История вторая: Самый маленький офицер
Шрифт:
… Они прощались ночью в «детской комнате» отделения милиции, в котором оказались, не успев уйти от ночной «облавы» на беспризорников. Впервые Шакалы расставались, глядя друг в другу глаза, и просто не знали, что сказать. Той ночью один из них, Гек, сошел с ума. Ещё двоих потом увезли в больницу — по ним ударила ломка от сильных переживаний, а ПС уже давно неоткуда было достать. Крыс рыдал, уткнувшись в плечо Тиля, а Тиль… не знал, что сказать. Понёс какую-то чушь, заставил Крыса на себя обидеться. Думал, так легче будет… оказалось — тяжелее. До сих пор тяжело. Им казалось — так не бывает. Война и жизнь для них были равнозначны.
Наутро им сказали, что война закончилась шесть месяцев назад.
… Шакалы не умеют прощаться. Хорошо, что Сивый ушел решительно и быстро. А то было бы, как с Крысом… Навкино болото, а ведь Крысик тоже был белобрысым и маленьким! Случайность, судьба… или просто напомнил, и только поэтому возникла дружба?..
В принципе, Крысу всегда было далеко до своего предшественника. Он казался младше, хотя был, на самом деле, старше Сива. Он не покорил Капа с первого взгляда, которому доверяли все Шакалы, знали, что Кап ошибается редко.
Шакалы шли по улице безбоязненно, презрительно разглядывая немногочисленных оставшихся жителей. Характерный шакалий прищур — взгляд слабого хищника-падальщика на ещё более слабую жертву. На тех, что постарше, — настоящий камуфляж, но цвета всё равно почти не разобрать. У всех оружие, его много, ведь это их единственная гордость.
Мирные жители глядят на них со страхом, не замечают даже, что самому старшему среди Шакалов едва сравнялось шестнадцать.
У почти вдребезги разнесённого дома Шакалы вдруг останавливаются, показное презрение во взгляде сменяется любопытством: у дома стоит ребёнок, смотрит на стаю исподлобья, даже не на стаю, а в упор на Капа.
— Вы пришли отомстить гадам, разрушившим мой дом? — звонко спросил ребёнок по-русски. Тиль, тринадцатилетний помощник Капа, невольно залюбовался смело выпрямленной спиной и такими знакомыми, злыми глазами. Глазами осиротевшего зверька, уже начинающего смутно осознавать, что он хищник.
Шакалы ждут ответа своего вожака. Кап медлит, затем встряхивает головой и хохочет — зло, но весело:
— Мы пришли помочь тебе отомстить!
Шакалы подхватывают смех, но пацанёнок их не боится. Стоит и очень по-взрослому думает над их словами. Затем вскидывает голову, зеркально повторяя движение Капа, и смело отвечает:
— Ну, давайте, помогайте!
Тут Тиль не выдерживает и, взглядом испросив разрешение у Капа, подходит, берёт лицо мальчишки руками и долго глядит в смелые, хотя и покрасневшие от прошлых слез, глаза. Потом протягивает мальчику свой пистолет-пулемёт — у него их два, вполне можно поделиться — и говорит, кривя губы в улыбке:
— Это помощь раз.
К ним подходит Кап, бесцеремонно отодвигает Тиля и протягивает пацану две молочно-белые капсулы из собственного запаса:
— А это помощь два.
— И не смей больше плакать! — усмехнувшись, велит напоследок Тиль, и оба уходят. Шакалы уходят прочь от взорванного дома.
— Подождите! — кричит им мальчишка и бросается следом, сжимая в кулаке ещё незнакомые ему капсулы ПС, а подмышкой новое оружие.
Шакалы не оборачиваются, только Тиль на секунду бросает назад взгляд и вновь отворачивается, но этот жест выглядит приглашающе.
— Разве вы не останетесь? — неуверенно спрашивает мальчик, нагнав стаю.
Кап снова смеётся, и снова его смех подхватывают остальные. Тиль с улыбкой поясняет:
— Здесь тебе мстить некому. Но, если хочешь, я тебе покажу, кому.
Мальчик колеблется — похоже, новые знакомые его немного пугают, но потом он откидывает русую чёлку ото лба и заявляет:
— Хочу.
Шакалы поглядывают на происходящее с любопытством, но шага не замедляют, а Тиль крепко берёт нового знакомого за руку.
— Тебя как зовут? — спрашивает мальчишка, для которого обмен именами — обязательный ритуал начала любой дружбы.
— Тиль.
— А меня…
Тиль мягко зажимает ему рот ладонью, слегка морщась, когда мальчишка его кусает, и поясняет, наклонившись, вполголоса:
— Неважно, как тебя раньше звали. А я тебя буду звать… — он окидывает оценивающим взглядом чумазую мордашку, — Сивым. Ты не против? — и отпускает.
Мальчик поднимает непонимающий взгляд на Тиля, и тот замечает, что серые глаза совершенно шальные, лихорадочные. Из них вот-вот выплеснется истерика — и, наверняка, не первая уже.
— У тебя в кулаке две белые горошины. Положи обе под язык, — приказывает Шакал нетерпящим возражений тоном. Когда гранулы исчезают во рту, Тиль кивает удовлетворенно: — А теперь молчи и жди.
Ну, вот и всё. Действительно, остается только молчать и ждать. В конце концов, из Сивого выйдет отличный Шакал, дай только время. Ему будет некогда с ужасом думать, что родителей больше нет, некогда тосковать. А уж отомстит он войне с лихвой, Тиль очень надеялся. Уж очень выделялся этот мальчишка и среди развалин, и среди обретённой стаи: маленький, беленький, в бежевой, уже, правда, изрядно запачканной гарью, курточке. А Тиль на контраст был падок и ничего не мог с собой поделать. Хотелось иметь этот «выделяющийся кусочек» у себя под рукой…
Дверь в номер тихонько приоткрылась и вновь закрылась. Зашуршал опускаемый на пол пакет, негромкие шаги пересекли прихожую. Заболотин-Забольский погасил экран компьютера и повернул голову, хмуро вывел:
— Надо же, явился. Я уж думал, ты там ночевать остался.
Его ординарец вытянулся и прищелкнул воображаемыми каблуками:
— Виноват, ваше высокородие. Опоздал на, — он поглядел на свои часы, — четыре минуты.