История всемирной литературы Т.6

Бердников Георгий Петрович

Роман этот фрагментарен, он включает в себя ряд самостоятельных новелл, связанных между собой не сюжетом, а мыслью автора, создающего эти новеллы как притчи на заданные морально-философские и социальные темы. Условность места и времени в книге, а также своеобразие структуры в сочетании с универсальностью замысла, охватывающего самые разные стороны жизни, роднят «Годы странствий Вильгельма Мейстера» с раннеромантическими романами. Разумеется, комплекс этических норм у Гёте был во многом иным, чем у романтиков. Положительный идеал, раскрываемый в романе, представляет собой сложный сплав, в котором есть и просветительская вера во всемогущество разума, и романтическое томление по недостижимому идеалу, и мечта о справедливом обществе, некоторыми гранями соприкасающаяся с идеями утопического социализма.

Своеобразно

трансформируется у Гёте идея «отречения», популярная в кругу второго поколения немецких романтиков. Герои романа создают «Союз отрекающихся» как добровольное содружество людей, возлагающих на себя долг заботиться о благе других. Как и у Брентано, это отречение от эгоизма; как и у других романтиков, герои Гёте бегут от противоречий современной городской цивилизации в идеализируемый ими мир докапиталистической действительности. Но если отречение героев Брентано выливалось в религиозное смирение, то в романе Гёте отречение от эгоизма продиктовано стремлением к всеобщему счастью.

И в эти годы Гёте продолжал активно выступать как критик и теоретик искусства. Он откликался на самые разные явления литературной, театральной и художественной жизни, обращаясь к произведениям античности, Ренессанса, XVII и XVIII вв. В известной статье «Шекспир и несть ему конца!» (ч. I—II — 1815; ч. III — 1826) он, опираясь на свой опыт руководства театром, высказывает ряд интересных мыслей о сценическом воплощении драм великого английского драматурга. Восхищение, которое, несомненно, вызывала у Гёте античность, не заслоняло для него позднейших художественных свершений. В статье «Античное и современное» (1818) он выразил это в парадоксальной формуле: «Да будет каждый греком на свой собственный лад! Но пусть он им будет». Так проявляется характерное для Гёте противоречие: античность остается нормой, но эта норма понимается свободно, расширительно, допускает признание явлений, весьма далеких от классического идеала, прекрасных «на свой собственный лад».

В литературно-критических и искусствоведческих работах Гёте еще раз проявилась универсальность его интересов, богатство и широта культурно-исторических ассоциаций. Гёте исходил из убеждения: чтобы воздействовать на мир, надо принять в себя мир. «Вот почему я охотно вникаю в жизнь и культуру иноземных народов», — говорил он.

Размышляя над историко-литературным процессом своего времени, Гёте выдвинул в 20-е годы понятие «мировой литературы». Для обоснования этого понятия много давал опыт романтиков — их переводческая деятельность, их обращение к художественным формам разных литератур, открытие культуры Востока, к чему причастен был и сам Гёте. Вместе с тем концепция мировой литературы была полемически заострена против идей национальной исключительности, культивировавшейся некоторыми романтиками.

Весь творческий путь Гёте в XIX в. сопровождает работа над главным его творением — «Фаустом». Первая часть трагедии в основном была завершена в последние годы XVIII в., но опубликована полностью в 1808 г. В 1800 г. Гёте работал над фрагментом «Елена», который явился основой III акта второй части, создававшегося в основном в 1825—1826 гг. Но наиболее интенсивная работа над второй частью и ее завершение падают на 1827—1831 гг. Она была издана в 1833 г., уже после смерти поэта.

Содержание второй части, как и первой, необычайно богато, но в нем можно выделить три главных идейно-тематических комплекса. Первый связан с изображением обветшалого режима феодальной Империи (акты I и IV). Здесь сюжетно особенно значима роль Мефистофеля. Своими действиями он как бы провоцирует императорский двор, его больших и малых деятелей, толкает их к саморазоблачению. Он предлагает видимость реформы (выпуск бумажных денег) и, развлекая императора, ошеломляет его фантасмагорией маскарада, за которой отчетливо просвечивает шутовской характер всей придворной жизни. Картина краха Империи в «Фаусте» отражает гётевское восприятие Великой французской революции.

Вторая главная тема второй части связана с раздумьями поэта над ролью и смыслом эстетического освоения действительности. Гёте смело смещает времена: гомеровская Греция, средневековая рыцарская Европа, в которой обретает Елену Фауст,

и XIX век, условно воплощенный в сыне Фауста и Елены — Эвфорионе, образе, навеянном жизненной и поэтической судьбой Байрона. Это смещение времен и стран подчеркивает универсальный характер проблемы «эстетического воспитания», если воспользоваться шиллеровским термином. Образ Елены символизирует красоту и само искусство, и одновременно гибель Эвфориона и исчезновение Елены означают своеобразное «прощание с прошлым» — отказ от всех иллюзий, связанных с концепцией веймарского классицизма, как это, собственно, уже нашло отражение в художественном мире его «Дивана». Третья — и главная — тема раскрывается в V акте. Рушится феодальная Империя, неисчислимыми бедствиями ознаменовано наступление новой, капиталистической эры. «Разбой, торговля и война», — формулирует мораль новых хозяев жизни Мефистофель и сам действует в духе этой морали, цинично обнажая изнанку буржуазного прогресса. Фауст же в конце своего пути формулирует «конечный вывод мудрости земной»: «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой». Слова, произнесенные им в свое время, в сцене перевода Библии: «В начале было дело», — обретают социально-практический смысл: землю, отвоеванную у моря, Фауст мечтает предоставить «многим миллионам» людей, которые будут трудиться на ней. Абстрактный идеал деяния, выраженный в первой части трагедии, поиски путей индивидуального самосовершенствования сменяются новой программой: субъектом деяния провозглашаются «миллионы», которые, став «свободными и деятельными», в неустанной борьбе с грозными силами природы призваны создать «рай на земле».

Трагедия, которая началась «Прологом на небесах», завершается эпилогом в небесных сферах. Следует заметить, что Гёте не избежал здесь некоторой барочно-романтической помпезности, чтобы выразить мысль о конечной победе Фауста над Мефистофелем.

Так был завершен 60-летний труд, отразивший в себе всю сложную творческую эволюцию поэта.

Э. Делакруа. Мефистофель

Литография. 1827 г.

Жадно впитывая в себя идеи и настроения переломной эпохи, великий художник и мыслитель воплощал их в истории исканий Фауста, оставаясь при этом верным просветительскому гуманизму. И в жанровом отношении трагедия «Фауст» остается философской притчей в духе XVIII в., притчей о Человеке, наделенном пытливым и деятельным разумом.

ЛИТЕРАТУРА 1830—1849 гг. БЕРНЕ. БЮХНЕР.ГЕЙНЕ ПЕРИОДА ЭМИГРАЦИИ.

«ПРЕДМАРТОВСКАЯ» ПОЭЗИЯ И ПУБЛИЦИСТИКА

30-е годы — качественно новый этап в истории немецкой литературы. Важнейшим событием, обозначившим начало этого этапа, явилась Июльская революция 1830 г. во Франции. В соседней Германии революционные события воспринимались особенно остро: как вдохновляющий пример и призыв к действию. В ряде германских государств началось брожение, порою выливавшееся в открытые выступления. Возникали тайные организации, среди них — «Общество прав человека», созданное Г. Бюхнером и Ф. Л. Вейдигом. «Послание к гессенским крестьянам» (1834), подготовленное Бюхнером, — один из самых ярких образцов домарксистской революционной публицистики в Германии.

Общественно-политические темы заняли главенствующее место и в немецкой литературе. В критике стало популярным слово «тенденция», а дата смерти Гёте (1832) воспринималась как рубеж, обозначивший конец «художественного периода», когда внимание писателей было сосредоточено преимущественно на эстетических проблемах.

Хотя в эти годы продолжается поэтическая деятельность Эйхендорфа, Уланда, Шамиссо и других поэтов-романтиков, лицо немецкой литературы 30-х годов определяют другие имена: Л. Берне, писатели «Молодой Германии», К. Иммерман, Г. Бюхнер, Г. Гейне.