История
Шрифт:
– Поверь мне, патлатый, – ухмыляется Иван Абрамович, – мы еще и не таких ломали. Во всем признаешься, все подпишешь, это без вариантов. Ты даже сам поверишь во все, что нам нужно. А потом еще и имущество свое на нас отпишешь. И будешь благодарить, что жизнь тебе подарили. Ну, это, конечно, если будешь сотрудничать. Продолжишь упираться, долго не проживешь. Ну, что, подумал? Есть что нам сказать теперь, после того, как мы тебе слегка объяснили, как нужно себя вести, кто ты есть и что с тобой может случиться дальше?
– Пути господни неисповедимы, – произносит Распутин, глядя на отморозков, только что пытавших его.
– Охуеть какая глубокая философия, – осклабился
– Пути господни неисповедимы, – повторяет старец. – Это, выходит так, что я пережил покушение в Юсуповском дворце, отравление, стрельбу, плавание в ледяной воде. И все ради того, чтобы попасть в руки к такой вот мрази, как вы? Лучше бы меня Юсупов пристрелил. Или этот, как его там, Доктор-Смерть отравил бы. Не так обидно бы все получилось. Где же это я так оступился, чтобы попасть в руки к подобным выродкам? Кто вас допустил на государственные посты, пархатое отродье!
Распутин вскакивает со стула, глаза его горят. Но, к сожалению, руки старца находятся за спиной и закованы в наручники.
– Что так не толератно, патлатый? – кричит Липкин, вставая со стула одновременно с капитаном. – За оскорбления придется ответить придурок. Очень скоро ты обо всем этом пожалеешь.
– Паразиты на теле российского государства! – кричит в ответ Григорий Ефимович. – Нехристи поганые! Зачем же вас из зоны оседлости выпустили?
Липкин подходит к разбушевавшемуся арестанту и бьет ему по яйцам ногой. Старец стонет и сгибается от боли. Липкин дважды ударяет Григория Ефимовича кулаком по затылку. Распутин теряет сознание и падает на пол.
– Так, капитан, пока это нацистское чмо тут отдыхает от беседы с нами, тащи сюда набор первой помощи, – говорит Липкин, поставив ногу на голову Распутина. – Скальпель, иглы, конфорку. Сыворотку правды неси тоже. Ну, и, давай еще, проводки электрические. Сделаем из него лампочку Ильича. Пусть посветит нам немного, а то сейчас рано темнеет…
Устранение. 2.2.
«Я, Григорий Ефимович Новых, родившийся в селе Покровское, Ярковского района Тюменской области 9 января 1969 года, признаю себя виновным в ряде преступлений, перечисленных ниже. Признаюсь в своих преступлениях добровольно и чистосердечно, без всякого на меня давления следственных или иных органов государственной власти. Тяжелый груз совершенных мною злодеяний не дает мне покоя и заставляет каяться в содеянном.
Вечером 8 ноября 2019 года я находился в квартире доцента О. В. Соколова, где вместе с ним и его любовницей Анастасией распивал алкогольные напитки. Находясь в подпитии, Соколов нарядился в форму Наполеона, требовал, чтобы все называли его не иначе, как «Сир», разговаривал на французском, делал вид, что не понимает русской речи. Олег Валерьевич размахивал саблей, наводил на меня и свою любовницу обрез, требовал, чтобы мы начали маршировать по квартире.
В ответ на эти действия, я, пользуясь некоторым сходством с Григорием Распутиным, нарядился в этого персонажа. Одежду я брал с собой, чтобы продемонстрировать своему приятелю Соколову, в роли кого я буду выступать на следующей реконструкции. Я, являясь русским патриотом и, в хорошем смысле этого слова, националистом, наоборот, говорил на русском, делал вид, что не понимаю французского языка, периодически кричал: «Деды воевали!», «Можем повторить!», «Поднимемся с колен вместе с Россией!» и тому подобные патриотические лозунги.
В целом, наша полемика с Соколовым была довольно забавной и являлась, скорее, чем-то юмористическим. Но его девушке, Анастасии, это все почему-то не понравилась. Она начала кричать на нас, называть нас импотентами, старыми дегенератами и иными обидными словами. Понимание русского языка вновь вернулось к Олегу Валерьевичу. Он взял обрез и застрелил свою подругу.
Затем Соколов стал плакать, сокрушаться о том, как же так нехорошо вышло. Он очень переживал, что труп горячо любимой девушки скоро начнет портиться. Тогда я предложил Олегу Валерьевичу свою помощь, взял топор и ножовку, с помощью которых расчленил труп девицы. Так как я теперь являлся соучастником этого преступления, то решил избавиться от лишнего свидетеля. Мы с Соколовым стали выносить пакеты с частями тела девицы и выбрасывать их в Мойку. Когда Наполеон бросал в реку очередной пакет с Жозефиной, я толкнул его в холодную воду, а затем прыгнул туда сам.
Я утопил Соколова, не давая ему всплыть к поверхности за воздухом, стараясь избавиться от свидетелей, но, так как вода была холодная, я переохладился, ослаб и был выловлен сотрудниками МЧС. Пока я лежал в больнице под ИВЛ с пневмонией, я обдумал свои действия и, после частичного излечения, добровольно явился в ФСБ и во всем чистосердечно признался.
Я раскаиваюсь в совершенных мной преступлениях, приношу извинения родственникам пострадавших от моих действий и готов понести наказание в соответствии с законами Российской Федерации.»
Подполковник Липкин заканчивает читать признание Григория Распутина, кладет на стол этот, так сложно добытый лист, и, как служебная собачонка, выполнившая команду своего хозяина, подобострастно смотрит в глаза начальнику – генералу Ваткину. В кабинете возникает неловкое молчание.
– Вы все угадали, товарищ генерал, почти слово в слово! – говорит восхищенный Липкин. – Во всем признался этот душегуб патлатый. Дело почти сенсационное получается. Можно, думаю, даже интервью дать первому каналу. Расскажем там, как под вашим чутким руководством, я, при помощи капитана Гамбургского раскрыл такое запутанное преступление. Что этот гражданин Новых, косящий под Распутина, мог бы попросту сбежать и избежать наказания. И тогда во всем бы обвинили доцента Соколова, который, якобы, сам утонул, пытаясь утилизировать запчасти своей подружки.
– Нет, Липкин, так не пойдет, – качает головой генерал. – Раскрыл ты это преступление запутанное – молодец, спасибо тебе, герой! Но только ты не понимаешь, что дело это политическое. А когда речь идет о политике, то все эти пьяные разборки историков с применением орудий каменного века отходят на второй план. Понимаешь?
– Так точно, товарищ генерал, понимаю! – отвечает Липкин. – Историк был не виноват! Этот патлатый его подставил. Сначала телку убил, а затем и Наполеона. Попилил их и бросил в реку. Так, товарищ генерал?
– Совсем не так, подполковник, совсем не так, – возмущается Ваткин. – В этом деле не может быть невиновных. Понимаешь? И телка эта, и Соколов, и твой узник – все виноваты! Даже мы с тобой тоже грешны и виновны! В нашей стране невиновен и неподсуден только один человек! Я бы даже сказал, что он больше, чем человек!
Генерал с блаженной улыбкой смотрит куда-то вверх. Липкин догадывается, о ком говорит начальник, и начинает смотреть примерно в том же направлении.
– Наш бессмертный президент! – восторженно произносит генерал. – Про него тот самый Соколов даже стихи написал «Наш президент – он наш герой. И верный друг для нас с тобой!» Какие стихи замечательные! Непонятно, как человек такое написавший, смог совершить подобное преступление? Телку расчленить не каждый сможет!