Истребитель 2Z
Шрифт:
— Вы много знаете, Лебедев.
Но Лебедев отрицательно покачал головой:
— Уверяю вас, что до сегодня я ничего не знал. Но достаточно было ваших отрывочных намеков, чтобы каждый политически грамотный человек сообразил, как в действительности обстоит дело, и дал бы ему единственно правильную оценку.
Урландо усмехнулся:
— Это ваше личное мнение?
На усмешку противника Лебедев твердо сказал:
— Да нет яге. Любой большевик вам так скажет. Ну, хорошо, я — член Всесоюзной коммунистической партии большевиков, партиец. Но вот
Штурман серьезно и строго посмотрел на Урландо:
— Синьор, вы никогда не станете могущественным. Наглее станет только ваш хозяин — фашизм. Вы — только слепое орудие в его руках, исполнитель его страшной программы — истребления всего прогрессивного человечества. Лишь только вы, как подрядчик, сдадите хозяину свою машину, вы станете для фашистских заправил неудобным, и от вас постараются избавиться. От политики вы не спрячетесь даже на дне океана.
Урландо вскочил в бешенстве:
— А я докажу вам!
Он хлопнул в ладоши. Стол с остатками завтрака исчез. В комнату вошли четыре рослых человека. Урландо что-то приказал им на языке, которого не поняли ни Лебедев, ни Гуров. Люди грубо схватили их за руки. Лебедев насмешливо крикнул:
— Таково ваше доказательство?
Гуров презрительно прищурился на Урландо:
— Фашистский десерт к завтраку?
Урландо закусил губу, потом быстро сказал:
— Я докажу вам мое могущество. Штурман отправится к себе. Вы, Лебедев, останетесь здесь. Будете дожидаться.
Двое людей, выворачивая руки, бросили Лебедева лицом на тахту. Когда он вскочил, в комнате уже никого не было. Лампа в плафоне начала уменьшать свою яркость.
Лебедев сжал кулаки:
— Ну, погодите!.. Расчет после…
Праздник авиации
За город на праздник авиации ехали всем заводом. Были мобилизованы все грузовики заводского автотранспорта.
Инженеры тоже все собирались на праздник. Валентина Михайловна приготовила мужу новый костюм, собственноручно прикрепила к нему старую награду Груздева — орден Трудового Красного Знамени. Груздев надел пиджак, подошел к зеркалу, крикнул:
— Валя, Лика, куда девали старый пиджак?
Он отвинтил от старого лацкана ворошиловский значок и, невзирая на протесты жены, начал перочинным ножиком буравить новый лацкан. Прикрепил значок рядом с орденом, чуть пониже. Опять посмотрелся в зеркало, понравился сам себе. Лика заметила отцу:
— Папа, ты боевой!
Над праздничным полем резвились быстрые самолеты. Они свечой взлетали к редким облакам, вертелись там в фигурных «петлях» и «бочках» высшего пилотажа. Валентина Михайловна ахала. Из рупоров летела музыка. Веселый голос конферансье в перерыве между двумя маршами предупредил:
— Сейчас звено самолетов поздравит публику с праздником.
За перелеском послышалось рычание мотора. Почти над головами зрителей прогудели три быстроходные машины.
— Бреющий
Рядом вскрикнула от неожиданности Валентина Михайловна:
— Что такое?
Голованов поспешно сдернул фуражку, вертел головой, поднимался на цыпочки, хохотал:
— Духами опрыскали… Вот так поздравили! Ура-а…
Сверху падал душистый дождь.
Валентина Михайловна вытерла лицо кружевным платочком, вдохнула аромат душистых капель искусственного дождя, лившего из трех самолетных распылителей, безошибочно определила:
— «Крымская роза». Какая прелесть!
В парадном марше на центральную площадку вышли бесконечной вереницей юные авиамоделисты, построились. Вот запели горны, и торжественно ударил оркестр:
Вперед, самолеты героев…И тогда сотни моделей, легких авиаптиц, взлетели вверх, закружились, плавно качаясь в воздухе, и двинулись вдоль аэродрома мимо зрителей. Сотни тысяч людей крикнули:
— Ура!
Груздев тоже кричал «ура» и не сразу почувствовал, что Голованов вцепился в его руку:
— Владимир Федорович, а ведь вот она где… Впрочем, я вам после расскажу… Вы только наблюдайте.
Потом с разноцветными парашютами спускались парашютистки, а веселый голос смеялся из рупоров:
— Холостяки, не зевайте, любуйтесь, как самые красивые девушки в мире спускаются к вам с советского неба…
…Голованов почему-то не любовался парашютами, похожими на нарядные одуванчики, а пристально смотрел вдаль, где за рекой над перелеском кружилась большая авиамодель и никак не хотела приземлиться.
И даже в авто, возвращаясь с Груздевым в город, Голованов сидел молча. Валентина Михайловна щебетала, довольная:
— Знаешь, Лика, теперь все вернутся домой, надушенные «Крымской розой».
На следующий день Голованов был в мастерской раньше всех. Когда же пришел Груздев, он сказал:
— А у меня мыслишка, Владимир Федорович…
Они уединились в кабинете инженера. Голованов, к удивлению Груздева, запер дверь на ключ. Почему-то Груздеву в тот момент вспомнился Лебедев. Затем Груздев забыл обо всем и перестал удивляться. А карандаш Голованова все бегал по бумаге, вычерчивая несложную модель простейшего самолета:
— Если неприятель залезет на такой потолок, что его из зенитки не достанешь, — тогда как быть? — шопотом спрашивал Голованов. — Даром снаряды тратить? Трескотню разводить? А у меня мыслишка… Если бы к модели приладить крохотный моторчик, а модель бы с хорошей начинкой…
— Говори ясней, милый юноша, — нахмурился Груздев.
— И так говорю яснее ясного, Владимир Федорович… А управлять этой игрушкой можно на расстоянии, по радио. На нас, скажем, налет, а мы завесу из таких птичек развернем. Обыкновенный снаряд летит по траектории, только и всего. А наш снаряд будет летать по воздуху по всем направлениям, как нам на земле желательно.