интонаций, иногда за счет перебоя спокойного александрийского стиха ямбическим, трохеическим, анапестическим четырехударником. Турильд, Лиднер, а за ними и Франсен открывают дорогу шведской романтической школе.
Франс Микаэль Франсен (1772—1847) опубликовал свои первые стихи в год смерти Лиднера и изгнания Турильда. Творчество Франсена, во многом связанное с Финляндией (поэт родился в городе Оулу и переехал в Швецию в 1811 г.), получало разносторонние импульсы, развиваясь не только на шведско-финской, но и на общеевропейской литературной почве. Вместе с тем Франсен, будучи поклонником Канта, проявлял некоторую сдержанность по отношению к романтическому движению в Европе, и прежде всего в Германии.
В шведской
Для Франсена «золотой век» не только в прошлом, но и в будущем. Он провидит возможность «Нового Эдема» на земле — в этом основная мысль его одноименного стихотворения 1795 г. Осмысляя бытие исторически, поэт утверждает, что нравственное сознание, путь к которому лежит через ошибки, поражения и страдания, дает современным людям огромное преимущество перед библейскими перволюдьми Адамом и Евой. Человек начинает сознательно творить добро и находить в этом глубочайшее счастье. «Новый Эдем» прозвучал мощным гимном созидательной воле человека, радостно деятельному восприятию. Недаром исследователи отмечали его близость оде «К радости» Шиллера и «Новому творению» Чельгрена.
В 1795—1796 гг. Франсен совершил продолжительную поездку по европейским странам. В Париже были еще свежи следы событий великой революции, которую он встретил восторженно. И хотя период якобинской диктатуры несколько охладил энтузиазм молодого поэта, симпатии его остались на стороне третьего сословия. Франсен сочувствовал тем тенденциям европейской культурной жизни, которые вели к демократизации искусства, к сближению литературы с жизнью. Он отдавал предпочтение мещанской драме Дидро и комедии Бомарше, опираясь на традицию Шекспира, отвергал догмы классицизма: «В театре я хочу видеть характер человека, его поведение в обыденной жизни, а не рассчитанные жесты и ходульную походку», — писал он.
Симптоматичным для предромантических настроений в шведской литературе 90-х годов было новое отношение Франсена к природе. В поэзии его привлекают описания ночного пейзажа с таинственными тропами, прудами, скалами, водопадами, элегические и сентиментально-созерцательные.
Значительное влияние на него в это время оказывают меланхолические поэмы Э. Юнга. Но, впитывая в себя европейские литературные веяния, Франсен преломлял их в своем сознании применительно к собственной родине. Одним из первых в шведской поэзии Франсен обращается к фольклору, создавая стихотворения в духе народной поэзии (баллада «Старый солдат»), для чего нередко использует записи финских народных песен («Ты скачи, олень»).
Однако Франсену не суждено было свершить у себя на родине «романтический переворот», хотя он и предпринимает такую попытку в представленной в 1796 г. на конкурс Академии «Песне памяти графа Густава Филиппа Крейца». Вместо традиционной хвалебной оды Франсен дает в ней своеобразную историю шведской поэзии, считая основной заслугой Крейца объединение «южной и северной традиции», под которыми он подразумевает классическое и национальное. Правда, здесь он скорее принимал желаемое за действительное, приписывал Крейцу то, что хотел совершить сам. Оригинальный ритм, нарушающий классическую размеренность стиха, описания прекрасной в своем величии природы Севера, противопоставленной пышности Юга, попытка поставить древнескандинавскую мифологию рядом с античной — все эти новшества Франсена не нашли одобрения. Академик Леопольд подверг «Песню» доброжелательной, но тем не менее строгой критике за то, что она не соответствовала классическим образцам и, ориентируясь на «древних шотландцев и другие грубые народы», вызывает ассоциации «с некоторыми немецкими скальдами». Франсен переделал «Песню» согласно идеалам густавианского времени, устранил «варварское», каким академизм считал все национальное, получил премию и стал признанным поэтом. В дальнейшем он создает совершенные по форме, воспевающие тихие радости бюргерского существования идиллии, пишет дифирамбы и псалмы.
ФИНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА (Карху Э.Г.)
На рубеже XVII —XVIII вв. в Финляндии, входившей в состав Швеции, возникает культурное течение, известное под названием феннофильства. Оно было порождено угнетенным положением финского народа, его языка и культуры. Господствующими в Финляндии были языки шведский и латынь, на финском же печатались преимущественно религиозные книги для церковных нужд.
Феннофильская идеология, как ранняя форма пробуждения национального самосознания, противопоставляла себя идеологии шведского великодержавия. Девизом авторов-феннофилов была «любовь к финскому», стремление прославить и возвысить финский народ, сделать его известным культурному миру. Предпринимались первые попытки создать грамматики финского языка и словари, описать прошлое и настоящее страны. Исторические знания ранних феннофилов были еще ограниченными, в их сочинениях истина соседствовала с фантазией, общий тон был подчеркнуто апологетический. В книге «Старый и новый Турку» (1700) Д. Юслениус (1676—1752), доказывая древность финнов, выводил их прошлое из библейской мифологии. Автор считал, что в прошлом у финнов была развитая литература, памятники которой не дошли, однако, до потомков. Наряду с вымыслом и преувеличениями в книге были следы реальных наблюдений. Например, говоря о необычайной любви финнов к поэзии, Юслениус первым упомянул об аллитерированном восьмисложном стихе, подразумевая фольклорный четырехстопный хорей (так называемый размер «Калевалы»).
Феннофильские идеи получили преломление в поэтических опытах этого периода. В финноязычной поэзии можно отметить несколько характерных тенденций: попытки создать стихотворные хроники о прошлом и настоящем страны;
в поэзию входит тема крестьянского труда и быта (например, стихотворение Г. Тудеруса «Одна прекрасная финская песнь в честь и во славу крестьян», 1703); письменная поэзия в какой-то мере сближается с фольклорной (наиболее характерный пример — опубликованная в 1690 г. мессиада М. Саламниуса «Радостная песнь Иисусу», в которой библейский сюжет разработан по законам фольклорной поэтики).
Содержание феннофильства существенно изменяется во второй половине XVIII в., когда в Финляндии получают распространение просветительские идеи. Общим с предшественниками остается интерес к национальной истории и культуре, однако интерес этот обогащается научно-критическим мышлением, антифеодальным по своей социальной направленности. Граничащая с мифотворчеством апология всего финского сменяется строгим исследованием, осознанием отсталости страны, стремлением содействовать ее прогрессу. Национальные настроения принимают форму политического сепаратизма («Аньяльский заговор» финских офицеров во время русско-шведской войны 1788—1790 гг.).
Видным просветителем был Х. Г. Портан (1739—1804), один из основателей культурно-просветительского общества «Аврора» (в 1770 г.) и первой финляндской газеты (в 1771 г. на шведском языке). Портана называют «отцом финской историографии», причем в исторических исследованиях он считал необходимым использовать также язык и народную поэзию. Взгляды Портана на историю народа и его культуры означали решительный отказ от теологических представлений. Для развития литературы большое значение имела его работа «О финской поэзии», выходившая отдельными выпусками в 1766—1778 гг. Портан дал обзор устной и письменной финноязычной поэзии, охарактеризовал особенности живого бытования народных песен, проанализировал их метрику. Финнам, по его словам, надлежало уразуметь, какими огромными фольклорными богатствами они обладают. «Не только то постыдным считаю, что природный финн нашей поэзии не знает, но и то, что он не восхищается ею». Использование литературой фольклорных традиций, как считал Портан, убережет ее от поверхностного подражательства иноземным образцам. Вместе с тем, заботясь о развитии и стабилизации норм литературного языка, Портан предостерегал от злоупотребления фольклорными диалектизмами. В целом же, писал он, в поэзии многое зависит от индивидуального таланта, вкуса, чувства меры. Знание правил и формальное версификаторство еще не создают поэзии — она нуждается в содержании, без которого она «похожа на коляску, разукрашенную лишь снаружи, но внутри пустую». Портан интересовался также русским фольклором. Он был знаком с предисловием к французскому переводу поэмы М. М. Хераскова «Чесменский бой», в котором содержались сведения о русских былинах.