It's not about age
Шрифт:
«Они уже у флага! Прикрой их!» - донеслось из леса, и я заметила, как стоящий напротив меня незнакомец расслабился и выпрямился.
– А что за флаг?
– осмеливаюсь поинтересоваться, хотя понимаю, что мой вопрос совсем некстати.
Какое-то время он просто смотрит на меня, а затем идет туда, откуда донесся голос. Я пытаюсь идти за ним, но у меня это плохо получается. Боль в моем колене так и не утихла, поэтому я то скачу на одной ноге, то хромаю. Пытаюсь не отставать, но у меня почти нет сил, чтобы двигаться дальше. Не заметив небольшой бугорок, я спотыкаюсь и вновь совершаю фирменное падение. Отдышавшись несколько секунд, поднимаю голову и вижу, как двое мужчин разговаривают, затем расходятся. На
– Обопрись на нее всем телом и поднимись на ноги. Потом используешь ее в качестве опоры во время ходьбы. Ясно?
– говорит он весьма уверенно, а значит, хочет мне помочь. Я делаю все, как он сказал и поднимаюсь, облокотившись об палку. Затем смотрю на него и пробую сделать несколько шагов, которые достаются мне с весьма мучительной болью. А может, не такой уж и мучительной. Но болевые ощущения все равно есть.
– Тебе повезло, потому что сегодня нам по пути. Если хочешь выжить во время дороги домой - выполняй все то, что буду говорить я. Ясно тебе?
– произносит он, глядя по сторонам.
Я киваю и приближаюсь к нему.
– Меня зовут Гвендолин, кстати, - говорю я ему так тихо, что боюсь, что он не услышит меня. Он молчит. Значит, точно не услышал. Вздохнув, я медленно иду дальше.
– А как тебя зовут?
– осмеливаюсь спросить я, хотя не рассчитываю на ответ.
– Эрик, - отвечает он.
Я улыбаюсь и молча иду за ним.
========== IV. Eric ==========
Темно, хоть глаз выколи. И черт меня дернул связаться с этой беспомощной калекой. Боковым зрением замечаю, что она медленно плетется, и замедляю шаг.
– Ну, ты скоро там, беспомощная? Или тебя оставить тут?
Перепуганный взгляд, и она идет быстрее, а я ухмыляюсь. Захотела в город - пусть терпит. Не понесу же я ее на руках. Через пару минут мы выходим к железнодорожным путям, шпалы которых напоминают мне мертвые тела одиноких, задушенных змей. Как ни странно, поезда не слышно. Я ожидаю его прибытия через пять или десять минут, может быть, хотя, по правде говоря, и понятия не имею, когда он прибудет.
– И все же надо было выучить это расписание, - тихо бормочу под нос.
– Что?
– мой слух режет ее голос.
И до чего же он у нее писклявый, лучше бы она ничего не говорила. Понятия не имею, почему я желаю ее молчания. Проблема не только в том, что ее голос писклявый. Проблема кроется в чем-то другом. Этот голос напоминает мне нечто странное. Нечто-то, что мне только предстоит пережить в дальнейшем, прячущимся за горами, будущем. Это странное чувство таится в ее голосе, хотя может означать что угодно.
– Не с тобой говорил, ясно? Сядь и жди, - обращаюсь я к Гвендолин, чье имя вспарывает швы моего прошлого.
Гвендолин. Одно ее имя заставляет меня вспомнить ребенка, которого я держал на своих руках, тихо убаюкивая и покачивая. Этот ребенок был не просто младенцем, как для многих, этот ребенок был для меня источником счастья, которое я испытывал при каждом соприкосновении с ее руками, ногами и затылком. Но сейчас передо мной не маленький ребенок, одетый в миленький комбинезон, передо мной незнакомая мне девочка, по имени Гвендолин, которая садится на камень и начинает ковырять свое кровавое колено.
– От того, что ты расковыряешь рану, твое колено не заживет, - вздохнув, обратился к ней.
Не прошло и секунды, как вдали послышался
– Поднимайся. Нужно будет прыгать, - говорю я ей, но она делает испуганную гримасу и мотает головой, как я и думал.
– Но я не могу и шага нормального сделать.
Мне прекрасно известно, что она сейчас опять захнычет, если я настою на своем. Подойдя к ней и, встряхнув ее как следует, чувствую, что она намертво вцепилась в мою руку и ждет. Показался поезд, и я начинаю бежать, ощущая повисшую на моей руке Гвендолин. Из-за этой обузы я еле добегаю до последнего вагона и, закинув ее, запрыгиваю сам. Все произошло слишком быстро, и только сейчас я осознаю всю опасность и безумность произошедшей ситуации. Я мог иметь неосторожность не удержать ее. Но все позади. Дверь закрыта, и мы оба в вагоне. Гвендолин забилась в противоположный выходу угол и уже медленно подымается на ноги. Я располагаюсь неподалеку от нее, и при свете тусклой лампы бросаю на нее свой взгляд. Влажные локоны ее светло-русых волос прикрывают глаза того новорожденного создания, которое я держал в своих дрожащих, от бушующей во мне страсти, руках. Когда она убирает свои волосы за спину, я окончательно погружаюсь в ее прекрасные очи, в которых узнаю ту самую Гвендолин, которая побуждала во мне желание жить, ярко улыбаясь и громко хохоча над своей любимой игрушкой - маленьким, плюшевым, мишкой. Я подарил его ей, как последнее воспоминание из детства. Несчастливого детства, я бы отметил. Эта игрушка, которую я даровал Гвен, была единственной игрушкой моего детства. И все, что оставалось сделать мне, чтобы окончательно распрощаться с детством, - покончить с этой жалкой игрушкой, дразнящей во мне чувство зависти к другим детям, чье детство удалось на славу. Этот подарок пришелся по нраву моей юной подружке, она приняла это дарование и с тех пор радовалась, когда мы с ее старшим братом устраивали кукольное шоу с участием злобного медведя, похитившего невинную девчонку, отправившуюся в лес.
Гвендолин медленно, но уверенно встала на ноги, даже не подозревая, что на ее смотрит тот самый человек, который питал к ней таинственные чувства на протяжении ее первого года жизни с небольшим хвостиком. Поезд поворачивает, и Гвендолин, не сохранив равновесие, летит на меня. Поворот был не столь резким, устоять было можно вполне.
– Тебя хоть ходить научили?
– спрашиваю, пытаясь отстранить ее от себя.
Виноватый взгляд сверлит меня так, что я отворачиваюсь и смотрю в окно. Черный квадрат. Ничего не видно. Скорость невозможно ощутить, и если бы я был глух и не знал, что мы в движении, то вероятно, посчитал бы, что мы стоим на месте. Гвендолин садится на свою пятую точку, аккуратно поднимая колено, и устраивая его удобней.
– Почему ты согласился помочь мне? Ты же был занят.
– Игра шла под конец.
– Так почему?
– настойчиво требует ответа.
– Завтра утром у меня есть дела в Эрудиции. И не только у меня, - ухмыляюсь.
– Но это неважно. Это единственная причина, по которой я согласился.
Откровенно заулыбавшись, она кладет свою голову на мои колени. Я поднимаю бровь в недоумении, потому что до нее никто не позволял себе это. Уже было, решив убрать ее голову с моих ног, я замечаю, как она зевает и поднимает взгляд на меня. Тот самый взгляд, который пронзал мою душу одиннадцать лет назад. Взгляд новорожденного, дивного ангела, спустившегося с небес, чтобы спасти меня, тонущего в кромешной тьме.