Истощение времени (сборник)
Шрифт:
Но трактор шел, не обращая никакого внимания на Канзыбу, упрямый и спокойный. Канзыба злилась, била по гусеницам, брызгалась и грязными холодными каплями залетала в кабину. А трактор шел и шел, относясь к ней с пренебрежением, которому он научился у своего хозяина.
Букварь приготовился к тому, что Канзыба будет выкидывать штучки, зло шутить, крутить трактор, волочить его по течению. Но трактор двигался уверенно, упираясь стальными лапами в землю, и река его беспокоила мало. И, когда Канзыба поняла, что с трактором ей ничего не сделать, она принялась за людей.
Она
Вода медленно и равномерно подымалась, мутная, быстрая, дошла до колен, леденила тело. «Ну и черт с ней!» – успокоил себя Букварь. А вода поднималась неотвратимо, как гангрена, и Букварю на секунду стало страшно. Вода обожгла живот, поднялась до груди. Краешком своим щекотала кожу под карманом рубашки…
Букварь посмотрел на Эдика. От него остались только плечи, руки на руле и голова. Как в фокусах Кио. Букварю стало смешно. Он захохотал.
– Надо мной? – серьезно спросил Эдик.
– Над Канзыбой! Чувствуешь, испугалась!
– Чудной ты, – сказал Эдик.
Вода отступала, опускалась, убегала из кабины. Теплее от этого не становилось, но стало веселее. Трактор подбирался к берегу, к серой галечной плеши в ржавых острых камнях. Эдик уже не был таким серьезным и собранным и начал ворчать:
– А теперь еще плестись в Кошурниково и там плавать…
Он ворчал, ругался и вспоминал, в каком симпатичном доме жил в Кунцеве, с палисадником и телевизором, и как удобно было ездить на работу в Москву в утренней переполненной электричке.
Трактор вылез из Канзыбы и, усталый, поработавший, замер на гальке. Букварь высунулся из кабины и сказал Канзыбе:
– Ну привет!
Слева, сбоку, по откосу бежал шофер. Он тащил сапоги и сухой ватник. Он, наверное, бежал так все время, потому что вчера, когда Букваря утягивала Канзыба, он тоже видел бежавшего шофера.
– Все в порядке! – закричал Букварь. Он боялся, что лицо шофера снова станет несчастным и унылым, и кричал поэтому бодро.
– Я тебя все ждал и ждал, – виновато начал шофер, – я уж тут поставил машину у съезда и все ждал… Я уж не спал… За тебя испугался…
– А Кустов твой – сволочь, – сказал Букварь.
– …Я тебя сейчас с ветерком доставлю…
– Да? – спросил Эдик. – С ветерком? Вдоль Канзыбы? Возвращайся-ка ты домой и ложись на лежанку! Я его отвезу. Там теперь только трелевочный пройдет.
Теперь, когда спало напряжение, Букварь снова почувствовал температуру, и снова его стало знобить, и он обмяк, и прислонился к стенке, и рассеянно слушал далекий разговор.
– А может, – расстроенно сказал шофер, – я смогу по насыпи…
По насыпи шагали слоны.
Слоны были разноцветные: голубые,
Синий слон сплюнул, выругался, сказал: «Хорошенького помаленьку!» – и сошел с насыпи. Букварь крикнул ему: «Погоди!» Слон обернулся, и тогда Букварь увидел, что у него нет хобота, а лицо – Бульдозерово. Только уши болтались, слоновьи и синие.
Букварь бежал за слоном, за синими ушами, бежал долго, и, когда догнал, на Бульдозеровом лице вырос синий хобот и отбросил Букваря назад.
Слон хохотал, стоя на задних ногах, подперев передними круглые бока, хохотал и орал на всю тайгу: «Все вы такие! И Николай такой!»
И тогда Букварь вспомнил, куда он шел. Он побежал. Замелькали перед его глазами ветви, коричневые стволы, мокрые мелкие листья. Букварь спешил, топал сапогами, несся, сжав кулаки. И тут встала на его пути Канзыба.
Противоположного берега не было видно. Вода, переваливаясь через камни, стирала траву и цветы, мчалась на Букваря, готовая схватить его и бросить на дно. Букварь пятился, стукался о камни, и, когда ржавая вода была уже в двух метрах, он споткнулся еще раз и упал, опрокинувшись на спину.
Он увидел: рядом на камне сидел худой Дьяконов в жестяном плаще с удочкой в руках и ловил в Канзыбе рыбу.
«Я ловлю не рыбу, – обиделся Дьяконов, – у меня на леске магнитофон. Я записываю рыбьи разговоры. Утром мне повезло. Утром рыбы пели. Я прокручу пленки в концертном зале. Мы живем, заткнув уши ватой. Видишь, у тебя торчит вата?»
Дьяконов нагнулся и стал вытаскивать вату из ушей Букваря. Он вытаскивал долго и красиво, как фокусник. Потом он начал тащить вату у Букваря изо рта. И тут Букварь увидел, что это никакой не Дьяконов, а самый настоящий Зименко, да еще в чем-то белом. «Ничего себе горлышко, – сказал Зименко. – У него ангина. Просто ангина. Она пройдет».
Вата вытягивалась и вытягивалась вверх и где-то высоко-высоко превращалась в жарки. Цветы собирались вместе в оранжевую кучу и висели над землей круглым теплым шаром.
Шар покачивался, словно танцевал, и пел шепотом: «Ты хотел говорить с Николаем, ты хотел…»
Букварь вскочил и побежал снова. Он увидел Николая. Николай сидел на скале, на самой ее вершине, на каменной тарелке, в шинели, свесив ноги в начищенных сапогах. Букварь подбежал к скале и начал карабкаться по камню. «Три точки. Не забудь про три точки». Сверху говорил репродуктор. Букварь лез вверх, иногда помогал себе зубами. Над ним висели сапоги. «Все такие!» – заорал где-то сзади Бульдозер. Букварь обернулся и вдруг понял, что сорвался и летит вниз. Он летел со свистом и кричал, знал, что сейчас врежется в землю, в деревья, в камни. Но земля не приближалась к нему. Наоборот, она уплывала от него, становилась все меньше и меньше, превращалась в голубой шар размером с арбуз.