История Золушки
Шрифт:
Но здесь и сейчас, разделив обед с сенатором князем Дашковым и его супругой Ольгой, Кира чувствовала себя чужой. Яков был здесь на месте, а она – нет. И понимание этого заставляло Киру нервничать. Она не стеснялась и не робела, – с чего бы вдруг! – не испытывала чувства неловкости, но ей было здесь некомфортно, и даже присутствие Якова не могло исправить положения. Поэтому даже то, что могло и должно было доставить ей удовольствие, Кира воспринимала, что называется, одним лишь умом, но никак не сердцем.
Нельзя сказать, что она не могла оценить антураж и интерьер. Могла и оценила. Во всяком случае, ей хватило для этого и образования, и воспитания. Да и со вкусом у нее все в порядке. Обед проходил в большом залитом ярким электрическим светом зале – сплошной мрамор, хрусталь, зеркала и бронза – за столом,
То же самое можно сказать и о самом обеде, то есть о тех блюдах, которые им подавали вышколенные до полной потери индивидуальности официанты, и о тех винах, которые рекомендовал к выбранным блюдам безукоризненно вежливый, но не теряющий собственного достоинства сомелье. Несмотря на тяготы военного времени, продукты и блюда, из них приготовленные, могли удовлетворить любой самый изысканный вкус. Кира, конечно, не являлась записным гурманом, но кое-что в жизни пробовала и она. Ездила с родителями в Швейцарию и Францию, бывала в Греции, где ей пришлось не только жить, но и воевать, служила в Синьцзяне и Туркестане, воевала в Сербии и Словакии. В общем, приобщилась тут и там к блюдам местной кухни, обедала в простых харчевнях, где, к слову сказать, подавали иногда совершенно выдающиеся блюда, и в хороших, а временами и дорогих ресторанах в Стокгольме и Варшаве, в Урумджи и в Хабаровске, и много где еще. Так что ей было с чем сравнивать, но удовольствие, полученное ею от яств и вин, тоже было скорее рассудочным, чем эмоциональным. Не то место, не та компания – все не то. Да и разговор за столом оставлял желать лучшего. Ходили вокруг да около, выписывали кренделя, не произнеся за все время ни единого слова в простоте. И лишь в самом конце, когда подали кофе и десерт, БывшаяСкавронская задала вопрос, который тенью отца Гамлета все время маячил где-то там, на периферии зрения. В подразумеваемом подтексте и в широком, хорошо знакомом всем присутствующим контексте обсуждаемых между делом тем.
– Так ты все это время не прекращала летать? – спросила наконец Ольга о том, что, по-видимому, интересовало ее больше всего.
– Да, – подтвердила Кира, не собиравшаяся делать из этого секрет. – Как закончила училище и до сего дня.
– На истребителях?
– Да! – Ну, что же делать, если все так и обстояло в действительности?
– Хотели, правда, пересадить на транспортные самолеты, – внесла поправку через мгновение: – Дважды. Но ты же меня знаешь, Оленька. Уперлась и ни в какую. В конце концов, командование отчаялось и оставило меня в покое.
Если упрощать, то все так и случилось. Кира не солгала ни единым словом, хотя ее история была куда сложнее той версии, которую она была готова озвучить и озвучила за этим столом. Вернее, историй было две, и обе из разряда «весьма жизненных».
В первый раз отлучить Киру от истребителя попробовал начштаба запасного авиационного полка Куделькин. Несмотря на легкомысленную фамилию, Федор Аполлинарьевич был крупным, не лишенным обаяния мужчиной в самом расцвете лет. В Отдельную дальневосточную армию подполковник Куделькин прибыл из Хазарии, где и оставил – до новых распоряжений – свою семью, жену и троих детей. Вот с этого, собственно, все и началось. Начштаба прибыл на место, принял дела у своего предшественника и с удивлением обнаружил в полку подпоручика Амелину. Девушка она была симпатичная, если не сказать большего, и к тому же молодая. Как минимум лет на двадцать моложе жены подполковника, да еще и не рожала. Вот Федор Аполлинарьевич и вознамерился подложить Киру под себя. Не первый и, увы, не последний, но совершенно определенно единственный за все годы ее службы патентованный хам. Другого такого подлеца Кира не встречала потом нигде. Разные попадались, но Куделькина превзойти не смог больше никто.
Что ж, подполковник решил, что Кира легкая добыча, а она послала его далеко и нецензурно. Он намека не понял и попробовал применить силу, но не тут-то было. Нашла, что называется, коса на камень. Он порвал на Кире тужурку, она сломала ему нос и безропотно села на «губу». На этом закончился первый раунд,
Если бы Федор Аполлинарьевич не был таким хамом, она, пожалуй, разрешила бы конфликт мирным путем, то есть через койку. Меньшее зло, как говорится. Но такому ушлепку, как Куделькин, она решила не давать из принципа и вечером в столовой – и разумеется, при свидетелях – оскорбила его таким образом, что у подполковника не осталось иного выхода, как вызвать ее на дуэль. Вызвал, но, как тут же сообразила Кира, делать этого, то есть стреляться, на самом деле не собирался. Он лишь сказал, что будь она мужчиной, он бы… Но вот беда, увлекшись своими эротическими фантазиями, Федор Аполлинарьевич забыл, что перед ним не только женщина, но и офицер Русской императорской армии. А офицерский кодекс чести, он и в Азии кодекс. Так что пришлось ему стреляться по-настоящему. И тут выяснилось, что стреляет этот нелетающий летчик плохо и попасть в Киру с пятидесяти шагов не может. Она же, позволив ему опростоволоситься, выстрелила в воздух и тем окончательно уничтожила его репутацию.
Куделькин после этого вынужден был спешно покинуть полк, но и Кире «прилетело». Перевели на связной самолет. Тем бы дело и кончилось, но не было бы счастья, да несчастье помогло. Через месяц после перевода случился российско-китайский инцидент, и ханьские бомбардировщики взялись бомбить аэродром, на котором базировался учебный полк. Противовоздушная оборона атаку элементарно прозевала, а на аэродроме из трех десятков летчиков при десяти готовых к взлету машинах взлетели только двое – командир полка и пилот связного самолета. Боезапаса в истребителе, который подняла Кира, не было, но, мотаясь взад и вперед между китайскими бомбовозами, она их перепугала больше, чем если бы стреляла. В общем, совместными усилиями полковник Вострецов и подпоручик Амелина атаку сорвали, хотя и не сбили ни одного китайца.
За этот бой Киру не наградили, но зато сначала без шума вернули в строй, а еще через пару месяцев перевели в линейный полк в Польшу. Ну, а во второй раз отлучение случилось из-за острой мизогинии [51] генерала Верховского – командующего авиацией 23-й армии. Но тут уж Кире помогли старые знакомые по штабу ВВС Западного фронта. Ее попросту перевели в другой полк. В рамках ротации старослужащих. И пойди придерись!
За долгие века своего существования человеческая цивилизация так и не нашла лучшего средства от душевных невзгод, чем секс и алкоголь. Не то чтобы не искали. Искали, да еще как, но ни психоанализ, ни фармакопея так далеко пока не продвинулись, а вот проверенные средства, что называется, всегда под рукой. Поэтому, когда после обеда чувствовавший себя виноватым Яков предложил «немного передохнуть», Кира не возражала. До приема у герцогини Лихтенбергской оставалась еще уйма времени, так что «отчего бы и нет». Единственное, чего не приняла в расчет Кира, это размаха, с которым Львов-Курбский взялся «замаливать грехи».
51
Мизогиния – ненависть, неприязнь, либо укоренившееся предубеждение по отношению к женщинам, женоненавистничество.
Для начала, «чтобы не тратить времени зря», он снял номер здесь же, в «Эксельсиоре», приказав подать туда шампанское, фрукты и шоколад. Так что «между тем и этим» у них действительно нашлось время и на это, и на то. Кровать в люксе, который снял отнюдь не стесненный в средствах Яков Курбский, оказалась ничуть не хуже, чем в его собственном Старом дворце. Впрочем, и персидский длинноворсный ковер лег Кире под спину, как родной, но ей понравилось, в принципе, везде, где они с Яковом вместе снимали стресс: и в кресле, и на столе, и в ванной комнате…