История всемирной литературы Т.5
Шрифт:
Пусть все едят вместе, уничтожь все касты,
О, Всевышний!
(Перевод З. Петруничевой)
С саркастическим недоверием пишет Вемана о некоторых религиозных обрядах и обычаях:
Мусульманин не станет вишнуитом в результате. паломничества.
Куртизанка не станет добродетельной женщиной, посетив священный Бенарес.
Собака не превратится во льва, искупавшись в священных водах Годавари.
Внимай всемогущему Раме, о Вемана!
(Перевод З. Петруничевой)
Мировоззрение Веманы
Картина развития индийских литератур в XVIII в. чрезвычайно пестра. Относительное единство литературного процесса XIV—XVI вв. нарушается уже в XVII в., в XVIII же неравномерность развития литератур на разных языках становится еще более очевидной. Своеобразная разноголосица общего литературного процесса страны — характерная особенность данного столетия. В одних литературах приметы будущего более заметны (литература телугу), в других — они почти не ощутимы (литература Синда).
История Индии XVIII в. — это история непрерывных войн, внутренних и внешних, с их неизбежными последствиями, история индийской культуры XVIII в. — это история позднесредневековой богатой культуры в последней фазе ее существования.
*Глава вторая*
НЕПАЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
В XVIII в. существенно меняется политическая карта Непала, по-иному идет историко-культурное развитие страны. Начавшиеся еще в XVII в. междоусобицы между раджами неварской династии Маллов, стоявшими во главе могущественных центральных княжеств Катманду, Патана и Бхатгаона, привели в XVIII в. неварскую династию к гибели. Ослабленное междоусобицами государство не смогло противостоять натиску своего бывшего вассала — княжества Горкха, и в 1749 г. династия Маллов пала. Горкха, расположенная на западе Непала, была той областью, где с XII в. осели бежавшие от мусульманских вторжений члены высокой воинской касты Северной Индии — раджпуты. Их потомки, смешавшись с основным населением, образовали народность кхас, впоследствии, как и жителей княжества Горкха,
их стали называть гуркхами, а их язык — кхас кура, горкхали или непали.
Падение центральных княжеств знаменовало конец «золотого века» — периода расцвета средневековой неварской культуры Непала. Вместе с Маллами в прошлое ушло время, когда правители старались превзойти друг друга в возведении дворцов, храмов, в сооружении многочисленных священных водоемов, в сочинительстве и изящных искусствах. На первый план выдвигаются задачи укрепления военного могущества страны, создания централизованной власти.
При новой знати существенно изменилась в Непале языковая ориентация — с середины XVIII в. на смену неварскому языку приходит язык непали. На нем диктует свои деловые послания Притхвинарайян Шах, раджа княжества Горкха, а также и его преемники. Вскоре непали становится единственным языком канцелярии, а затем объявляется государственным языком. Однако большая часть литературы XVIII в. создавалась не на непали, а на близких к нему развитых литературных диалектах Индии — брадже и авадхи, отчасти на бходжпури. Лишь постепенно начинают появляться переводы на непали. В частности, в середине XVIII в. на непали была переведена санскритская анонимная поэма «Светильник искупления».
В литературе первой половины столетия значительную роль продолжали играть средневековые каноны. Но процесс некоторого обновления уже ощущался. Особенно наглядно он прослеживается в драматургии — наиболее развитой части непальской литературы. Если в XVII в. раджбарана (посвящения королю), произносимые в прологе пьес, были традиционными панегириками правителям, то в пьесах XVIII в., даже в драмах, авторство которых приписывается радже Бхупатиндре Малле (1697—1722), — «Рыдание Видьи», «Махабхарата», — к давно примелькавшимся обращениям «потомок рода Рамы», «рода Рагху», «превосходящий всех предшественников своими добродетелями» автор считал себя обязанным добавить «раджа мудрый и добрый, потому и здравствуют при нем люди». Если раньше авторы, воспевая красоту родного края, нагромождали гору эпитетов и завершали восхваление традиционным «красив, как рай», то теперь пояснялось: такое-то место подобно раю, потому что в нем хорошо живется народу. Скажем, в драме Дханпати (годы жизни неизвестны) «Любовные игры Мадхава» хвала родной стране завершается словами: «Нет в мире места красивей Бхактапура с его храмами, где обитает богиня Таледжу, с его дворцами, где живет король Ранджит Малла. Бхактапур подобен раю, дом каждого царского подданного там ломится от добра».
В первой половине XVIII в. приобретает известность драма «Гопичандра», приписываемая радже Джитамитре Малле (1682—1696). Эта первая в Непале пьеса на исторический сюжет интересна так называемой народной сценой: толпа крестьян приходит к махарадже с жалобой на жестокость его стражников. Драма «Гопичандра» — первая пьеса о реальной исторической личности (ее герой — бенаресский раджа Гопичандра, живший в XVII в.) — оставила значительный след в непальской литературе, положив начало жанру исторической драмы.
Во второй половине XVIII в. процесс обновления затрагивает и поэзию. Наряду с традиционными гимнами (стути) и эротическими стихами появляются произведения, обращенные к «земному», — иными словами, в поэзии начинается поворот от традиционно высокого к обыденному. Не только драматургия, но и непальская поэзия XVIII в. обращается к историческим личностям, в частности к правителям Притхвинараяну Шаху и его наследникам, которые воплощали в ту эпоху идеал «доброго и справедливого правителя». Это характерно и для впервые появившейся лирической поэзии, и для особых «гимнов воинству» (канро).
Гимны канро возникли на основе бытовавших в непальском фольклоре песен-заклинаний, от которых и получили свое название. В то время они были своеобразным продолжением жанра стути, восходящего к буддийским гимнам гейя. От народных песен-заклинаний, функциональное назначение которых состояло в придании силы оружию, гимны воинству восприняли их призывный характер. Канро, как правило, зовут к борьбе за объединение непальских княжеств под знаменем правителей, в данном случае Шахов. Так, призывая людей к выполнению воинского долга в своем известном канро в честь Притхвинараяна, Сувандадас, наиболее одаренный автор, представляющий эту традицию, советует «приготовить вкусное блюдо, принеся из Пальмы — пряности, из Танахуна — рис, из Биркота — бобы...». При этом перечисляются все княжества, которые еще предстояло объединить в состав Непальского государства.
От стути канро восприняли и функциональную роль жанра (панегирик), и многоступенчатую форму — каждому суперлативному эпитету отводилось определенное место. В пышности сопоставлений канро значительно уступают стути, но превосходят их в четкости ритма, который поддерживается обращениями в рефренах, близких по смыслу к русскому: «Давайте-ка!»
Канро обязаны стути и своей композицией, в частности от стути идет заключительный стих — слово об авторе, который взял на себя смелость сочинить данный гимн. В традиционных стути автор гиперболически заявлял о мнимой ничтожности своей персоны, для того чтобы подчеркнуть величие своего божественного повелителя. В канро же автор повествует о реальных бедствиях — голоде, бедности, но отнюдь не с целью подчеркнуть свое ничтожество, а для того, чтобы сказать: при славном радже, в честь которого я сложил гимн, все изменится к лучшему. Так, в упоминавшемся выше канро Сувандадас пишет: