История всемирной литературы Т.6
Шрифт:
Природа у Мюллера изображается во всем ее красочном многообразии и, как у всех романтиков, через призму переживаний лирического героя. Цикл «Прекрасная мельничиха» предстает перед читателями как своеобразный лирический диалог с мельничным ручьем, деревьями, цветами.
В совершенно иной тональности написан цикл «Зимний путь». Уже начальная строфа первого стихотворения («Добрая ночь») вводит читателя в суровую атмосферу цикла: «Чужим сюда я прибыл, чужим и ухожу». Именно этот цикл предвосхищает мотив неразделенной любви в «Лирическом интермеццо» Гейне. Каждое стихотворение — новая вариация на тему утраты любви, гибели надежд. В разных контекстах звучат слова «оледеневший», «замерзший». Слезы падают в снег, и снежные хлопья жадно впитывают «горячее горе» слез. Надежду лирического героя символизирует одинокий лист на трепещущем от ветра
Среди немецких поэтов, отозвавшихся на восстание греков в 1821 г., Мюллеру принадлежит особое место. В течение ряда лет эта тема была главной в его творчестве, причем в данном случае поэт обратился к совершенно новым художественным средствам: лирическая стихия ранних циклов уступает место эпическим образам. Часты обращения к героическим примерам древности — здесь и традиция Гёльдерлина, и характерный мотив для всей греческой темы в современной Мюллеру поэзии (ср. вторую песнь «Чайльд Гарольда» Байрона). «Песни греков» (1821—1826) написаны частью стихом «Песни о Нибелунгах» или александрийским стихом, частью в поэтической манере греческих народных песен. Эпически величавые, они совсем не похожи на те то радостные, то печальные песни, которые распевал странствующий подмастерье в циклах, вдохновивших Шуберта.
Целую эпоху со всеми ее противоречиями охватывает творчество великого немецкого поэта, мыслителя и художественного критика Генриха Гейне (1797—1856). Он начинает свой путь в 20-е годы. Лирика молодого Гейне развивается в русле тех завоеваний, которые были достигнуты поэтами гейдельбергской школы (особенно К. Брентано), а также Мюллером. В письме к нему от 7 июня 1826 г. Гейне пишет, что он «рано воспринял влияние немецких народных песен», весьма обязан Августу Вильгельму Шлегелю, который открыл ему «много метрических секретов» (Гейне слушал его лекции в Бонне). «Но мне кажется, — продолжает он, — что только в ваших песнях я нашел то чистое звучание, ту подлинную простоту, к которым я всегда стремился».
В свою знаменитую «Книгу песен» (1827) Гейне включил поэтические циклы, публиковавшиеся им с 1821 г., — «Юношеские страдания», «Лирическое интермеццо», «Возвращение на родину», «Северное море» и др. Но книге присуще единство своеобразного лирического романа — отдельные циклы органически продолжают друг друга. Цельность придает ей образ лирического героя, взволнованно вбирающего в себя впечатления окружающего мира. Это герой то иронически насмешливый, то романтически восторженный, но неизменно сохраняющий позицию духовного превосходства над «цивилизованным» обществом верноподданных филистеров, тех самых «гладких мужчин» и «гладких дам» на гладком паркете, о которых он пишет в стихотворном прологе к «Путешествию по Гарцу»: «Я хочу подняться в горы, чтоб смеяться там над вами».
Г. Гейне
Рисунок В. Хензеля. 1829 г.
Веймар. Национальный институт и музей классической немецкой литературы
Но позиция лирического героя отнюдь не сводится к демонстрации своего превосходства над убожеством немецкой действительности. Образ романтического героя «Книги песен» многогранен, потому он и находил разных читателей. Лирические пейзажи, бесчисленные вариации на тему неразделенной любви, многоликий образ любимой — то страдающей, то равнодушно жестокой — все это сразу нашло широкий отклик. Но далеко не сразу было понято и осознано все богатство духовного мира «Книги песен». С каким блеском, например, развертывается здесь концепция романтической иронии — свидетельство философской глубины поэтического освоения действительности. Если для ранних романтиков ирония была средством возвышения поэта над окружающей прозой жизни, то у Гейне (как и у Гофмана) она становится формой возвращения к реальной жизни.
Философская лирика Новалиса была замкнута в узком круге идей, преимущественно религиозных.
Поздние романтики, и среди них молодой Гейне, изображая конфликт личности и окружающей дествительности, уже не просто не принимали эту действительность, как романтики первого поколения, а стремились полнее в ней разобраться. Именно Гейне мог сравнить себя с Атлантом, несущим на своих плечах груз страданий мира. Гейне «Книги песен» не только восторженно-патетичен и ироничен, но и трагичен. Даже тема неразделенной любви перерастает из интимной, частной в социально-философскую тему, ибо не просто личные невзгоды делают поэта трагически одиноким. Как писал один из первых его рецензентов, известный писатель Карл Иммерман, содержание этих стихотворений только внешне сводится к любовным огорчениям. «Но стоит взглянуть на дело глубже, и выяснится, что сознание поэта волнуют гораздо более сильные мотивы, чем любовное несчастье, и что бедная девушка, которую поэт так горько бранит, расплачивается за чужие прегрешения». В этом смысле ключевым можно считать 13-е стихотворение цикла «Возвращение на родину». На вопрос девушки, чего ему недостает, поэт отвечает: того, чего недостает многим на немецкой земле; если она назовет самые тяжкие беды, она назовет также и его беду.
Развивая и обогащая в первых циклах структуру фольклорной песни и баллады, Гейне в цикле «Северное море» обращается к свободной форме стихотворения, сочетающего философские размышления с повествовательными элементами баллады и с патетической интонацией оды. Такие стихотворения, как «Буря» или «Слава морю», пафосом утверждения и боевым мажорным тоном отличаются от ранних циклов «Книги песен» и в целом выделяются на фоне романтической лирики 20-х годов. При этом патетика и гиперболизм не отменяют иронии — именно сочетание их придает неповторимые черты стихотворениям цикла.
«Книга песен» — одна из вершин немецкой романтической лирики. Гейне подвел в ней итог целому этапу ее развития — одному из самых плодотворных в ее истории.
Другая замечательная книга молодого Гейне — «Путевые картины», также публиковавшаяся отдельными частями (1826—1831). Необычность ее жанра заставляет вспомнить фрагмент Ф. Шлегеля об универсальной романтической поэзии: «Только романтическая поэзия, подобно эпосу, может быть зеркалом всего окружающего мира, отражением эпохи». Гибкость и раскованность речи, эмоциональную напряженность, мастерство пейзажных зарисовок, лиризм, пронизывающий эпическое повествование, — все эти завоевания романтизма — от Вакенродера до Гофмана — органически воспринял Гейне.
Разные части «Путевых картин» существенно отличаются друг от друга композицией, манерой повествования, соотношением лирико-романтического и публицистически-сатирического начал. Можно отметить углубление социальной критики в последней части — «Английских фрагментах». Гейне, почти всю книгу посвятивший разоблачению феодально-монархического строя, здесь, хотя пока мимоходом, привлекает внимание к новому конфликту, вызревающему в недрах английского буржуазного общества: конфликту между трудом и капиталом.
Наибольшую славу поэту принесли первая часть книги («Путешествие по Гарцу») и вторая новелла второй части («Идеи. Книга Ле Гран»). Поездка в горы Гарца дает возможность поэту нарисовать живописные пейзажи и создать образы случайных спутников. В этой случайности есть, однако, своя логика: в выразительно обрисованных типах студентов, трактирщиков, коммивояжеров, господ и служанок поэт передает социальную психологию своего времени. Тут и полный иронии панегирик немецкой верности, и сатирический портрет националиста, одеждой и прической желающего походить на древних германцев, и как бы вскользь брошенные слова о том, что мы живем в знаменательные времена, когда тысячелетние соборы сносятся, а императорские троны отправляются в чуланы... И тут же, в пути, вспоминаются легенды и предания, они как бы расширяют диапазон путевого дневника, создают поэтическую дистанцию, отделяющую поэта-романтика от его тривиальных спутников, в том числе и от тех, что витиевато восхищаются восходом и заходом солнца, стремясь не пропустить ни одной из тех красот, что перечислены в путеводителе по Гарцу. В мастерски переданных неуловимых переходах от восторга к отрицанию и, наоборот, от иронии к романтическому пафосу состоит неповторимое и неувядаемое художественное своеобразие прозы «Путевых картин».